Глава_5 (B.C. Автономов, О.И. Ананьин, С.А. Афонцев и др. - История экономических учений (DOC)), страница 3

¹⁴ Сисмонди С. Новые принципы политической экономии. Кн. 4. Гл. 8 (цит. по: Сисмонди, Луи Блан, Прудон в избранных отрывках. М-Л., 1926. С. 1.32).

85

тmи лица» - социальные слои, сами не создающие дополнительного продукта, но имеющие доходы и предъявляющие спрос. Именно эту «функцию» Мальтус отводил земельной аристократии, государствен­ным служащим, священнослужителям.

В мире естественных цен классической политэкономии логичес­кие аргументы Мальтуса и Сисмонди выглядели малоубедительно. В самом деле, разве конкуренция удешевляет только доходы, не за­трагивая стоимость продукта? И разве величина совокупного спроса зависит от того, какие именно социальные слои его предъявляют? Ло­гика, как казалось, была на стороне Сэя. Другое дело — факты. После 1825 г. кризисы перепроизводства стали повторяться с необъяснимым постоянством и со все более разрушительными последствиями. Этот конфликт между теорией и фактами длился как минимум до конца XIX в., поддерживая на плаву одновременно и теорию Сэя, логичес­ки более стройную, но бессильную перед лицом острой социальной болезни, и теорию Сисмонди, в научном отношении слабую, но даю­щую хоть какое-то объяснение кризисам. В пору бурных дискуссий конца XIX в. о перспективах развития капитализма в России всплеск интереса к идеям Сисмонди затронул и нашу страну (см. гл. 21).

Догма Смита, или первая тайна закона Сэя

За мыслью о тождественности совокупного спроса и совокупно­го предложения, а соответственно, и законом Сэя скрывались по меньшей мере две теоретические тайны. Первая из них — так называ­емая догма Смита — возникла и получила решение в рамках теорети­ческих предпосылок классической школы. Ее истоки уходят в тео­рию стоимости Смита, а ее разгадка содержалась в рукописи II тома «Капитала» — главного сочинения К. Маркса. Рукопись была напи­сана еще в 60-е годы XIX в., но достоянием общественности разгадка Маркса стала только в 1885 г., когда II том был опубликован уже по­сле смерти автора.

Анализ, проведенный Марксом, выявил три важных обстоятель­ства:

во-первых, наличие грубой теоретической ошибки, лежащей в ос­новании закона Сэя;

во-вторых, корректность аргумента критиков Сэя, обративших внимание на то, что величина общественного продукта имеет тен­денцию расти быстрее, чем сумма доходов;

в-третьих, незыблемость главного вывода самого Сэя о том, что капитализм действительно способен обеспечивать полную реализа­цию создаваемого им общественного продукта.

Догмой Смита Маркс назвал сведение стоимости (естественной цены) товаров к сумме доходов, упрекая в приверженности к ней ско­рее эпигонов Смита, чем его самого. Как мы уже видели (ем. гл. 4), Смит не признал затраты капитала четвертым элементом цены на том основании, что они соответствуют стоимости ранее созданных про­дуктов труда, которая в свою очередь распадается на те же три эле­мента, что и конечный продукт. Позиция Смита имела свои резоны: включение затрат капитала в цену всех товаров привело бы к тому, что один и тот же продукт (например, сено, скормленное овцам) во­шел бы в годичный продукт общества многократно: сначала в цене шерсти, затем — пряжи, далее — ткани, сукна и т.д. Так что именно благодаря этой догме Смит избежал повторного счета при измерении годового продукта. Впрочем, у самого Смита отрицание затрат капи­тала в качестве части цены еще не стало догмой. Во второй книге «Бо­гатства народов» он даже ввел специальное понятие «валовой доход страны», который отличался от «чистого дохода» (равного сумме до­ходов) как раз на «издержки по восстановлению основного и оборотно­го капитала» ¹⁵.

