Диссертация (Информационные технологии в контексте постмодернистской философии), страница 8

Многие исследователи отказывают в признании постмодернизму, аргументируя свою позицию тем, что он не приносит ничего кардинально нового, а лишь "паразитирует" на достижениях минувшего, заново их переделывая, компилируя, переосмысливая и переиначивая, но, при этом, не переходя на другой качественный уровень, позволивший бы говорить о новой стадии в культуре. Связав постмодернизм с информационными технологиями, мы сможем возразить сторонникам вышеобозначенного мнения. Да, можно оспаривать, что постмодернизм внес что-то новое в литературу, живопись или архитектуру, можно скептически относится к характеристике новых подходов в науке в качестве постмодернистских, можно говорить о том, что провозглашаемые философами-постмодернистами идеи уже были высказаны Ницше или кем то еще, но никто не сможет отрицать новизну электронных и телекоммуникационных средств, которые дают возможность говорить о наступлении "информационного века".

Множество выпадов против постмодерна связано с тем, что последний не охватывает в полной мере все страны. и регионы. Бесспорно, в наибольшей степени он проявляется в наиболее развитых странах, а чем менее благополучно государство, тем меньше мы наблюдаем в нем признаков данного феномена. И все же мы не согласимся с тем, что если в мире еще существуют очаги нищеты и нестабильности, то и не стоит говорить о каком-то "постмодернизме". Конечно, подавляющее большинство людей вовсе не имеет понятия о нем, и многие никогда не соприкасались с компьютером, но это не означает, что они полностью выключены из сферы действия знаковых для эпохи событий. В настоящее время практически не остается мест, не охваченных информационным полем. Общедоступность телевидения, и, тем более, радио, является фактором, говорящем о вхождении информационной культуры в жизнь основной массы населения. И все-таки нелепо было бы утверждать, что с приходом телевидения начинается постмодернизм, ведь последний мы рассматриваем не как нечто жестко обусловленное и раз и навсегда обретенное, а скорее как совокупность определенных тенденций, как некую перспективу развития. И если в наибольшей степени эти тенденции имеют место в западных странах, то это не говорит о полном их отсутствии в менее развитых регионах. Утверждение постмодернистского мировоззрения – это длительный, начавшийся в конце шестидесятых и не завершившийся до сих пор процесс. Причем процесс далеко не однозначный, разноплановый, вызывающий самые противоречивые оценки и споры, что собственно и говоря, характерно для постмодернистского сознания. В процессе создания концепции постмодернизма участвуют литераторы, философы, архитекторы, социологи, искусствоведы, и даже религиозные деятели, все они, скрещивая и противопоставляя, порой парадоксальным образом, самые различные области гуманитарных знаний, пытаются в эклектической пестроте новейшей культуры установить "сложнейший порядок хаоса"¹. И все же, становление постмодернистского мировоззрения можно будет считать завершенным тогда, когда его категории из теоретических конструкций, доступных интеллектуалам, превратятся в навыки мышления и умонастроения широких слоев населения. В настоящее время постмодернистский дискурс постепенно охватывает все новые области социокультурного пространства, тем не менее, значительная его часть по-прежнему остается под властью модернистских идей. В общем, в этом нет ничего плохого, и как отмечал Вольфганг Велш, постмодерн – это не антимодерн, ибо он включает в себя модерн¹. Но включает он его наряду с другими парадигмами, ни одна из которых не является привилегированной и все они находятся в непрекращающейся конкуренции. В этом плюрализме и заключается главное достоинство постмодернизма.

