Задача: План по раскрытию преступлений совершаемых в лифтах:

Первое убийство Фефилов совершил 29 апреля 1982 года в лесополосе около Старо-Московского тракта, в районе автобусной остановки «Контрольная» в Верх-Исетском районе. Его жертвой стала ученица 5-го класса 41-й школы Лена Мангушева. Фефилов изнасиловал её, а потом задушил её же пионерским галстуком. Тело прикрыл ветками. У убитой забрал портфель, из которого вытащил школьный пенал и два учебника, а сам портфель выбросил в туалете автобазы.
Тело Лены Мангушевой было обнаружено на следующий день. При расследовании убийства особое внимание было уделено проверке лиц, ранее судимых за сексуальные преступления. Вскоре в поле зрение сыщиков попал подходящий субъект.
5 мая 1982 г. по заявлению жительницы Свердловска О. за покушение на ее изнасилование был задержан Георгий Хабаров, 1954 г. р. Он имел отставание в психическом развитии, ранее учился во вспомогательной школе, состоял на учете в психоневрологическом диспансере по поводу олигофрении в степени умеренно выраженной дебильности. Изначально Хабаров все отрицал, но после проведения серии ночных допросов он начал признавать вину.
Впервые официальные показания об убийстве и изнасиловании Мангушевой Г. Хабаров дал на допросе 7 мая 1982 г., который начался в 14 час. 40 мин. Уже через полтора часа после начала допроса и неожиданного признания Хабарова был организован выезд на место происшествия. Руководивший этим следственным действием помощник прокурора г. Свердловска Туфляков произвел выезд сразу же после окончания допроса Хабарова, по инициативе работников милиции, которые уже знали, какие показания дает Хабаров. При этом они заранее подготовили транспорт, крим. технику, специалиста, понятых.
Полностью признав свою вину в убийстве Мангушевой, Хабаров, тем не менее, неправильно указал место совершения убийства, не смог ответить на целый ряд вопросов, интересовавших следствие, например, куда он дел портфель Лены. Первоначально заявив, что выбросил портфель на территории, находившейся неподалеку воинской части, затем он несколько раз менял показания, указывая каждый раз новые места. Ни в одном из них портфель так никогда и не был обнаружен. Даже внешний вид исчезнувшего портфеля Хабаров описывал неточно. Сообщая приметы портфеля, находившегося у Мангушевой, Хабаров на следствии утверждал, что на нем имелись ремни для ношения его за плечами, неоднократно называл его сумкой. В то же время показаниями матери Мангушевой ее школьных подруг и других свидетелей было установлено, что ремней на портфеле не было, была только одна ручка, как у обычного портфеля.
Впрочем, и описание самой убитой девочки, ее одежды, приведенное Хабаровым также не отличалось точностью. Хабаров утверждал, что у Мангушевой были светло-русые волосы, которые, свободно спадая вниз, не доставали до плеч. Протоколами осмотра, заключениями экспертиз, напротив было установлено, что волосы у Мангушевой темно-русые. Подтвердив именно этот цвет волос дочери, мать указала, что по состоянию на 29 апреля 1982 г. волосы у дочери были значительно длиннее и свободно падали на плечи. О такой длине волос свидетельствует и фотоснимок потерпевшей, выполненный на месте происшествия.
Мать девочки подтвердила, что в ночь на 30 апреля 1982 г. она передала работникам милиции фотографию дочери, относящуюся к началу 1981 г., на которой волосы действительно были свободно спадающими вниз и не достающими плеч. С тех пор волосы у дочери значительно отросли, так как она ее не подстригала. Именно эта фотография и была предъявлена Хабарову на опознание, по ней он и опознал Мангушеву как убитую и изнасилованную им девочку.
Описывая одежду Мангушевой, Хабаров утверждал, что на ней была школьная форма коричневого цвета и черный фартук. Это соответствовало действительности. В то же время он говорил, что на потерпевшей были серые колготки, белые плавки и белая комбинация.
Фактически, как установлено показаниями матери Мангушевой, протоколами осмотра, криминалистическими и судебно-медицинской экспертизой, колготки Мангушевой были коричневого цвета, плавки-трусы были с набивным рисунком голубого и темно-зеленого цветов, майка на ней желто-зеленого цвета с красной отделкой, комбинации же никакой не было.
