referat1 (Русская философия XIX века - славянофилы и западники), страница 3
Описание файла
Файл "referat1" внутри архива находится в папке "Русская философия XIX века - славянофилы и западники". Документ из архива "Русская философия XIX века - славянофилы и западники", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "философия" из 6 семестр, которые можно найти в файловом архиве МГТУ им. Н.Э.Баумана. Не смотря на прямую связь этого архива с МГТУ им. Н.Э.Баумана, его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "рефераты, доклады и презентации", в предмете "философия" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "referat1"
Текст 3 страницы из документа "referat1"
Западник-радикал Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) в молодости пережил страстное увлечение немецкой философией: эстетикой романтизма, идеями Шеллинга, Фихте, а несколько позднее – Гегеля. Однако верным гегельянцем критик был сравнительно недолго. Уже в начале 1840-х годов он резко критикует рационалистический детерминизм гегелевской концепции прогресса, утверждая, что “судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира”. Персонализм Белинского был неразрывно связан с его увлечением социалистическими идеалами. Идеал общественного строя, основанного “на правде и доблести”, должен быть воплощен в реальность, прежде всего во имя суверенных прав личности, ее свободы от любых форм социального и политического гнета. Дальнейшая эволюция взглядов Белинского сопровождалась усилением критического отношения к столь увлекавшему его в молодые годы философскому идеализму. Религиозные же убеждения молодости уступали настроениям явно атеистического толка. Эти настроения позднего Белинского вполне симптоматичны: в российском западничестве все в большей степени начинает доминировать идеология политического радикализма.
Михаил Александрович Бакунин (1814–1875) был одним из наиболее ярких представителей российских западников-радикалов. Его философское образование (под влиянием Н.В.Станкевича) начиналось с усвоения идей Канта, Фихте и Гегеля. Определенное воздействие на молодого Бакунина оказали сочинения европейских мистиков (в частности, Сен-Мартена). Но наиболее значительную роль в его духовной эволюции сыграло гегельянство. В опубликованной в 1842 в Германии статье Реакция в Германии Бакунин писал о гегелевской диалектике абсолютного духа как о процессе революционного разрушения и творчества. Впрочем, уже в этот период его отношение к философии становится все более критическим. “Долой, – заявлял Бакунин, – логическое и теоретическое фантазирование о конечном и бесконечном; такие вещи можно схватить только живым делом”. Таким “живым делом” для него стала революционная деятельность. Исключительный по своему напряжению пафос революционного утопизма пронизывает все последующее творчество Бакунина. “Радость разрушения есть в то же время творческая радость”, – утверждал он. И это одно из многих его утверждений подобного рода. “Светлое будущее”, ради которого Бакунин-революционер был готов жертвовать своей и чужой жизнью, предстает в его описании в виде некой грандиозной утопии, не лишенной религиозных черт: “Мы накануне великого всемирного исторического переворота... он будет носить не политический, а принципиальный, религиозный характер...”. В 1873 в работе Государственность и анархия русский революционер пишет о гегельянстве как о “веренице сомнамбулических представлений и опытов”. В своей радикальной критике всяческой метафизики поздний Бакунин не ограничивался неприятием философского идеализма. В метафизичности он упрекал Л.Фейербаха, философов-позитивистов и даже таких материалистов, как Бюхнер и Маркс.
Александр Иванович Герцен (1812–1870), как и большинство российских западников-радикалов, прошел в своем духовном развитии через период глубокого увлечения гегельянством. В молодости он испытал также влияние Шеллинга, романтиков, французских просветителей (в особенности Вольтера) и социалистов (Сен-Симона). Влияние Гегеля, однако, наиболее отчетливо прослеживается в его работах философского характера. Так, в цикле статей “Дилетантизм в науке” (1842–1843) Герцен обосновывал и интерпретировал гегелевскую диалектику как инструмент познания и революционного преобразования мира (“алгебра революции”). Будущее развитие человечества, по убеждению автора, должно привести к революционному “снятию” антагонистических противоречий в обществе. На смену оторванным от реальной жизни научным и философским теориям придет научно-философское знание, неразрывно связанное с действительностью. Более того, итогом развития окажется слияние духа и материи. Центральной творческой силой “всемирного реалистического биения пульса жизни”, “вечного движения” выступает, по Герцену, человек как “всеобщий разум” этого универсального процесса.
