Тема 4 (952306), страница 8

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 8)

сом потери потребителей отсутствуют. В более реалистичном слу­чае эластичного спроса они возникнут, но будут невелики из-за близости цен без налогообложения и с налогообложением. За Q1 единиц продукции потребителям придется заплатить немногим больше, чем до введения налога.

В то же время резкое падение производства после увеличения акцизного сбора способно разорить производителя, поскольку на­логовое бремя ему придется нести в одиночку. Ведь цена не измени­лась (или почти не изменилась в более реалистическом случае), а налог государству платить надо.

В случае абсолютно неэластичного спроса (рис. 4.23 б), т.е. в ситуации, когда у потребителя нет возможности ни перейти от по­дорожавшего вследствие введения налогов товара к более дешево­му, ни отказаться от него вовсе, равновесная цена поднимется силь­но, а объем реализуемой продукции не сократится. Рост налоговых поступлений в этих условиях будет велик (заштрихованный пря­моугольник). Ведь Q0 не сократилось и налог уплачивается со всей этой товарной массы.

Распределение налогового бремени будет следующим: потери производителя равны нулю, а потребитель оплатит весь прирост цены. Все это хорошо видно на рисунке: цена Р1 больше Р0 на Т. Это значит, что за вычетом налогов производитель получит столько же, сколько получал (Р1 - Т = Р0, или, что то же самое, Ps= Р0). Зато всё повышение налогов Т отразится на повышении цены, т.е. его при­дется полностью оплатить потребителю.

При более реалистичных допущениях — неэластичном, но не абсолютно неэластичном спросе — на потребителя ляжет большая часть налогового бремени, но небольшая доля ляжет и на произ­водителя.

П

Налоги

и эластичность

предложения

осмотрим теперь, что происходит при введении налогов на рынках с разной эла­стичностью предложения (рис. 4.24 а, б).

Повторяя уже знакомый нам ход рассуждений, можно устано­вить, что:

• объем налоговых сборов значительно выше при неэластичном, чем при эластичном предложении;

• при неэластичном предложении их бремя ложиться на произво­дителя, а при эластичном — на потребителя.

Графическая иллюстрация ситуации станет понятной, если вспомнить, что для производителя высокая эластичность предло­жения означает, в частности, возможность маневрировать услови­ями и результатами своей деятельности. Например, изменять ас-

сортимент, технологию и объем выпускаемой продукции. Закономер­но, что все это позволя­ет, приспосабливаясь к рыночной конъюнкту­ре, перекладывать боль­шую долю налога на потребителя. И наобо­рот, производители с не­эластичным, «негиб­ким» предложением вряд ли смогут перело­жить налоговое бремя на потребителей, что и от­разила наша модель на рис. 4.24 а.

В целом результаты введения новых налогов при разной степени эла­стичности спроса и пред­ложения сведены вместе в табл. 4.5.

ИЗ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Почему акциз на водку не обогатил

Российское государство, а пошлины на нефть принесли казне доходы?

Казалось бы, сугубо абстрактные понятия эластичности спроса и предло­жения играют в нашей жизни огромную роль. Нередко именно из-за разной степени эластичности одни государственные меры завершаются полным успе­хом, а другие — оборачиваются провалом.

Классическим примером введения налогов на рынке с эластичным спро­сом в условиях российского рынка можно считать ситуацию с акцизом на водку. Вообще спрос на водку далеко не эластичен. Не зря говорят: Веселие Руси питие есть. Изюминкой ситуации, однако, является одновременное присут­ствие на рынке легальных производителей, например, лучшей в мире водки завода «Кристалл», и нелегальных спиртных напитков, например, фальсифи­цированной водки, производимой из непищевого спирта. Алкогольные изде­лия контрабандного и подпольного происхождения, с производителей которых никаких налогов, разумеется, собрать не удается, являются в данном случае товарами-субститутами для легальной водки. А значит, спрос на нее становит­ся весьма эластичным.

Введение акциза резко снижает объем продаж легальной водки, многие просто стремятся выпить и потому легко переключаются на более дешевый про­дукт. В таких условиях результатом увеличения налогообложения водки стано­вится подлинная катастрофа для ее легальных производителей. По ним в этой ситуации бьют сразу два фактора: резкое падение спроса и налоговые выплаты. Самое печальное, что столь дорогой ценой приходится оплачивать весьма скром­ный прирост доходов государства. Да и откуда им взяться? Налог ведь собира­ется с каждой легально проданной бутылки, а продажи именно такой водки как раз и становятся ничтожными. Увеличение акциза на водку, к удивлению всего мира, поставило в 1994 г. завод «Кристалл» на край банкротства. Так, неумные налоговые меры способны разорить даже мирового лидера производства вы­сококачественной водки. Причем без всякой пользы для бюджета.

