Марианна Франке-Грикш - «ТЫ С НАМИ!» - Системные взгляды и решения для учителей, учеников и родителей, страница 9

В пояснение я хотела бы рассказать историю одной участницы моего семейного семинара. Она называется: «Наконец-то правда!»

Женщина жаловалась на неспособность испытывать удовольствие в супружеских отношениях и страх сойти с ума.

Мать бросила ее, когда ей было полгода. С тех пор она жила с отцом и одной своей родственницей, которая за ней ухаживала. Мать переехала в другой город и никогда не предпринимала никаких попыток увидеть дочь. Ребенку сказали, что мать ее любила, но немножко «свихнулась».

Когда ей исполнилось 18 лет, она захотела познакомиться с матерью и приехала к ней. Мать оказалась совершенно нормальной. И мать, и дочь старались установить душевный контакт, но им это не удалось. Дочь приезжала к ней еще два раза, затем прекратила попытки.

На семинаре она хотела просто встать перед заместительницей матери, чтобы кое о чем ее спросить. Я согласилась. Когда женщины встали друг напротив друга, она спросила: «Почему ты меня бросила?». Заместительница матери спонтанно ответила: «Потому что я тебя не любила».

77

У всех нас замерло сердце. Эта неприкрашенная правда казалось слишком жестокой. Но сразу же после этого женщины кинулись друг другу в объятья. Клиентка плакала и снова и снова повторяла: «Наконец-то правда!»

Через год она мне написала. С тех пор ее страх утратить чувство реальности и сойти с ума совершенно прошел. Но, главное, когда она в следующий раз приехала к матери, у них возник хороший, простой контакт. Она написала буквально следующее: «Уже на перроне мы крепко обнялись».

Дорога к отцу Йоши

Йоши жил с матерью и двумя сводными братьями. Он мало рассказывал о доме и лишь изредка говорил о матери и об отце. Однажды во время игры в семью он тоже выразил желание сделать расстановку. Вероятно, он почувствовал присущее каждой расстановке уважение к семейной судьбе. Он сказал: «С некоторых пор я чувствую, что мое место рядом с отцом, но живу с мамой». Это было мужественно.

Его расстановка выглядела так: мать и оба его брата стояли в ряд, чуть дальше — их отец. На расстоянии двух метров от них под углом около шестидесяти градусов он поставил своего отца и себя.

Когда все были расставлены, заместитель отца Йоши сказал: «Место Йоши рядом со мной». Тут заместительница матери вытянула руки и сказала: «Я хочу, чтобы мальчик стоял со мной». Йоши сидел за партой и кивал головой. Теперь он увидел свой конфликт со стороны, никаких объяснений тут не требовалось.

Я предложила заместителю Йоши встать к матери, рядом с братьями, и сказать отцу: «Я люблю тебя. Мое место с тобой, а сейчас я пока еще поживу с мамой». Это была разрешающая фраза. Затем он сказал заместительнице матери: «Мама, мое

78

место рядом с папой, а сейчас я пока еще поживу с тобой». Это «пока еще» оставляло открытым вопрос, когда он уйдет к отцу, и давало понять, что в свое время он покинет «сферу влияния» матери. Это положило начало процессу, о продолжительности и протекании которого не было сказано ни слова. После расстановки я сказала Йоши: «Твое место как мужчины — с мужчинами». Он засмеялся и обоими кулаками ударил себя в грудь.

Вскоре после этого ко мне пришла его мама. Йоши ничего не сказал ей о семейной расстановке. Она сама заговорила о том, как любит мальчика, и выразила сомнение в том, что это так уж хорошо. Она сказала: «Не знаю, хватит ли у меня духу передать его отцу, если в какой-то момент он захочет, чтобы Йоши был с ним». Я сказала, что мне было так же не просто отдать своих сыновей их отцу, но для каждого решения существует свой благоприятный момент.

В качестве упражнения я предложила некоторым детям из «разведенных» семей ставить родителей рядом, даже если они живут отдельно, а самим вставать напротив.

«Они — корни, а ты — зуб», — обычно добавляла я и рисовала на доске большой зуб с двумя корнями.

Дети склонялись перед заместителями родителей и говорили: «Я соглашаюсь с тем, чтобы вы разошлись, даже если это причиняет мне боль. Я всегда буду вашим общим ребенком».

Однажды кто-то из детей сказал: «Я соглашаюсь с тем, что вы разошлись, теперь вы больше столько не ссоритесь и

79

мне не нужно бояться за маму». Это тоже было правильно, поклон позволил перевести тяжелую и для родителей, и для ребенка ситуацию в контекст уважения.