Тем не менее, попытки вернуть модерну былые привилегии продолжают осуществляться в современной философской мысли. Самый известный из критиков постмодернизма Юрген Хабермас считает постмодернизм неуместным в силу незавершенности проекта модерна². При этом он признает, что последний, несмотря на неисчерпанные до конца свои возможности, все-таки находится в глубоком кризисе, и главным образом из-за того, что позволил целостному восприятию жизни распасться на независимые друг от друга представления узких групп экспертов³. Хабермас полагал, что сложившуюся ситуацию можно исправить, если добиться примирения между различными "языковыми играми", прийти к некому единству или консенсусу. Против такого подхода категорически выступал его главный оппонент Ж-Ф. Лиотар, утверждая, что попытки завершения проекта "модерн" представляют собой не что иное как трансцендентную иллюзию, питающуюся ностальгией по целому и единому. Но эта иллюзия, как показал ХХ век, оплачивается террором, и в лице питающих ее, мы слышим ни что иное как "хриплый голос желания снова начать террор, довершить фантазм, мечту о том, чтобы охватить и стиснуть в своих объятьях реальность"⁴. А по мнению Жака Деррида, любые попытки окончательно завершить какой-либо глобальный проект сравнимы с тщетным желанием достроить "Вавилонскую башню", являющуюся символом недостижимости полноты любой конструкты и структурного порядка⁵. Таким образом, можно сделать вывод о том, что развернувшаяся полемика вокруг смены социокультурных и мировоззренческих парадигм свидетельствует о сложности и неоднозначности этого процесса.

К сожалению, в наши дни модернистские по своему духу идеи существуют не только в сознании философов, многие реальные геополитические события указывают на то, что с утверждением постмодернистского образа мысли и действия далеко не все в порядке. Когда наиболее развитые страны стремятся к мировой гегемонии, навязывая свои правила игры не только экономическими, но откровенно силовыми методами, когда торжествует непримиримый исламский фундаментализм, отрицая любые альтернативы, когда вновь растут военные бюджеты и разгораются межнациональные конфликты, говорить о том, что постмодернизм окончательно утвердился в сознании людей, становится затруднительным. Бесспорно, эти факторы нельзя сбрасывать со счета, и хотя они и идут вразрез с постмодернистским мэйнстримом, все-таки не стоит говорить, что постмодернизм умер, едва успев родиться. Попытки подчинить социально-политическую реальность единым правилам игры, как показывает история, никогда не завершались успехом. Реальность, будь то общество или природа, противится любым навязываемым ей ограничениям, она всегда сбрасывает с себя оковы чуждых ей предписаний, и все равно рано или поздно возвращается на круги своя.

Как уже отмечалось, рассуждая о постмодернизме, мы не должны, с одной стороны подходить к нему предвзято, но, и с другой стороны, оценивать его в сугубо положительных терминах. Постмодернизм – это неоднозначное, гетерогенное явление, имеющее как положительные, так и отрицательные стороны. Сегодняшнее состояние постмодернизма – это состояние рефлексии, цель которой выявить пропорции между конструктивными и деструктивными веяниями и обозначить пути преодоления всего негативного, что потенциально содержит постмодернизм.

Прежде чем обозначить свою позицию в вопросе о деструктивности постмодернизма, попробуем проследить насколько правомерно бытующее представление о постмодернистских теориях как о негативных, несущих смятение, разочарование, констатирующих бессилие разума и отсутствие ценностей. Бесспорно, в постмодернизме имеется много деструктивных черт, мимо которых мы не в праве пройти, но, вместе с тем, необходимо разграничить его реальное негативное содержание от поверхностной, наносной критики, обусловленной, как правило, приверженностью к идеалам минувшего и нежеланием увидеть в постмодернизме образ мировоззрения информационного общества конца второго тысячелетия.

