КонфЭмоции11 (Шекспировские метафоры и эвфемизмы: потерянные значения)

Шекспировские метафоры-эвфемизмы: потерянные значения

Shakespearean euphemistic metaphors: lost meanings

Аннотация

Развёрнутые шекспировские метафоры-эвфемизмы, скрывающие в себе деликатность скрытых за ними непристойных и даже табуированных тем, представляют собой особую проблему для читателя из-за своей культурно-языковой спецификации. Целью автора при создании подобных ярких образов является эмоционально-эмотивная вовлеченность читателя в текст. В статье рассматриваются трудности, связанные с толкованием и интерпретацией шекспировских метафор.

Some of extended Shakespearean metaphors turned out euphemisms. As such, they delicately conceal obscene and even taboo topics. They also pose a particular problem for readers because of cultural and linguistic specifications. The author’s purpose when creating such vivid images is readers’ emotional and emotive involvement in the text. The paper deals with the difficulties of interpretation and interpretation of Shakespeare’s euphemistic metaphors.

Ключевые слова

Текст, метафоры, идиомы, эвфемизмы, интерпретация, эмоции

Text, metaphors, idioms, euphemisms, interpretation, emotions

Понимание и толкование отдельных метафор Уильяма Шекспира / W. Shakespeare (1564—1616) требует от читателей его произведений определённых метаязыковых усилий именно по причине отсутствия культурного знания, за которым стоят культурные смыслы и коннотации, содержащиеся в них в закодированном виде. Для своих читателей-современников Шекспир создаёт яркие образы с учётом общего эмоционально-оценочного опыта, подбирая экспрессивно-образные средства, благодаря которым не только получается образ как своего рода «картинка», позволяющая быть буквально прочитанной, но также выйти на её внутреннюю форму, где тесно переплетаются между собой собственно языковое значение составляющих образ средств и культурное содержание. Шекспир часто «прячет» за подобными метафорами то, что является знаками культуры его эпохи, например, оценку морально-нравственных норм поведения и т.д., т.е. всё то, что является частью симболария культуры (термин В. Н. Телия [Телия 1999]), куда в закодированном виде заключена система национально-специфических ценностей и внутрисоциумных установок.

Имплицитность семантики шекспировских метафор часто обусловлена их неявной экспликацией для современных читателей, поскольку они попали в некоторый изолированный (часто хронологически «свёрнутый») пласт культурного знания и языковой семантики. В некотором отношении некоторые шекспировские метафоры оказываются «утраченными» для современных читателей из-за временного барьера, разделяющих их от автора, из-за чего для толкования и интерпретации метафор требуется принимать во внимание психологический символизм, когда «сама метафора передаёт предсознательную и сознательную коммуникации в языке и искусстве» [Блюм 2004].

Поскольку Полоний из шекспировской трагедии «Гамлет» (1601) всячески подталкивает Офелию на сближение с Гамлетом, то тот, притворяясь, что не узнаёт придворного, называет его во второй сцене второго акта торговцем рыбой (you are a fishmonger), тем самым намекая на другое выражение fishmonger’s daughter ‘проститутка’. Связь между первыми значениями слов fishmonger ― ‘торговец рыбой’ и fishmonger’s daughter (буквально ‘дочь торговца рыбой’) и подтекстом, который имел в виду автор, становится очевидной, если вспомнить, что когда fish market ― ‘рыбный рынок’ обозначал также и бордель. В другой реплике (Then I would you were so honest a man) Гамлет выражает сожаление, что Полоний не является почтенным человеком и рекомендует ему не позволять своей дочери, т.е. Офелии, гулять на солнце (Let her not walk iʼ the sun). Полоний предпочитает не обращать внимания на нанесённое ему в лицо явное оскорбление, поэтому, говоря его же словами (Still harping on my daughter), а фразовый глагол harp on имеет значение ‘твердить, бубнить одно и то же’, Гамлет выбирает очень прямые слова, должные раскрыть глаза отцу на случившуюся с дочерью неприятность: conception ― ‘зачатие, оплодотворение’ и conceive ― ‘забеременеть, зачать’. В ситуации с незамужней Офелией её беременность не может быть названа благословением (conception is a blessing: but not as your daughter may conceive). В реплике в сторону Полоний замечает, что Гамлет зашёл слишком далеко (he said I was a fishmonger: he is far gone, far gone), а сам он в молодости также страдал из-за любви (and truly in my youth I suffered much extremity for love). Ср.:

LORD POLONIUS Do you know me, my lord?