Эти идеи получили развитие в основном философском сочинении Герцена – Письмах об изучении природы (1845–1846). Высоко оценивая диалектический метод Гегеля, он в то же время критиковал философский идеализм и утверждал, что “логическое развитие идет теми же фазами, как развитие природы и истории; оно... повторяет движение земной планеты”. В этой работе Герцен вполне в духе гегельянства обосновывал последовательный историоцентризм (“ни человечества, ни природы нельзя понять помимо исторического бытия”), а в понимании смысла истории придерживался принципов исторического детерминизма. Однако в дальнейшем его оптимистическая вера в неизбежность и разумность природного и социального прогресса оказалась существенным образом поколебленной.
Преимущественно в русле западничества формировалась и традиция российского либерализма19.
Умственное течение 30—40-х годов XIX века, получившее название западничества, усилилось резонансом в эпоху “смены идеалов и интересов”, наступившую с воцарением Александра II. Западничество оказалось единственной достаточно распространенной в обществе альтернативой николаевского правления. В западнической интерпретации стали понятнее причины кризисного состояния России, усиленного последствиями Крымской войны: “Называясь европейским государством, надо идти сообразно с европейским духом или потерять значение.
Консервативные силы, поддержанные противниками политической вестернизации России, развернули борьбу против опирающейся на западничество традиции реформаторства. Одной из сторон борьбы, развернувшейся вокруг реформы 60-х годов, стала борьба за “наследство” людей 40-х годов, начавшаяся еще в эпоху Николая I. Для либералов с западниками были “связаны лучшие стремления... времени”, а западничество было “главным руслом тех идей, в развитии которых состояло прогрессивное движение общества, ... которому принадлежали самые действительные приобретения русской общественной мысли, за которым было будущее”; “их историческая судьба пусть послужит примером для тех, кого смущают трудности настоящего” . Славянофил А.С. Хомяков протестовал против того, что западники, вознося до небес, например, Грановского, “как русского общественного человека”, стремятся дать своей партии “общественное значение, так сказать, исключительное”20.
Попытки консерваторов придать западникам и западничеству однозначно негативную окраску не выдержали испытания временем.
О западничестве начали появляться первые исследовательские статьи. Ал. Григорьев отнес западничество к явлению, ограниченному эпохой 30—50-х годов. Он первым отделил Чаадаева от западников 40-х годов: “Основою Чаадаева был католицизм, основою западничества стала философия”. Для западников, по Григорьеву, было характерно отрицание возможности самостоятельности и своеобразия народной жизни. Это отрицание — реакция оппозиции того времени на фальшивые формы (романы Загоскина, “клеветы на народность” драм Кукольника и Полевого), в которые облекалась официальная народность. Эта оппозиция исчезла, будучи вытеснена “реальными национальными формами”. С этой статьи начинает звучать тема “растворения” западничества в движении за реформы 60-х годов, когда славянофилы “Черкасские и Самарины протянули руки западникам и пошли с ними к великой народной Цели”.
Западничество-термин, западничество-объект борьбы идей в публицистике пореформенной России становилось порой жертвой приблизительности, односторонности. А.И. Герцен в книге “О развитии революционных идей в России” (1852) включил споры “о московском панславизме и русском европеизме” в революционную традицию, и в том, что “европейцы... не хотели менять ошейник немецкого рабства на православно-славянский”, а “хотели освободиться от всевозможных ошейников21”, увидел предпосылки для распространения социалистических идей. С удивлением обнаруживший себя среди носителей подобной революционной традиции П.Я. Чаадаев, заявил в письме к А.Ф. Орлову, что все сказанное о нем — наглая клевета.