Чтобы лучше осмыслить некоторые, наиболее часто вызывающие негативную реакцию положения постмодернистских учений, осуществим экскурс в историю философской мысли и обратимся к наследию Фридриха Ницше. Его фигура выходит на передний план, когда мы говорим о мыслителях, чьи идеи оказали наиболее существенное влияние на формирование и развитие идей, концептуализированных в философии постмодернизма. Немецкий мыслитель, творивший во время господства модернистского мировоззрения, оказался неожиданно современным в эпоху "постсовременности". Почти век понадобился, чтобы философские идеи "посмертного пророка послезавтрашнего дня" получили новое звучание и оказались неожиданно своевременными. Вся основная проблематика постмодернистов, так или иначе, пересекается с главными положениями ницшеанской философии. Во многих произведениях основоположников постмодернистской философии, таких как Жиль Делёз, Мишель Фуко, Жан-Франсуа Лиотар и др. прослеживается пристальный интерес к идеям немецкого философа, которого по праву можно считать первым провозвестником эпохи постсовременности. По нашему мнению, некоторые положения его учения могут быть успешно использованы для ограждения и отпора от надуманной критики в адрес комплекса постмодернистских теорий. Рассмотренная сквозь призму идей Ницше, подобная критика в большинстве случаев обнаруживает свою беспочвенность и несостоятельность.

Одно из наиболее значительных положений ницшеанской философии – идея о "вечном возвращении", может оказать существенную помощь в решении спорной проблемы соотношения традиции и новации в постмодерном обществе. Важность этого вопроса определяется, кроме всего прочего, ещё и тем, что некоторые авторы в своём негативном настрое по отношению к постмодернизму хотят представить его в виде учения, призывающего к разрушению наследия прошлого, сбрасывающего со счетов все достижения предшествующих эпох. Например, можно столкнуться с подобным мнением в одном из учебных пособий, причём рекомендованным для высшей школы. В нём утверждается, что "негативное и даже агрессивное отношение к прошлому, к классике, к традиции – норма для культуры постмодерна"¹. И далее: ""отвязавшись" от всякой традиции, постмодерн в своём свободолюбии пошёл на крайности: стёр имена и даты, смешал стили и времена, превратил текст в шизофреническое приключение, в коллаж анонимных цитат, … смешал и уравнял святое и греховное, высокое и низкое"². Подобного рода высказывания отнюдь не являются единичными, скорее они передают общее настроение тех, кто не может или не хочет принять постмодерную реальность наших дней. Хотя, казалось бы, нельзя не заметить, что именно настоящий период характеризуется особым интересом к наследию прошлого: восстанавливаются памятники архитектуры; в литературе, музыке, живописи возвращаются забытые имена; большое внимание уделяется сохранению особенностей национальных культур. Все эти явления свидетельствуют о новом подходе в осмыслении роли традиции в жизни общества, ориентирующим на реабилитацию отвергаемых ранее ценностей. Но, как уже говорилось выше, может появиться ощущение, что никакого нового, постмодернистского подхода нет: происходит всего лишь извечный круговорот событий, выносящий на поверхность давно утерянные вещи; более того, усиленное внимание к этим вещам может трактоваться как неспособность создать новые ценности, которые смогли бы составить лицо эпохи постмодерна. Здесь же возникает и ещё одна проблема: всё ли из того что существовало ранее имеет право на вторую жизнь? Ведь прошлое скрывает в себе не только позитивные, но и деструктивные элементы. Для того, чтобы осмыслить трудности, связанные с отношением к ценностям прошлого, обратимся к одной из самых главных идей Ницше – к идее Вечного Возвращения. Несмотря на то значение, которое придавал ей Ницше, она остаётся одним из самых туманных положений его философского учения. По мнению Жиля Делёза, трудность в раскрытии сущности этой мысли происходит из-за смешения двух понятий: Вечного возвращения и возвращения Того Же Самого¹. Делёз разграничивает взгляды на тему вечного возвращения, которые существовали на Востоке и в Греции, с оригинальной идеей Ницше. Именно Ницше первым в истории представил Вечное возвращение как высшую форму утверждения. Как отмечает