Как-то один мальчик сказал, что раньше он думал, что этот поклон, как он выразился, «ничего не стоит». Но после того, как он поклонился, ему было хорошо, он почувствовал себя намного сильнее.

Так дети на деле учились справляться с тяжелыми ситуациями.

2.10. Порядки ценностей в воспитании

Родители постоянно говорили мне о том, что, обсуждая проблемы воспитания, никак не могут прийти к общему знаменателю. Отцов и матерей очень удивляло, когда я говорила им: «А вам этого и не нужно». Они не могли себе представить, как такое возможно. Я объясняла им, что дети и без того давно знают, что важно для каждого из родителей. Так что, когда родители хотят договориться о ценностях, это всего лишь борьба за власть, без которой вполне можно обойтись. Вместо этого каждому из них следует просто с уважением отнестись к тому, что важно для другого. То, что мы можем дать нашим детям, — это уважение к ценностям другого и признание того, что их воспитывают оба родителя.

В повседневной жизни родители попеременно решают, что, как и когда должно быть сделано. Дети видят, как мать отступает от своих представлений, когда говорит: «Вы прекрасно знаете, как я это люблю. Но сегодня вы сделаете так, как хочет папа». И, разумеется, наоборот. Это позволяет детям чувствовать себя надежно защищенными между обоими родителями как воспитателями, ни одному из которых не нужно полностью отказываться от своих ценностей и своей индивидуальности. В этом случае дети могут учиться у обоих родителей, и им не приходится противопоставлять их друг другу. Этот принцип действует как своего рода «тренинг»: каждый из родителей полностью реализует одни свои представления о

80

воспитании и учится соответственно часто отказываться от претворения в жизнь других в пользу представлений партнера. Разумеется, есть важные решения, которые родители должны принимать вместе, например, выбор школы или, если родители разошлись, то с кем из них ребенку сейчас будет лучше. «Тренированным» родителям в подобных случаях легче сообща находить подобающее решение.

Нередко беседа о разных ценностях даже приводила родителей к новому взгляду на вещи. По их словам, они чувствовали себя так, будто освободились от какого-то давления.

На уроках я говорила с детьми о том, что важно для папы, а что для мамы, и разумеется, о том, что важно для обоих родителей. Как выяснилось, дети прекрасно ориентируются в шкалах ценностей своих родителей. Мы составляли целые списки этих ценностей, например:

Отец: тихо вести себя за столом, слушаться маму, не давать себя в обиду, быть внимательным в школе, добиваться успехов в спорте, иметь интересы и хобби.

Мать: присматривать за братьями и сестрами, не смотреть подолгу телевизор, лучше уступать, чем драться.

Также мы составляли списки того, что разрешает отец и не разрешает мать, что разрешает мать и не разрешает отец.

В некоторых классах я задавала составление таких списков на дом. Поскольку можно было предположить, что во многих семьях домашние задания обсуждаются, то оно приобретало двойной смысл. Дети рассказывали, как удивлялись их родители: им было трудно поверить, что их отпрыски прекрасно знают их точки зрения. Думаю, для взрослых это не раз становилось поводом поговорить о ценностях и своих представлениях о воспитании.

Этот список был не менее важен и для детей, которых мама воспитывала одна, и для тех, у кого один из родителей умер. Для них он выглядел так: что бы разрешала мне мама/ разрешал отец, если бы он/она был жив/была жива.

Для детей, у которых был отчим, шкала состояла из трех позиций: матери, отца и отчима. Этим я хотела дать матерям

-4763

81

почувствовать, что их дети всегда остаются детьми своего отца, даже если они с уважением относятся к отчиму как партнеру матери. В некоторых случаях, когда я беседовала с мамами в таком духе, мне удавалось оказать поддержку или уменьшить остроту упорной «воспитательной» борьбы между ребенком и его отчимом. Родной отец и его ценности бессознательно живут в ребенке. И приоритет остается за ним.

Во многих случаях дети могли точно сказать, в каких ситуациях они скорее слушаются отца, а в каких — мать, в каких вопросах они могут пренебречь волей матери и сразу обратиться к отцу и наоборот. Поэтому я советовала родителям практиковать прозрачность в том, что они разрешают или велят, и следить, не распорядился ли уже на этот счет другой родитель.

Так в процессе воспитания дети видят уважение родителей к ценностным представлениям друг друга.