Одной из причин своих противоречивых показаний Хабаров назвал болезненное состояние — «У меня кружилась голова, когда допрашивали».
Следователь прокуратуры Верх-Исетского района г. Свердловска Тихомиров А. С, расследовавший эпизод об изнасиловании Хабаровым О., рассказал о том, как проходили допросы Хабарова:
«От Хабарова у меня осталось впечатление как об умственно отсталом человеке. Рассказать в свободной форме те обстоятельства, которые я у него выяснял, он не мог. Он фактически все подтверждает. Спросишь его об одном — Хабаров подтверждает. Спросишь об этом же, но по-другому задашь вопрос — Хабаров подтверждает совсем другое… В ходе допроса у нас зашел разговор об убийстве. Я спросил его, в какой одежде была убитая? Он ответить ничего конкретного не мог. Я спросил, не была ли девочка одета в желтое платье? Хабаров согласно кивнул головой, мол, да, была одета в желтое платье. Я спросил его: наверно, все-таки ты ошибаешься. Наверно, она была одета в красное платье? Хабаров опять согласно кивнул головой, подтверждая, что да, мол, была одета в красное платье. Тогда я спросил в третий раз: нет, наверно, она все-таки была одета в зеленое платье? И Хабаров вновь согласно кивнул головой».
Присутствовавший на допросах адвокат Вахновский Б. А. показал, что при допросе следователь зачитывал вопросы. Они были длинными. На каждый вопрос предлагали ответить Хабарову. Но у него была очень невнятная речь, и он его совершенно не понимал. Врач тоже далеко не всегда могла понять Хабарова. Тогда следователь попросил, чтобы на поставленные вопросы Хабаров отвечал только «да» или «нет» и попросил врача объяснить это Хабарову. Его ответы были односложными. Складывалось впечатление, что Хабаров не понимает, что от него хотят, зачем и почему он здесь.
При таких расплывчатых и неточных показаниях самого подозреваемого важную роль в доказательстве его вины призваны были сыграть результаты экспертиз, показания свидетелей и работникам правоохранительных органов вскоре удалось разыскать таких свидетелей, впрочем, ясности это не добавило.
Знакомый Хабарова Вторых был допрошен впервые 17 июня 1982 г. Он утверждал, что не помнит, видел ли Хабарова 29 апреля, и сослался на сотрудницу по работе Енкову, которая 29 апреля или в другой день, но накануне убийства, видела Хабарова у ворот гаража ДРСУ.
На следующий день, т. е. 18 июня, была допрошена и Енкова, которая признавала, что не может вспомнить, 28 или 29 апреля видела Хабарова. По этому поводу разговаривала со Вторых, своим бухгалтером, но вспомнить так и не могла. Однако затем стала утверждать, что видела Хабарова 29 апреля в 15 часов, когда он был со Вторых, и в свою очередь сослалась на Вторых.
Очные ставки Хабарову с этими свидетелями проведены не были, противоречия по дате и времени не устранялись. Хотя необходимо отметить, что противоречия и довольно существенные имелись, поскольку целый ряд знакомых и родственников Хабарова утверждали, что после 28 апреля он в поселке не появлялся. А мать Хабарова заявила, что сын целый день 29 апреля находился дома, т. к. после переезда на новое место жительства у них был один ключ от квартиры, и если бы сын ушел, она не смогла бы попасть домой, где находился парализованный муж.
Самым главным доводом следствия оставалась судебно-биологическая экспертиза, которая установила, что кровь Хабарова относится к той же группе, что и кровь убийцы. Однако совпадение при анализе групп крови (на том уровне исследований, который существовал в криминалистике того времени) преступления доказать не могло, скорее такое исследование нужно было для того, чтобы доказать другое: что совершение данного преступления не исключено или, напротив, исключено конкретным лицом. Вот и все возможности данного рода экспертизы.
В тоже время даже такие скромные возможности этого метода невозможно было использовать в полной мере, поскольку в поступивших на исследование образцах биологических выделений произошел гемолиз (разрушение эритроцитов), что делало возможным появление ложных реакций. К тому же у эксперта Кузнецовой не было необходимого набора сывороток, чтобы она могла проверить свои первоначальные выводы, да и самих образцов биологических выделений было крайне мало, что еще более увеличивало возможность ошибки.