Однако Сэй и его последователи прошли мимо этих уточнений, в результате в их трактовке стоимость общественного продукта оказа­лась эквивалентной не только сумме доходов, но и совокупному спро­су. А это была двойная ошибка. Во-первых, в силу упомянутой выше разницы между валовым и чистым доходом (продуктом), а во-вто­рых, потому что рыночный спрос предъявляется не только на конеч­ный продукт. Если вернуться к нашему примеру с сеном, то легко за­метить, что на рынок в качестве товара может выноситься и само сено, и щерсть, и пряжа, и сукно. Тот самый промежуточный продукт, ко­торый создает повторный счет при измерении годичного продукта, составляет совершенно реальную часть совокупного спроса.

Но если стоимость продукта равна сумме доходов плюс затраты капитала: . ■

Q=I+C

где I— доходы (смитовские W+ Р + R), а С — затраты капитала, то динамика величины продукта Q вполне может — в согласии с довода­ми Сисмонди и Мальтуса - опережать динамику доходов /. Для этого достаточно, чтобы.опережающим темпом росло слагаемое С- затра­ты капитала. Для эпохи подъема капитализма такое опережение было вполне закономерным явлением.

Но на этот же промежуточный продукт, связанный с восполне­нием капитальных запасов, предъявлялся и соответствующий спрос —

¹⁵ Смит А. Указ. соч. С. 316.

86

87

тот самый, которого не хватало критикам закона Сэя для полной ре­ализации общественного продукта! Принципиальная возможность (отнюдь, впрочем, не гарантированная) такой реализации и была про­демонстрирована Марксом в его теории воспроизводства обществен­ного капитала (см. гл. 7). ■

Спрос на деньги, или вторая тайна закона Сэя

Решение, предложенное Марксом, показало, что значительная часть споров вокруг закона Сэя была вызваны ошибкой, однако уст­ранение ошибки вовсе не снимало проблемы — как объяснить кризи­сы перепроизводства.

Для того чтобы раскрыть вторую тайну закона Сэя, нужно было прежде всего четко осознать, что абстрактная возможность совпаде­ния совокупного спроса и совокупного предложения вовсе не гаран­тирует их действительного совпадения и, более того, что их расхож­дения могут иметь закономерный характер. А это предполагало вы­ход за рамки привычных для классической школы предпосылок тео­ретического анализа и, стало быть, преодоление определенных сте­реотипов мышления, что всегда нелегко и что в данном случае суще­ственно затянуло решение вопроса. Наметки такого решения можно обнаружить даже у самого Сэя; Дж.Ст. Милль имел вполне четкий ответ на него уже в начале 30-х годов, Маркс — в 60-е годы, однако общее признание этих достижений произошло много позже.

Речь шла прежде всего о переосмыслении роли денег, отказе от ее сведения к функции средства обращения. В отличие от меркантили­стов Буагильбера и Кенэ, которые опасались «придерживания» денег и тем самым допускали, что деньги нужны не только в обращении, Смит и его последователи вполне сознательно отбросили подобные опасения. Такое поведение они считали неразумным: кто откажется от возможности получать доход, хотя бы в размере банковского про­цента? «Во всех странах, — писал Смит, — где существует достаточно устойчивый порядок, каждый человек, обладающий здравым смыслом, старается употребить имеющиеся в его распоряжении запасы [ради]... удовлетворения своих потребностей в настоящем или прибыли в. буду­щем*¹⁶.

Иными словами, предполагалось, что денъги не задерживаются на руках экономических агентов, выступая лишь мимолетным посред­ником в обмене одних товаров на другие. В этом смысле закон Сэя — это закон бартерной экономики при равновесии спроса и предложе­ния на всех рынках. Дж.Ст. Милль решился на прямо противополож-

¹⁶ Там же. С. 314.

88

ное предположение: «В случае бартера покупка и продажа сливаются в один одновременный акт... Эффект применения денег, более того, их полезность состоит в том, что они позволяют разделить этот единый акт на две операции, из которых одна осуществляется теперь, а дру­гая — хотя бы и год спустя, в любое удобное время... И вполне может случиться, что в определенное время всеобщая склонность продавать без задержки совместится со столь же распространенной склонностью по возможности воздерживаться от покупок. Именно так всегда и проис­ходит в периоды, которые называют периодами перепроизводства»".

Милль весьма четко охарактеризовал условия, при которых за­кон Сэя не выполняется. Стоит заменить выражение «склонность воз­держиваться от покупок» на оборот со словами «спрос на деньги», что­бы это объяснение стало вполне современным. Закон Сэя действует тогда, когда спрос на деньги неизменен.

