Андрей Федоров Путь Блока драматурга (Андрей Федоров Путь Блока-драматурга)
Описание файла
Документ из архива "Андрей Федоров Путь Блока-драматурга", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "история русской литературы" из 9 семестр (1 семестр магистратуры), которые можно найти в файловом архиве ВолГУ. Не смотря на прямую связь этого архива с ВолГУ, его также можно найти и в других разделах. .
Онлайн просмотр документа "Андрей Федоров Путь Блока драматурга"
Текст из документа "Андрей Федоров Путь Блока драматурга"
http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_0320.shtml
Андрей Федоров
Путь Блока-драматурга
----------------------------------------------------------------------------
Александр Блок. Собрание сочинений в шести томах.
Том четвертый. Драматические произведения.
М., "Правда", 1971
OCR Бычков М.Н., апрель 2005, mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
1
В творческом наследии Блока драматургия составляет чрезвычайно
существенную часть - как в идейном, так и в художественном отношении. Шесть
его пьес, написанных в разное время (с 1906 по 1920 год), разнообразных по
темам, лаконичных, неожиданных по развитию сюжета, говорят об очень многом:
Блок не только как лирик, но и как драматург прошел большой и нелегкий путь,
никогда не останавливался, всегда искал нового.
К драматургии Блок пришел уже как зрелый поэт-лирик - автор "Стихов о
Прекрасной Даме" и "Нечаянной Радости", он был уже обогащен и умудрен опытом
событий первой русской революции, пережитых им с глубоким и страстным
сочувствием - недаром они нашли такое сильное выражение в его стихах той
поры. И обращение к драматургии не было случайным.
Блок, всю жизнь любивший театр, придавал ему всегда огромное значение -
нравственное и художественное. В его статье "О театре", написанной в 1908
году, в период воцарившейся политической реакции, мы находим знаменательные
слова, обращенные к будущему: "Более, чем какой бы то ни было род искусства,
театр изобличает кощунственную бесплотность формулы "искусство для
искусства". Ибо театр-это сама плоть искусства, та высокая область, в
которой "слово становится плотью". Вот почему почти все, без различия
направлений, сходятся на том, что высшее проявление творчества есть
творчество драматическое... Именно в театре искусству надлежит столкнуться с
самою жизнью, которая неизменно певуча, богата, разнообразна" {А. Блок.
Собрание сочинений в 8 томах, М.-Л., 1960-1963, т. V. М.-Л., 1962, стр. 270.
(В дальнейшем ссылки на статьи и письма Блока - по этому изданию, они даются
в скобках после цитаты: римская цифра обозначает том, арабская -
страницу.)}.
Убеждение в высоком призвании театра никогда не оставляло Блока, и не
случайно, что такие же мысли, как и в 1908 году, он высказал в "Письме о
театре", носящем даты: 19 сентября 1917 - 3 апреля 1918, а это было время,
когда перед лицом великих исторических свершений поэт относился к каждому
своему слову с чувством исключительной ответственности. "Театр, - писал он
теперь, - есть та область искусства, о которой прежде других можно сказать:
здесь искусство соприкасается с жизнью, здесь они встречаются лицом к лицу;
здесь происходит вечный смотр искусству и смотр жизни; ...рампа есть линия
огня; сочувственный и сильный зритель, находящийся на этой боевой линии,
закаляется в испытании огнем..." (VI, 273).
В обоих случаях Блок говорит о связи театра (и искусства вообще) с
жизнью, но при этом он менее всего имеет в виду пассивное отражение жизни в
художественном творчестве; он понимает их соотношение как взаимодействие,
как столкновение и слияние двух больших сил. Вот почему для Блока темы "Поэт
и жизнь", "Театр (или искусство вообще) и действительность" принадлежали к
числу самых острых и основных, сочетаясь также и с темой "Мечта и жизнь".
Эти темы с особенной отчетливостью проходят именно через его театр, принимая
на разных этапах его развития разные формы воплощения. Изображение важных
конфликтов - идейных, социальных, душевных - именно в жанре драмы
приобретало новую острогу и силу. Действительность же, порождавшая эти
конфликты, то есть стоявшие за ними события современности и собственные
переживания поэта, отображалась отнюдь не прямо, а в высшей степени
опосредованно, сложно преломляясь уже по тем художественным принципам, какие
были присущи всему творчеству Блока. Эти принципы - огромная смысловая
емкость слова, исключительное умение обогащать все сказанное новыми
значениями, как бы просвечивающими сквозь обычный смысл слов, высокий лиризм
и эмоциональность, сжатость изображения, которое не задерживается на одном и
быстро переходит к другому - новому и неожиданному.
