Так, органами предварительного следствия Л. обвинялся в неосторожном убийстве С. совершенном при следующих обстоятельствах.

Несовершеннолетние Л., М., 3., Р., X. и С. приехали в охотничье зимовье. За ужином они выпили бутылку вина, после чего около зимовья по очереди стали стрелять по пустым банкам и бутылкам из самодельного пистолета. Сделав несколько выстрелов, С, X. и Р. вернулись в зимовье и сели за стол у окна, затянутого двумя слоями полиэтиленовой пленки, а Л., М. и 3. продолжали стрелять.

Около 18 часов, когда наступили сумерки, Л., будучи близоруким и находясь в нетрезвом состоянии, зарядил пистолет и со взведенным курком стал бегать около зимовья в поисках более крупной мишени, по которой можно произвести выстрел. Пробегая мимо зимовья, Л. споткнулся и, падая, непроизвольно нажал на курок пистолета. Произошел выстрел, которым сидевшему в зимовье напротив окна С. было причинено проникающее ранение левой половины грудной клетки с повреждением легкого, от которого наступила смерть. Районный народный суд оправдал Л. в совершении неосторожного убийства за отсутствием в его действиях состава преступления. В кассационном и надзорном порядке приговор был оставлен без изменения. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об отмене всех судебных решении и направлении дела на новое судебное рассмотрение, указав, что Л. не предвидел последствий своих действий, но по обстоятельствам дела должен был и мог их предвидеть. Судебная коллегия Верховного Суда РФ протест оставила без удовлетворения, указав следующее.

На основании рассмотренных доказательств суд обоснованно пришел к выводу о том, что Л., пробегая под окном зимовья с заряженным пистолетом, дуло которого было направлено вниз, не предвидел и не мог предвидеть, что не заметит ведро, споткнется о него, падая, взмахнет руками, непроизвольно нажмет на спусковой крючок и произойдет выстрел в сторону окна зимовья, которым будет смертельно ранен С. Поэтому суд правильно пришел к выводу об отсутствии в действиях Л. состава преступления и постановил в отношении него оправдательный приговор 7.

Вторая часть ст. 28 УК предусматривает ситуацию, когда в психическом отношении лица к общественно опасным последствиям наличествует интеллектуальный момент: оно предвидит наступление общественно опасных последствий. Но его воля и мотивация направлены не на достижение прогнозируемых общественно опасных последствий, а на их предотвращение. Как видно, волевой момент здесь есть, но, образно говоря, с обратным знаком. Однако в силу несоответствия психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно – психическим перегрузкам, данное лицо не могло предотвратить названные последствия. Под экстремальными условиями понимаются обстоятельства крайние, необычные по трудности и сложности. Объективного уровня нервно-психических перегрузок для всех людей не существует. Он может быть определен лишь для конкретного человека, находящегося в конкретных условиях. В законе речь идет о запредельных для конкретного лица нервно-психических перегрузках.

Несоответствие психофизиологических качеств лица требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам означает то, что лицо, имеющее необходимые профессиональные навыки, знания, опыт, состояние здоровья, допуск к таким видам работ и т. д., при всем напряжении своих субъективных возможностей и при профессиональной грамотности действий не могло предупредить наступление общественно опасных последствий. В этом случае оно в соответствии с принципом субъективного вменения является невиновным и не может нести ответственность ни за создание опасной ситуации, ни за вредные последствия, наступление которых оно предвидело, но не смогло предотвратить. Любые отступления от заданных законом условий (субъект не имел прав, допуска, лицензии и т. д. Заниматься данным видом деятельности, умышленно или неосторожно создал опасную ситуацию, неправильно действовал при предотвращении последствий и т. д.), при всех прочих условиях, схожих с теми, которые описаны в УК, не исключают уголовной ответственности. Наличие института невиновного причинения вреда помогает в сложных условиях установления виновности (при всех погрешностях отечественной теории и нормативного определения различных форм и видов вины) в конкретных случаях реализовать принцип субъективного вменения.