Тем не менее для самого Милля закон Сэя так и остался непре­ложным. Как и для других классиков, для него главным объектом экономической теории оставалась экономика в состоянии устойчи­вого равновесия, мир естественных цен. В этом мире для «склоннос­ти воздерживаться от покупок» места не было. Только в XX в., ког­да — во многом под влиянием Дж.М. Кейнса — экономисты всерьез заинтересовались краткосрочными экономическими процессами и неравновесными состояниями, по-новому высветились к многие мысли экономистов прошлого, включая рассмотренную идею Мил­ля. Особенно характерна переоценка «теории третьих лиц» Мальту­са, в прошлом не раз осмеянной. Оказалось, что Мальтусу удалось проследить механизмы, порождающие состояние экономики, кото­рое стали называть ее «перегревом». Для такой ситуации рецепт пе­рераспределять доходы в пользу «третьих лиц» имел смысл - в той мере, в какой это ограничивало инвестиционный спрос и тем самым «охлаждало» конъюнктуру.

3. Дискуссии о деньгах и кредите

Тот факт, что в стремлении докопаться до причин богатства, «классики» создали теорию «реальной», т.е. неденежной, экономи­ки, вовсе не означает, что представления эпохи на тему денег огра­ничивались простой версией количественной теории в духе Д. Юма. По своему характеру денежная теория «классического периода» была скорее прикладной областью экономической науки. В этих рамках разрабатывались многие важные проблемы, от которых абстраги-

¹⁷ Цит. по: Hollander S. Classical economics. Oxford, Blackwell, 1987. P. 257.

89

ровалась «высокая» теория. Среди них — условия, при которых день­ги могли активно влиять на реальные экономические процессы. Соб­ственно уже у Юма проскальзывала мысль, что количественная те­ория не применима к тому короткому периоду времени, который следует непосредственно за поступлением денег в обращение, т.е. к периоду приспособления к новому объему денежной массы. Пер­вым, кто эту идею выразил вполне отчетливо (и раньше, чем Юм), был Р. Кантильон (см. гл. 3). Именно ему принадлежит анализ эф­фекта «впрыскивания» дополнительной денежной массы в обраще­ние, или эффекта Кантильона. Предположив некую страну, кото­рая сама добывает денежный металл, Кантильон проанализировал, как новая партия этого металла может влиять на хозяйственные про­цессы. Сначала, полагал Кантильон, создается дополнительный спрос и стимулируется производство в смежных секторах экономи­ки, затем возникает цепная реакция проникновения этого первич­ного импульса в остальные сектора экономики, и только после того, как первичный краткосрочный импульс иссякнет, возникает дол­госрочный эффект от дополнительной денежной массы — рост уров­ня цен.

В конце XVIII — начале XIX в. основные дискуссии сфокусирова­лись на «бумажных деньгах» — кредитных инструментах обслужива­ния хозяйственного оборота. Их главной темой — не без влияния уро­ков Джона Ло - стало обсуждение возможностей, границ и методов регулирования кредитной эмиссии.

«Закон оттока» и доктрина реальных векселей

Отправной точкой дискуссии и в этом случае была позиция А. Смита. Он исходил из наличия, во-первых, определенной «потреб­ности торговли» в деньгах (в современных терминах — трансакцион-ного спроса на деньги), во-вторых, способности рынка удовлетворять эту потребность, т.е. механизма саморегулирования объема денежной массы в обращении, и, в-третьих, из того, что бумажные деньги (прежде всего банкноты) — это не что иное, как заменители собст­венно денег, под которыми подразумевались металлические деньги (золото и серебро), выполняющие функцию средства обращения. Те же золото и серебро, используемые для накопления сокровищ или для обмена на импортируемые товары, в качестве денег уже не рас­сматривались. Соответственно, вопрос о размерах эмиссии бумаж­ных денег сводился для Смита к простому правилу: «Общее количест­во бумажных денег всякого рода, какое может без затруднений обра­щаться в какой-либо стране, ни при каких условиях не может превы-

90

шать стоимости золотой или серебряной монеты, которую они заменя­ют или которая (при тех же размерах торгового оборота) находилась бы в обращении, если бы не было бумажных денег>>^%.