HAMLET Excellent well; you are a fishmonger...

LORD POLONIUS [Aside] How say you by that? Still harping on my daughter: yet he knew me not at first; he said I was a fishmonger: he is far gone, far gone: and truly in my youth I suffered much extremity for love; very near this. I’ll speak to him again.

W. Shakespeare. Hamlet (Act II, sc. 2)

Современные словари английского сленга продолжают фиксировать «рыбные» табуированные и сленговые выражения типа fishing fleet, fishing-rod, fish pond, fish queen, fish-kiss, fish licker, fish wife, при этом сам fishmonger поменял гендерную привязку и стал использоваться в качестве синонима к fish licker ― ‘лесбиянка’ [Кудрявцев, Куропаткин 2001].

Выбранные русскими переводчиками шекспировской трагедии варианты для fishmonger связаны с промыслом рыбы или торговлей рыбой, т.е. основаны на первом значении слова — ‘торговец рыбой’. Ср.:

(а) рыбак ― ‘человек, который занимается рыбной ловлей как промыслом’ (М. Вронченко, 1828; А. Кронеберг, 1844; А. М. Данилевский, 1878; А. Л. Соколовский, 1883; А. А. Месковский, 1891; Н. П. Карабчевский, 1905; Н. П. Россов, 1907) и рыболов ― ‘тот, кто ловит рыбу’ (П .А. Каншин, 1893);

(б) рыбный торговец (М. Загуляев, 1861; Д. В. Аверкиева, 1895; А. Радлова, 1937; Б. Пастернак, 1940) и ныне устаревшее название профессии рыбник ― ‘продавец в рыбном магазине’ (Н. Х. Кетчер, 1873; Н. Маклаков, 1880; А. Чернов, 2003; И. Тюрикова, 2014), торговец рыбой (М. Лозинский, 1933; М. М. Морозов, 1954; В. Рапопорт, 1999; И. В. Пешков, 2003) и продавец рыбы (В. Поплавский, 2001).

Что касается характеристики Полония как afishmonger, то в большинстве русскоязычных изданий переводов трагедии какие-либо комментарии к этому месту практически отсутствуют. Например, читатель перевода М. М. Морозова (1954) узнаёт о том, что так называли торговцев «живым товаром» и что, возможно, намёк на отношение Полония к Офелии как к «вещи».

П.А. Каншин (1893), пытаясь объяснить появление рыболова, ссылается на Сэмюэля Кольриджа (Samuel Taylor Coleridge, 1772—1834), «по мнению которого Гамлет этими словами хочет сказать: “вас послали сюда выудить мою тайну”», упомянув, что Иоганн Людвиг Тик (Johann Ludwig Tieck, 1773—1853), переводивший «Гамлета» на немецкий язык, полагал это место в трагедии важным, но выраженным в виде шутки. Д. Урнов (1988) в комментарии к переводу М. Лозинского (1933) прямо говорит, что торговец рыбой — это иносказательное обозначение сводника.

Подобные «рыбные» метафоры-эвфемизмы встречаются и в других произведениях Шекспира, позволяя ему ввести весь подтекст непосредственно в сам текст. Например, герой пьесы «The Winter’s Tale» / «Зимняя сказка» (1610), подозревающий свою беременную жену в измене с собственным другом, использует не только глагол to sluice ― ‘copulate with’ (‘совокупляться’), но и «рыбную» метафору, чем иносказательно создаёт образ разврата: жена изменяет мужу с ближайшим соседом (буквально — сосед украдкой ловит рыбу в чужом пруду, принадлежащем ничего не подозревающему мужу). Говорящим становится даже имя соседа — Sir Smile ― ‘сэр Улыбка’, который улыбается в лицо мужу-рогоносцу. Данный отрывок содержит не только сам образ, но и авторскую эмоциональную оценку образа и самой ситуации в целом.

And many a man there is, even at this present,

Now while I speak this, holds his wife by the arm,

That little thinks she has been sluiced in’s absence

And his pond fish’d by his next neighbour, by

Sir Smile, his neighbour: nay, there’s comfort in’t

Whiles other men have gates and those gates open’d,

As mine, against their will...