Статья 27 УК РФ впервые определила ответственность за преступление, совершенное с двумя формами вины – умышленно и неосторожно. В ней говорится: если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в том случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно. В реальной и правовой действительности такие случаи нередки. Например, ч. 1 ст. 111 УК предусматривает умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни или повлекшего за собой серьезные последствия, четко описанные в законе. Части 2 и 3 этой статьи предусматривают то же деяние, совершенное при различных отягощающих обстоятельствах, а ч. 4 сформулирована следующим образом: "Деяния, предусмотренные частями первой, второй и третьей настоящей статьи, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего". В статье содержатся несколько составов умышленных преступлений и одно умышленно- неосторожное. Раздельное определение умышленной и неосторожной вины осуществляется по известным признакам, описанным в ст. 25 и 26 УК, и не представляет особых трудностей. Они возникают лишь при оценке деяния в целом.

Если оценивать такое деяние по отношению субъекта к действиям, то оно должно считаться умышленным, а если по отношению к наступившим самым тяжким последствиям, то - неосторожным. В зависимости от данной оценки рассматриваемое преступление может быть отнесено к различным категориям (ст. 15 УК) и в связи с этим повлечь другие юридические последствия, особенно при наличии наказания и освобождении уголовной ответственности и наказания.

Объединение двух самостоятельных форм вины – умысла и неосторожности, – относящихся к различным составам преступлений, в одном сложном составе нельзя трактовать в качестве какой-то новой, или третьей, или смешанной формы вины, как это делают некоторые теоретики уголовного права УК в определенной мере кладет конец таким спорам. Во–первых, в самих статьях, содержащих сложные составы, прямо предусматривается, какие их составные части являются умышленными деяниями, а какие неосторожными. Во–вторых, ст. 27 УК прямо устанавливает, что если в результате умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за них наступает только в случае их причинения по легкомыслию и небрежности, повторяя нормативные формулы этих видов неосторожности, разработанные в ст. 26 УК.

Общая оценка сложного состава, если исходить из общественно опасных последствий для виновного, могла быть спорной. УК предваряет эти споры и законодательно определяет целесообразность: в целом такое сложное преступление признается совершенным умышленно.

Анализ мотивации как обязательного элемента вины дает возможность по–иному взглянуть на так называемую сложную вину.

Расхождения между направленностью желания (мотива) и различными объективными признаками, обстоятельствами и последствиями – постоянный спутник любого человеческого поведения, правомерного или противоправного, умышленного или неосторожного, предумышленного или ситуативного. В каждом преступлении имеется "веер" отношений к различным его признакам, обстоятельствам и последствиям. Только одни признаки в силу своих свойств имеют то или иное уголовно-правовое значение, а другие не являются таковыми. Их закон игнорирует. Действие (бездействие), если рассматривать его в абстракции, вне правовых установлений, не только в умышленном, но и в неосторожном деянии, как правило, условно говоря, является "умышленным".

Отношение субъекта к нарушению правил безопасности движения или любых других правил, приведшему к общественно опасным и противоправным последствиям (например, к смерти потерпевшего), может быть описано в тех же терминах вины, что и нажатие на спуск пистолета при умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшему смерть потерпевшего. Сущностные различия заключены в соотношении мотивации и целеполагания субъекта с правозначимыми признаками, обстоятельствами и последствиями.

Достаточно будет установить, что субъект нарушил правила безопасности не с целью, например, обгона впереди идущего транспорта, а для того, чтобы причинить вред здоровью потерпевшего, то сравниваемые деяния и в правовом отношении станут равнозначными. И наоборот, если выстрел из пистолета был сделан без цели причинить вред здоровью, а при неосмотрительной стрельбе по мишени, то это деяние приобретает ту же характеристику, что и транспортное преступление, хотя квалификация их будет разной. Но это уже формальный, сугубо правовой вопрос.

В состав преступлений с двойной (смешанной, сложной) виной, которую можно обнаружить в ряде статей УК, никакой новой формы вины нет. Есть лишь неоднозначное соотношение мотива (цели) с наступившими последствиями, которые по-разному отражены в законе. Поэтому квалификация отношения субъекта к ним требует не изобретения новой формы вины, не оценочных волевых суждений "считать эти деяния умышленными или неосторожными", а раздельного установления вины субъекта к различным действиям или последствиям, поскольку последние по–разному криминализированы. Только такой подход, который разрабатывался и ранее, соответствует психологическим реалиям и принципу субъективного вменения.