2
Первые свои три пьесы Блок написал в 1906 году. Объединив их потом в
отдельной книге под названием "Лирические драмы" (1908), он в своем
Предисловии особо оговорил их лиризм: "...три маленькие драмы, предлагаемые
вниманию читателя, суть драмы лирические, то есть такие, в которых
переживания отдельной души, сомнения, страсти, неудачи, падения, - только
представлены в драматической форме". А в конце предисловия он сказал и о
том, как он понимает их связь с современностью: "...мне кажется, здесь нашел
себе некоторое выражение дух современности, то горнило падений и
противоречий, сквозь которое душа современного человека идет к своему
обновлению" (IV, 434-435).
Говоря так, Блок был глубоко прав (если не считать того, что он
недооценивал чисто театральное и новаторское значение своих пьес).
Несомненна прежде всего связь театра поэта с его лирикой. Недаром первая из
пьес, "Балаганчик", возникла в ответ на предложение писателя-символиста
Георгия Чулкова, друга Блока, "разработать в драматическую сцену" мотивы
написанного незадолго перед тем стихотворения "Балаганчик" {См. Г. Чулков. К
истории "Балаганчика". - "Культура театра", 1921, Љ 7-8.}; нашли в пьесе
отражение мотивы и образы некоторых других стихотворений, где проходит тема
театра и театральной маски (например, "Балаган", "Двойник", "В час, когда
пьянеют нарциссы..."). Но пьеса выросла в самостоятельное целое и далеко
вышла за пределы того, что было запечатлено в лирике.
Что касается "духа современности", то определить его конкретное
воплощение много труднее. Бесплодно, конечно, пытаться найти в этой
лирической драме сколько-нибудь прямое отражение фактов современности,
намеки на что-то злободневное {Некоторая часть зрителей на представлениях
пьесы именно и занималась такими поисками, как свидетельствуют поэт С.
Городецкий в рецензии на "Лирические драмы" (журнал "Образование". 1908. Љ
8, стр. 67) и М. А. Бекетова в книге "Александр Блок. Биографический очерк",
Пб., 1922, стр. 105.}. Современность, даже, пожалуй, и злободневность, пьесы
совсем особая. Дело в том, что "Балаганчик" был создан поэтом почти
полемически, как выражение его протеста против засилья мистики и в жизни и в
искусстве, как свидетельство активного неприятия целого круга идей и
настроений, распространенных в довольно широком круге тогдашней
интеллигенции и свойственных недавним друзьям Блока. Здесь высмеяно и
возвеличение смерти и стремление увидеть в обычных вещах и явлениях некую
потустороннюю сущность. "Балаганчик" стал фактом идейной борьбы в
литературном мире своего времени и актом гражданского мужества поэта, явно
порывавшего со своим "мистическим" прошлым. Не случайно, что его друзья А.
Белый и С. Соловьев чрезвычайно болезненно восприняли пьесу, горько
обиделись на нее.
Но дело, разумеется, не только в карикатурном изображении "мистиков".
Вообще "Балаганчик" - произведение очень сложное и по смыслу и по
художественным принципам. Все эпизоды (разговоры "мистиков", появление
Коломбины, принимаемой мистиками за Смерть, выход Пьеро, "автора", сцены
масок, появление Арлекина) так стремительно и неожиданно сменяют друг друга,
что возможность остановиться на каком-либо иносказательном истолковании
одного из них сразу отпадает, как только начинается следующий, потому что на
предыдущий он бросает уже новый свет. Общий же иронический тон,
господствующий в пьесе, поддерживается все время резким разнобоем между
двумя разными началами в речи персонажей: высокие, романтически приподнятые
слова и образы в монологах и репликах Пьеро, Арлекина, масок да и "мистиков"
наталкиваются то и дело на свою противоположность - на выступления
гротескно-комического "автора", беспомощно критикующего, но и разрушающего
любовно-романтическую тему, применяющего к ней масштаб обыденности,
комментирующего ее тривиально-прозаически.
В "Балаганчике" все как будто взято под сомнение: и театрик,
исчезнувший на глазах у зрителя ("Все декорации взвиваются и улетают вверх.