Положение на винно-водочных заводах улучшилось лишь после снижения налога. А когда в 1998 г. правительство Москвы наладило контроль за поддель­ной водкой, что резко уменьшило эластичность спроса, производство на «Кри­сталле» выросло почти в 2 раза.

А вот введение налогов при неэластичном предложении вызывает совсем другие последствия. Особенно хорошо это видно на примере налога на экспорт нефти. В России экспорт нефти для нефтяных фирм много выгоднее ее продажи на внутреннем рынке: 1) цена на нее за границей значительно выше, чем на внутреннем рынке; 2) иностранцы платят аккуратно и «живыми» деньгами, чего не скажешь о российских покупателях, увязших в трясине неплатежей и бартера. Поэтому предложение нефти на экспорт фактически абсолютно неэластично и ограничено только пропускной мощностью нефтепроводов.

Как следует из теории, неэластичность предложения позволяет государ­ству собирать максимальный объем налоговых платежей. Так и было в 1993— 1995 гг., когда экспортные пошлины составляли почти половину всех поступле­ний бюджета от внешнеэкономической деятельности. В 1996 г., однако, под давлением Международного валютного фонда российскому правительству при­шлось отменить пошлины. Кто знает, не пойди страна на этот шаг и ей, возмож­но, не пришлось бы строить пирамиду займов ГКО, чтобы залатать дыры в бюджете. А значит, не было бы и августовского краха 1998 г. Так что плачевными бывают не только последствия введения налогов, но и их отмены.

Но что сделано, то сделано. От пошлин на нефть отказались ... и вспомнили о них только после краха 1998 г., когда другие источники пополнения бюджета почти полностью иссякли. Размер пошлины был установлен в 1999 г. на уровне 2,5 Евро за 1 т нефти, а в 2003 г. доходили до 40 Евро за 1 т. Неэластичность предложения оказалась лучшим налоговым полицейским. Ни одна нефтяная компания не отказалась от экспорта. Результаты превзошли все ожидания. В 2000-2003 гг. в основном благодаря пошлинам на нефть в России появился профицит бюджета — невиданное раньше превышение доходов над расходами.

Оба рассмотренных нами направления вмешательства государства в рыночный механизм ценообразования исходят из предпосылки, что государство заботится о благосостоянии общества. Однако на деле последствия такого вмешательства противоречивы.

В

Проблема

государственного

вмешательства целом

мешиваясь в рыночное ценообразование, государство меняет размеры и направления денежных потоков, идущих от потреби­телей к производителям, т.е., по сути, ограничивает свободу потре­бительского выбора и берет на себя те функции, которые в идеаль­ной рыночной модели должен выполнять потребитель. В результате снижается экономическая эффективность, возрастают администра­тивные затраты и бюрократическая опека. Рынок сопротивляется вмешательству извне и мстит за него. Рост бюрократии в свою оче­редь тянет за собой ряд очевидных, особенно в условиях России, последствий от искажения информации о реальных экономических процессах до возрастания коррупции.

Тем не менее без государственного вмешательства не существует современный рынок. Вмешательство в экстремальные экономичес­кие ситуации, угрожающие обществу; устранение нарушений, вно­симых несовершенством рынка; поддержка отдельных субъектов экономики; наконец, сбор налогов, необходимых для нормального функционирования современного общества, — вот далеко не пол­ный перечень основных мотивов вмешательства государства в уста­новление рыночного равновесия. И задача общества — не устранить это вмешательство, а свести к минимуму его негативные послед­ствия.

4.4. Общее понятие об основных теориях стоимости

Т

Модель спроса и предложения как прикладная

теория цены

еория спроса и предложения дает повод обратиться к такой важной экономиче­ской проблеме, как проблема стоимости. Она прекрасно описывает процесс рыноч­ного ценообразования на прикладном уровне и в таком качестве поддерживается практически всеми шко­лами экономической мысли. Однако глубинные причины самих фе­номенов спроса и предложения эта модель оставляет практически за пределами своего анализа.

Обратимся к простому примеру. В начале 2003 г. цена батона белого хлеба в Москве составляла около 7 руб., и в день продава-

лось примерно 2 млн. штук. Будем считать, что это нормальное, равновесное состояние рынка. Модель спроса и предложения уверенно объясняет направление и размеры изменения спроса под влиянием изменения уровня цены. Например, насколько уменьшится спрос на хлеб при росте цены до 10 или до 20 руб. Позволяет она и учесть факторы, обусловливающие сдвиги кривой спроса, в частности, уве­личение числа жителей города, а также изменение их доходов.

Однако по каким причинам нормальная цена хлеба составляет 7 руб., а не 7 коп. или 700 тыс. руб.? Почему практически всегда соотношение спроса и предложения складывается так, что батон хлеба оказывается дороже коробка спичек, но дешевле автомоби­ля? Ответы на такие вопросы в рамках модели найти невозмож­но — она просто оперирует эмпирическим фактом, что при цене 1 руб. москвичи готовы покупать 4 млн. батонов, при цене 7 руб. — 2 млн., при цене 20 руб. — 1 млн. и т.д. Но почему эта кривая проходит именно так, а не выше или ниже?