Одна мама, чей муж добровольно ушел из жизни и оставил ее с тремя подростками-сыновьями, была просто в отчаянии, поскольку чувствовала, что ей не по силам справиться с тремя мальчиками в переходном возрасте. Тогда я посоветовала ей найти для сыновей что-нибудь такое, чем отец наверняка с удовольствием занимался бы вместе с ними. Она сразу поняла, что в их случае речь идет о компьютере, и позволила ребятам каждую пятницу вечером работать и играть на нем сколько угодно. «Отец наверняка бы так и поступил, — сказала она, — мне согласиться на это непросто». Ей сопутствовал успех. Теперь в тех ситуациях, которые были для нее важны, ей удавалось добиваться своего без лишних усилий. Позже она рассказала мне, что у одного из мальчиков появился еще и мопед. Ей это не нравится, но муж наверняка был бы за.

Немногие собранные здесь крупицы опыта лишь указывают на целый ряд открытий и возможностей воспитания с системной позиции. Я рекомендую читателям подробную теоретическую работу Вильгельма Роттгауза (2000) «К чему воспитывать? Проект системного воспитания» (Wozu erziehen? Entwurf einer systemischen Erziehung, 2000), где

82

автор описывает воспитание как интерактивный процесс между ребенком и воспитателем (учителем). Этот процесс он называет со-эволюцией (интерактивным развитием).

2.11. Обобщающее примечание

к моей системно-феноменологической работе

по Берту Хеллингеру в школе

Занятия семейной расстановкой и беседы о семье, которые я проводила с детьми, выходят далеко за рамки учебной и воспитательной задачи преподавателя в школе. Только благодаря многолетнему педагогическому опыту, а также знаниям и опыту в области психотерапии я решилась сначала просто познакомить детей с этими идеями. К моему удивлению, однажды сплетенные нити было уже не порвать. Растущее уважение ребят к собственным семьям и семьям других детей, их поклоны, уважение к умершим — весь этот очевидно происходивший в детях процесс, казалось, еще больше подтвердил правоту того, чему я научилась у Берта Хел-лингера. Их стремление узнавать все больше и больше, желание овладеть конструктивистским и гипнотерапевтическим мышлением и образом действий, опробовать силу визуализации, придумывать ритуалы и игры, находить новые формы для школьных праздников было для меня важным и в какой-то степени логичным опытом на почве системно-феноменологических познаний.

Я не стремлюсь своим рассказом непременно убедить вас, дорогие коллеги, делать то же самое. Для этого требуется большой собственный опыт как работы с семейной расстановкой по Хеллингеру, так и с другими формами семейной терапии. Кроме того, необходимы терапевтическое образование и практический опыт, чтобы уметь оценить колоссальное влияние незначительных, на первый взгляд, замечаний или указаний.

Своими заметками я хочу показать, как в школе отражаются семейные законы, которым следуем и мы, взрослые, и

б»

83

дети, как одно только уважение к семьям — без всяких терапевтических мероприятий — может помочь «вырастить» в классе целительное и надежное социальное поле. Было невозможно не заметить, что благодаря «системной выучке» дети стали относиться друг к другу с гораздо большим уважением и вниманием, что он открыл для ребят новые тропинки в мир совместной и самостоятельной учебы. Отзывы родителей показали, что благодаря рассказам детей они тоже на многое стали смотреть другими глазами. Новые взгляды помогали им обрести большее самоуважение, а в некоторых случаях даже заставляли отказаться от привычной жесткой позиции по отношению к детям.

3. Системные точки зрения

3.1. Что такое система?

Что значит смотреть и думать системно?

Здесь я хотела бы поместить короткую теоретическую главу. Разумеется, вы можете ее пропустить и с четвертой главы продолжить читать о практическом применении системного подхода в школе.

Берт Хеллингер называет свой метод системно-феноменологическим, однако по образу действий и целевой направленности он принципиально отличается от образа мыслей и стиля работы системных семейных терапевтов, даже если мы снова и снова обнаруживаем точки соприкосновения этих школ. Системная семейная терапия во многом развивалась в соответствии с общей посылкой конструктивизма, учения, которое я здесь вкратце опишу.

Что такое система?

На вопрос о том, что такое система, очень подробный ответ дал чилийский ученый Умберто Матурана. Он различает простые и комплексные единства. «К примеру, автомобиль, на который мы смотрим как на самодвижущуюся колымагу, является простым единством. Мы будем рассматривать его как составное единство, если специфицируем его компоненты и их сочленения. Тогда автомобиль предстанет как колымага, состоящая из кузова, мотора, колес и т. д.; состав определяет его качества как целого: разгон, маневренность и т. д.» (цит. по: Ludewig, 1992).

Такие составные единства называются системами. Каждой системе присущи два компонента: организация, то есть связь между входящими в нее элементами, и структура —

85

пространственная форма этих взаимодействующих элементов.