Маски разбегаются"), и жизнь, которой за пределами театрика не оказалось, а
также и сама мысль о призрачности, иллюзорности мира, о ценности одних лишь
потусторонних сущностей, ибо осмеяны все образы, связанные с этой
идеалистической мыслью (прежде всего фигуры "мистиков"). И пьеса, где,
казалось бы, действуют одни маски и марионетки, только притворившиеся
людьми, должна была бы ставить и читателя и зрителя перед лицом неразрешимой
загадки о смысле этого произведения или подсказывать какое-то крайне
смутное, но пессимистическое решение, поскольку поэт как будто решительно
над всем иронизирует и ни на один из возможных вопросов не отвечает. Но вот
что поразительно: резко обнажив в своей первой драме театральные условности
и сделав ее героями носителей традиционных масок, Блок в их речи вложил
такую силу человеческого лиризма н подлинной эмоциональности, которая может
заставить зрителя и читателя забыть о масках, может и должна заставить не
поверить, что Коломбина - "картонная невеста" (недаром в предисловии к
"Лирическим драмам" поэт назвал ее "светлой невестой, которую только больное
и дурацкое воображение Пьеро превратило в "картонную невесту". IV, 434). М.
А. Бекетова, рассказывая об успехе "Балаганчика" на сцене, не случайно
констатирует: "Вокруг этой пьесы шли нескончаемые толки и ахи. Всех
побеждала лирика" {М. А. Бекетова. Александр Блок, Пб.. 1922, стр. 105.}. И
в этой победе светлого лирического начала, подлинности живых чувств следует
видеть тот гуманистический художественный итог, к которому подводит пьеса.
И замечательно еще вот что: хотя в пьесе не только подчеркнута, но и
разоблачена театральная фикция, хотя сам Блок в цитированном предисловии
отмечает, что "ни одна из трех пьес не предназначалась для сцены", и
оговаривает их "техническое несовершенство", постановка первой из них,
осуществленная В. Э. Мейерхольдом в театре В. Ф. Комиссаржевской 30 декабря
1906 года, явилась одной из значительнейших работ режиссера-новатора и стала
крупным событием театральной жизни того сезона. О спектакле горячо спорили,
часть зрителей принимала его восторженно, другая часть с возмущением
отвергала его как непонятный и непривычный; одни неистово аплодировали,
другие свистели и шикали. И в историю русской сцены спектакль вошел как один
из первых и наиболее удавшихся опытов применения принципов условного театра.
Блок, хотя он уже и в то время критически относился к этому направлению в
сценическом искусстве, остался очень доволен постановкой, которую признал
"идеальной" (см. то же предисловие), настолько, по-видимому, гармонировали с
характером пьесы принципы ее воплощения. Столь же высоко оценил самую пьесу
Мейерхольд, назвавший Блока, как автора "Балаганчика", "истинным магом
театральности" {Вс. Мейерхольд. О театре. СПб., 1913, стр. 141.}.
Блок едва ли не первый из русских драматургов воспользовался образами
масок старой комедии импровизаций (в ее французском варианте) - Коломбины,
Пьеро, Арлекина, с его легкой руки эти образы в конце 1900-начале 1910-х
годов нашли широкое применение в пьесах некоторых драматургов-модернистов и
в деятельности режиссеров условного театра. Сам Блок к ним больше не
возвращался.
3
Во второй драме Блока, "Король на площади", "дух современности"
выступает более непосредственно. Правда, сам поэт, по свидетельству
авторитетного мемуариста, сказал о пьесе, что "это - петербургская мистика",
{Н. Павлович. Из воспоминаний об Александре Блоке. - Альманах "Феникс", кн.
1, 1922, стр. 156.} а в литературе о Блоке неоднократно высказывались
суждения о драме как о вещи наиболее слабой в его театре, мнения о ее
абстрактности, о трудности, которую представляет расшифровка ее смысла.
Однако значительность этой драмы, как вехи на творческом пути поэта,
несомненна, а роль "мистики" в пьесе и ее "непонятность" оказываются сильно
преувеличенными, ибо совершенно очевидна связь темы и основных образов с
событиями первой русской революции. Об этом и сам автор прямо говорил в
письме от 17 октября 1906 года к В. Брюсову: "...летом, когда я обдумывал
план, я переживал сильное внутреннее "возмущение". Вероятно, революция
дохнула в меня..." (VIII, 164). Не случайно и театральная цензура, куда
пьеса была представлена для разрешения к постановке, запретила ее (см. об