В связи со сказанным трудно разделить позицию закона (ст.27 VK) о том, что виновность лица при двойной вине в целом следует оценивать по отношению к действию, т. е. как умышленную, поскольку такая позиция близка к оценочной формуле вины. Эта позиция высказывалась и ранее. В частности, М.Г. Угрехеладзе писал: "Если в результате умышленного совершения преступления лицо по неосторожности причинит иные общественно опасные последствия, с которыми закон связывает повышенную уголовную ответственность, то это преступление в целом признается совершенным умышленно.

В литературе формировалась и противоположная позиция, которая также, на наш взгляд, неприемлема. Критикуя концепцию сложной вины, сторонники данной позиции, указывают на научную несостоятельность ее из-за того, что она придает самостоятельное правовое значение психическому отношению к отдельным признакам преступления, в то время как действие или бездействие вне связи с последствием самостоятельного значения не имеет. Обе приведенные позиции могут быть в чем-то целесообразны, но не более того. Правда, их авторы, хотя и по разным основаниям, в конечном итоге приходят к пониманию раздельного установления каждой из форм вины, считая, что в деяниях с двойной виной есть два самостоятельных состава преступления. С этим нельзя не согласиться, но основания для такого подхода шире, и они не правовые, а сущностные, психологические. Вина всегда должна устанавливаться по отношению и к действиям, и к последствиям. Они возможны при умышленных действиях и неосторожных последствиях, при неосторожных действиях и неосторожных последствиях. Во всех этих случаях преступления согласно ст. 27 УК в целом будут умышленными. Не учитывать этого важного момента в целях строгой реализации виновной ответственности нельзя. Иной подход будет противоречить психологии поведения и принципу виновной ответственности. Стремление "договориться" определять форму вины того или иного сложного деяния, как это сделано в действующем законодательстве, только по действиям или только по последствиям - оценочно и не психологично. Практическая потребность в таком упрощении есть: от формы вины зависят многие вопросы уголовной ответственности и наказания. Но это уже другие проблемы. Они могут решаться по различным правилам сложения, но только не за счет принципа виновной ответственности. Установление форм вины к действиям и последствиям не охватывает выяснения виновного отношения субъекта к тем или иным квалифицирующим и отягчающим обстоятельствам. Эти вопросы давно ставятся практикой. Пленум Верховного Суда СССР, например, обоснованно полагал, что уголовная ответственность по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР 1960 г. возможна лишь в том случае, если лицо "знало или допускало, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней, либо могло и должно было это предвидеть" 3, с. 151. Оставим за скобками суть этих широких рекомендаций. Важен сам элементный подход к субъективной стороне преступления. Аналогичное отношение может быть применено к квалифицирующим признакам любых деяний. И это реализуется в судебной практике. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР "О судебной практике по делам о взяточничестве" от 30 марта 1990 г. говорится, что квалифицирующие признаки, характеризующие повышенную общественную опасность преступления (вымогательство, крупный или особо крупный размер взятки, ответственное должностное положение взяткополучателя), должны вменять в вину и соучастникам получения взятки, если эти обстоятельства охватывались их умыслом 3. На субъективном вменении квалифицирующих и отягчающих обстоятельств строится вся теория ошибок в уголовном праве 36, с. 64. Потому резонно считается, что вменение лицу в вину отягчающих обстоятельств, которых он в силу тех или иных причин не предвидел, не мог или не должен был предвидеть, означало бы, в сущности, переход на позиции объективного вменения.

Заключение

Итак, на основании всего вышесказанного можно сделать следующие выводы.

Преступление как единый волевой акт характеризуется сложным психологическим процессом, на содержание которого оказывает влияние не только система внешних обстоятельств, воздействующих на человека, но и многочисленные индивидуальные особенности личности. Существенной частью этого процесса является динамическое отражение действительности и отношение к ней, сознание социального смысла совершаемых действий и вызванных ими во внешнем мире изменений, другими словами, – все то, что мы называем внутренним содержанием общественно опасного деяния, субъективной стороной преступления.