Очевидно, что ответ на эти только кажущиеся простыми вопросы как-то связан с внутренними свойствами хлеба. И именно они обус­ловливают вполне определенное положение кривых спроса и пред­ложения на данный товар, а также их отличия от соответствующих кривых других товаров. Теории стоимости как раз и объясняют, каким образом свойства товаров отражаются на спросе и предложе­нии на них, а значит, и на формировании их равновесных цен. При этом под стоимостью обычно понимается своего рода основа теку­щих цен, вокруг которой под влиянием складывающихся уровней спроса и предложения цены совершают свои колебания.

О

Трудовая теории стоимости

снователи классической политэкономии А. Смит, Д. Рикардо разработали трудовую теорию стоимости, согласно ко­торой стоимость определяется производственными затратами, пос­ледние же в свою очередь могут быть сведены к затратам труда.

В русле трудовой теории стоимости английских классиков трак­тует данную проблему и марксизм. Вслед за Д. Рикардо, предложив­шим в качестве измерителя затрат труда использовать рабочее вре­мя, в марксизме величина стоимости товара определяется количеством рабочего времени, в среднем необходимым для изготов­ления данного товара, или, иначе говоря, общественно необходимы­ми затратами труда (ОНЗТ). То есть товар тем дороже, тем больше на его производство затрачено труда (точнее, чем выше ОНЗТ).

Однако очевидно, что с помощью одинаковых затрат труда можно создать разные товары. Скажутся ли эти различия на стои­мости?

М

Двойственная природа товара

арксизм отрицательно отвечает на этот вопрос. Согласно марксистскому подходу, товар есть единство потребительской стоимости — полезности вещи, ее способности удовлетворить потребно-

сти человека и стоимости, представляющие собой овеществленный в товаре общественный труд. Потребительные стоимости между со­бой несравнимы, несоизмеримы. Зададимся вопросом: что важнее — пить или есть? Или в иной форме: сколько надо батонов хлеба, что­бы утолить жажду? Бессмысленность таких вопросов не вызывает сомнений. А поскольку потребительные стоимости товаров количе­ственно несравнимы, то они не могут лежать в основе обмена това­ров, т.е. приравнивания последних друг к другу.

Зато легко сравнимы стоимости товаров как воплощения зат­рат труда. Приравнивая в ходе обмена разные товары друг к другу, мы, согласно марксизму, сравниваем их стоимости, но не потреби­тельные стоимости. Таким образом, цена товара определяется в про­изводстве и задается издержками на производство товара, отража­ющими затраты труда.

Рассуждая в терминах теории спроса и предложения, можно ска­зать, что при таком подходе учитываются факторы, влияющие на величину стоимости со стороны предложения (или с позиций про­изводителя). Сторона спроса (и потребителя), напротив, в значительной степени игнорируется.

А

Трудности объяснения феномена спроса

ведь понимание того, что факторы, влияющие на стоимость со стороны спроса, традиционно присутствовало в экономической науке, в том числе в классической политэкономии. Главным кандидатом на роль первоосновы стоимости товара, с точки зрения потребителя, всегда была полезность — степень удов­летворения потребителя тем или иным товаром. Однако попытки разработать на ее основе теорию стоимости наталкивались на воз­ражение, известное в экономической науке как парадокс Смита. Суть последнего сводится к следующему: если стоимость хоть как-то связана с полезным эффектом, то почему блага, имеющие наи­высший полезный эффект, жизненно необходимые для всех (вода, хлеб, воздух), ценятся весьма низко или вообще не имеют стоимо­сти, тогда как блага, полезность которых, с точки зрения есте­ственных потребностей, сомнительна (например, бриллианты), це­нятся столь высоко?

Столкнувшись с этой трудностью, представители трудовой тео­рии стоимости (и особенно последовательно К. Маркс) предпочли вообще не связывать стоимость и цену товара с его полезностью, а для объяснения их уровня аппелировать только к затратам труда. Разумеется, это создало для марксистской теории определенные трудности, поскольку влияние полезности вещи на спрос на нее (а значит, и на уровень цен) отрицать сложно.

В

Теория предельной полезности

последней трети XIX в. появилась новая экономическая концепция — теория предельной полезности, которой удалось

объяснить парадокс Смита. В рамках данной теории, разработан­ной представителями австрийской школы (К. Менгер, Е. Бём-Ба-верк, Ф. Визер) было доказано, что ценность блага для потребителя определяется не общей (совокупной, суммарной) полезностью, а так называемой предельной полезностью, т.е. полезностью, которую приносит каждая дополнительная единица потребляемого блага. И именно предельная полезность, согласно данной теории, лежит в основе цены блага.

Характеристики

Список файлов семинаров