W. Shakespeare. The Winter’s Tale (Act 1, sc. 2)

В дополнение к «рыбной» метафоре Шекспир продолжает развивать её «речную» основу, добавив ещё один образ, связанный с гидротехническим сооружением — это шлюзные ворота (gates). Что касается gates (other men have gates and those gates open’d), то это английское существительное имеет не только привычные значения ‘ворота, калитка; вход, выход’ и ‘шлюзные ворота’.

Вероятно, современники автора получали огромное удовольствие при расшифровке шекспировской эвфемизации на табуированную тему семейных измен и адюльтеров. В английском сленге за существительным gate(s) закрепилось ненормативное значение ‘женские половые органы’, что объясняет, какие именно шлюзные ворота остаются открытыми и по какой причине. Герой шекспировской пьесы радуется, что не он один оказывается в ситуации, когда жена буквально отворяет свои шлюзовые ворота для других мужчин.

Система шлюзов с их шлюзными воротами, регулирующими уровень удерживаемой и пропускаемой воды в шлюзе, от чего зависит его проходимость и уровень воды в водоёме, не является типичной для русской культуры, поэтому в русских переводах исходный образ оказывается изменённым в соответствии с национальной спецификой: в них появляется обычные ворота и двери.

Ю. С. Степанов полагает, что в древнерусской культуре представления о мире были связаны с ограниченностью «своего» пространства и укреплением его границ с помощью забора или ограды [Степанов 2001]. Кроме этого, В. И. Даль [Даль 1996] перечисляет пословицы и поговорки, связанные с образами ворот, где именно через ворота проникает беда, например, о ситуации, когда одна беда идёт за другою, Пойдёт беда, растворяй ворота. Если беда небольшая и с ней можно справиться, то говорится следующее: Не велика беда, коли влезла в ворота или Эта беда влезет в ворота. Открытые ворота связаны с гостеприимством: По гостям гуляй, да и сам ворота растворяй и Кто широко живёт, тот не запирает ворот. Если человек живёт роскошно, то Он широко ворота растворяет.

Отсюда в переводах появляются ворота как ‘проезд вовнутрь строения или за ограду’ [Ожегов 1986: 84]: ворота и у другихъ, какъ у меня, отпираются противъ ихъ воли (Н. Х. Кетчер, 1866); тѣ ворота, какъ у меня, отпираются нисколько не вслѣдствіе желанія самихъ хозяевъ (П. А. Каншин, 1893); ворота, с свободным ходом / Для всех незваных (П. П. Гнедич, 1904); И у других ворота открывали (Т. Л. Щепкина-Куперник, 1941); у многих / Ворота настежь, как ни запирай (В. В. Левик, 1960); в мире не один я / Держу ворота настежь поневоле (П. Петров, 2010).

По этой же причине в переводах стерегут двери: Пріятно то, что и другіе люди / Не могутъ устеречь своихъ дверей (А. Л. Соколовский, 1894). Образы дверей и ворот оказываются связанными с домом. Неверные жёны открывают соседям двери дома: находятъ двери дома / Открытыя, какъ я, и противъ воли (К. К. Случевский, 1899). В группу фразеологизмов, объединённую общей темой «Надзор — Хозяин» [Даль 1989], входит пословица Одна дверь на замок, другая настежь. О непростых семейных отношениях говорит другая русская пословица: Муж в дверь, а жена в Тверь. В группу «Осторожность» входит русская пословица: Не всякому верь, запирай крепче дверь!

При описании сложившейся ситуации в переводах появляются воля и неволя: ворота противъ ихъ воли (Н. Х. Кетчер), двери дома открытыя противъ воли (К. К. Случевский), держу ворота настежь поневоле (П. Петров). А. Д. Шмелёв включает слово воля в число слов, отражающих специфику русской ментальности наряду со словами тоска, удаль и свобода [Шмелёв 2000].

Особый интерес представляют изменения, произошедшие с описанием отношения супругов друг к другу. Если в оригинале ничего не подозревающий муж-рогоносец держит неверную жену за руку (holds his wife by the arm), то русские переводчики по-разному решают задачу, связанную с изображением счастливой семьи: муж обнимает жену (Н. Х. Кетчер; К. К. Случевский; В. В. Левик), жену ласкает (Т. Л. Щепкина-Куперник), спокойно держит за руку свою жену (П. А. Каншин), его руки доверчиво сжимают руки жены (А. Л. Соколовский). Обычно такие мужья отлично с жёнами живут (П. П. Гнедич).