“Новым заветом” противников западничества стала толстая книга Н. Данилевского “Россия и Европа”. Ее первый тираж в 1200 экземпляров (1871 год) долго не раскупался. Дополнительный, 1888 год (еще 1000 экз.) разошелся с неимоверной для книг такого рода быстротой: в полгода! Автор исходил из теории культурно-исторических типов (объявленной крупным научным открытием славянского ума и заимствованным, по замечанию B.C. Соловьева, из “Учебника мировой истории” Г. Рюккерта 1857 года) . Согласно этой теории, славянский культурно-исторический тип не связан ни с каким европейским, “и им не сойтись вовек”. “Для всякого Славянина... после Бога и его Св. Церкви — идея славянства должна быть высшею идеек”, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага...” . Свобода, наука, просвещение — ценности иной, германо-романской цивилизации, а как гласит название IX главы книги Данилевского — “Европейничанье — болезнь русской жизни”. “Европейничанье” разделена ровно на три различные по вредности разряда: “1) искажение народного быта и замена формы его формами чужими, иностранными, ... которые, начавшись с внешности, не могли не проникнуть в самый внутренний строй понятий высших слоев общества и не проникать все глубже; 2) заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву — с мыслию, что хорошее в одном месте должно быть и везде хорошо; 3) (самое пагубное и вредное) взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной европейской точки зрения, рассмотрение их в европейские очки... причем самого блистательного света, является совершенным мраком и темнотою, и наоборот” .
Главной ошибкой западничества, по мнению Данилевского, было принятие европейского культурно-исторического типа с его ценностями за общечеловеческий с ценностями общечеловеческими и соотнесение этих ценностей с несоответствующими им специфическими национально-русскими. Упрощенная интерпретация подобных идей отразилась, например, в статье В.Е. Крылова “Что умерло: западничество или славянофильство?” Западники, по Крылову, “и доныне готовы повторять слова Молчалина, что в наши лета “не должно сметь свое суждение иметь”. Всякое самостоятельное суждение они считают преступным отступничеством от их “символа веры” и без всякой пощады предают его анафеме”. Итог статьи таков: западничество как теория науки, космополитизма и парламентаризма (в противоположность “истинным русским ценностям” — религии, народности и самодержавию) и “как вероучение не может у нас существовать: у него нет никаких жизненных сил, ему давным-давно пропета отходная”.
***
Различные теории и течения, постоянно охватывающие Россию, так и не привели страну к определенному решению, по какому пути идти. Из-за этого, как в басне Крылова “Лебедь, рак и щука”, Россия топчется на месте. Либо, в лучшем случае, движется по инерции. Споры западников и славянофилов стали частью истории, а актуальность их просвечивает сквозь века. Можно отыскать множество источников противоречий между этими двумя философскими направлениями: возможность политического обустройства, и ход исторического развития, и положение религии в государстве, образование, ценность народного наследия и т.д. В несколько большей степени можно указать на обширность территории страны, которая производила на свет личностей с совершенно противоположными взглядами на жизнь и на собственное положение в ней.
Россия велика. Увлечь одной идеологией ее народ очень сложно. Один из самых сложных вопросов русской философской мысли является вычленение русской народности. Это, по-моему, главная причина неопределённости в развитии. Народу постоянно напоминают, что Россию населяют сотни народностей, все они самобытны, кто-то ближе к Востоку, а кто-то к Западу, указывая на разнообразие культур и традиций, но тем самым ещё больше увеличивают пропасть между взглядами. Ведь забывают об одном: русских в России 85%, а это не простое большинство, это почти абсолютное большинство, которые в своей основной массе имеют общие корни, культуру, традицию, историю, язык… Этот список можно продолжать. Нельзя забывать, что именно русские несут на своих плечах весь груз государственности, и приравнивать их ответственность к ответственности, например, селькупов или лопарей не следует. Исходя из этого нужно, прежде всего, ориентироваться на интересы и насущные проблемы именно русского большинства, конечно не забывая и о других малых народностях. Именно “не забывать”, а не ставить их проблемы на первое место. А на основе этого большинства, сплочённого общими узами и родится единая, общая для всех, идея развития государства и народа в нём. И сразу же отпадут извечные русские вопросы “Кто виноват?” и “Что делать?”.
Список использованной литературы:
-
“Истории русской критики” Издательство АН СССР 1958 года. Т.1
-
В. И. Кулешов “История русской критики”. “Просвещение”. М.-1978 год.
-
Д. И. Олейников. “Славянофилы и западники”. “Механик”. М.- 1966.
-
Данилевский. “Западничество в России”. “Книга”. М.-1991.
-
http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. “Русская философия” Электронная версия
-
И. С. Тургенев. “Дым”. Собрание сочинений. Т. 4. “Художественная литература”. М.-1954.
1 http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. “Русская философия” Электронная версия
2 Текст и цитата приведены из “Истории русской критики” Издательство АН СССР 1958 года. Т.1 С. 327
3 Там же
4 Там же