Делёз, секрет Ницше состоит в том, что Вечное Возвращение является избирательным². "Возвращается одно утверждение, возвращается единственно то, что может быть утверждено, только радость возвращается назад. Всё, что можно отрицать и что может отрицать, – всё это отвергается в самом движении Вечного Возвращения. Правда, можно опасаться того, что комбинация нигилизма и реакции будет вечно возвращаться назад. Но Вечное Возвращение подобно самокатящемуся колесу: оно гонит прочь всё, что противоречит утверждению, все формы нигилизма и реакции…"³. Беря за основу данную трактовку ницшеанской идеи, можно сделать вывод, что в эпоху постмодерна происходят именно те процессы, которые могут быть охарактеризованы как проявления Вечного Возвращения, ибо возвращается в качестве жизнеспособного только то, что доказало право на свою значительность, выдержав испытание всепоглощающим временем. Те же негативные моменты, которые неожиданно всплывают из прошлого, обречены на самоуничтожение, поскольку они не несут в себе утверждающей энергии активного становления и в итоге не выдержат сурового отбора колеса Вечного Возвращения. Кроме того, возвращение не означает механический перенос чего-либо из прошлого в настоящее, оно предполагает обновление, синтез старого и нового на основе которого и рождаются те уникальные явления в обществе, которые и определяют своеобразие эпохи постмодерна. Таким образом, используя ницшеанскую идею о вечном возвращении, в целом можно показать несостоятельность попыток обвинить постмодернизм в пренебрежении к ценностям минувшего или же наоборот, в бессилии создать новые ценности. Подобные, заметим, противоречащие друг другу обвинения, во многом связаны с широко распространенном ныне представлении о постмодернизме как произвольной мешанине разнородных элементов – либидо, экономики, цифири, цинизма, электроники и восточной мистики, указывающих на пришествие новой эры и Апокалипсиса сразу и в одном обличии. В. Велш категорически отметал подобную трактовку постмодерна, называя ее ложной формой, кашей, в которой становится все одинаковым, а плюрализм как раз испаряется¹. Результат такого подхода гораздо ближе к униформирующим тенденциям модернизма, чем к подлинному постмодернизму. Постмодернизм, несмотря на свою нетрадиционность, остается строгим и рациональным знанием, имеющим свои исходные принципы, методы и подходы, и его нельзя редуцировать до уровня эклектизма, который характеризуется Лиотаром как нулевая степень всеобщей культуры наших дней². Когда-то Лютер сказал: я здесь стою и не могу иначе. Одо Марквард, перефразировал эту мысль следующим образом: я здесь стою, а могу как угодно. Но, все же постмодернизм – это дело серьезное, а не как угодно и что угодно. И если постмодернизм и нацелен на соединение различных точек зрения, стилей, походов и концепций, то это следует понимать как своеобразный коллаж из всего самого ценного, что есть в предшествующей и настоящей культуре. Постмодернизм – открытая система, обращённая как в прошлое, так и в будущее, и одна из главных задач, которую предстоит ему решить – это найти грань, примиряющую новые подходы к восприятию действительности с достижениями культуры минувших эпох.

Возвращаясь к ницшеанскому наследию, выделим еще один пласт идей немецкого философа, существенный для понимания постмодернистских идей, а именно, взгляды Ницше на нигилизм, на его сущность и возможности преодоления. Наш интерес к этому явлению связан с тем, что существует представление о постмодернизме как наиболее радикальной форме нигилизма. Оно основывается на мнении, что если все предшествующие негативные мировоззренческие концепции, отвергая одни "высшие" ценности, возводили на их место другие, то постмодернизм вообще отказывается от каких-либо "высших" ценностей. На самом деле, речь у постмодернистов скорее идет о качественно новом подходе к ценностям, о переоценки роли ключевых категорий, с помощью которых мы привыкли воспринимать и описывать реальность. И в данном вопросе, они мало что добавляют к сказанному Ницше, который связал пересмотр отношения к господствующим универсалиям, ценностям и идеалам с неизбежностью прохождения через состояние нигилизма, вызванного растерянностью от потери базовых опор, сообщавших смысл человеческому существованию.