Свинцовый закат (947252), страница 22
Текст из файла (страница 22)
– Для таймбота, может, и безопасно, а вот для нас – еще как посмотреть. Ученые, Тимофеич, тоже могут ошибаться. Даже в далеком будущем. Так что на месте Веры я не стал бы целиком и полностью полагаться на их расчеты. – Я поморщился и, бросив последний взгляд на шрам, оставшийся в земле после исчезновения «пепельницы», двинул дальше.
Раскольники возникли на опушке Рыжего Леса, когда мы находились примерно на полпути между ямой и березняком. Начатое в панике, теперь отступление банды Черепа протекало более или менее организованно. Разбившись на группы, она двигалась за нами тремя параллельными колоннами – примерно как утром, когда мы покинули Бар и отправились на север. Сейчас нас разделяло около километра открытого пространства, и хоть мы постоянно оглядывались назад, преследователи заметили меня и Кальтера первыми. О чем тут же известили, взявшись стрелять по нам одиночными выстрелами.
Мы были вынуждены пригнуться и начать петлять. Несмотря на приличную дистанцию и то, что улепетывающим от Скульптора врагам приходилось вести огонь на ходу, кому-нибудь из них все равно могло повезти сделать меткий выстрел. Кальтеру, да и мне тоже, страсть как хотелось остановиться, чтобы хорошенько прицелиться и тоже выпустить по «буянам» несколько пуль. Но любая, даже кратковременная задержка превратила бы нас в статичные мишени для двадцати с лишним стрелков, поэтому момент для вымещения ответной злобы был не самый подходящий.
Предположения компаньона насчет гастрономических пристрастий Искателя, кажется, подтвердились. Отмеченная на карте нашими пропавшими без вести разведчиками еще одна редкая аномалия – «Ледяной Гейзер» – также отсутствовала. Вместо бьющего из-под земли приблизительно трижды в час фонтана ледяного пара, который мы непременно должны были увидеть, остался лишь пятачок окаменелой растрескавшейся почвы, в центре коего зияла узкая скважина. Раньше оттуда между извержениями, помнится, всегда струилась туманная дымка, а теперь от нее не осталось и следа. Такое впечатление, будто Искатель взял и высосал до капли тот подземный источник, что питал «Ледяной Гейзер», оставив в земле отметину, похожую на шрам от выдавленного чирья.
Пули с противным посвистом стегали над нами воздух, но, судя по их разбросу, главной задачей «буянов» сейчас являлось скорейшее отступление, а не стремление не дать нам добраться до Припяти. Раскольники палили на бегу, явно не сомневаясь, что Скульптор все еще их преследует. На чем, хотелось бы знать, основывалась их уверенность? Неужто они слышали его шаги или видели то, чего пока не видели мы?
Огонь по нам прекратился, как только мы вбежали в березняк. Последние пули срезали у нас над головами листву и отстучали по стволам деревьев, после чего окружающий мир вновь погрузился в безмолвие. Прямо по курсу у нас маячили корпуса радиозавода «Юпитер», и я уже начал высматривать, где расположена та брешь в бетонном заборе, через которую в позапрошлом рейде мы с товарищами проникали на заводскую территорию, как вдруг путь нам преградило серьезное препятствие. Причем такое, какое было нереально преодолеть с наскока.
Внушительный – порядка десяти метров в глубину и в три раза большей ширины – дугообразный ров отрезал нас от Припяти. Он тянулся со стороны Новошепеличей, пролегал вдоль завода, гаража пожарной части и, изгибаясь, уходил к двухэтажному зданию «фабрики-кухни», расположенной в начале южной окраинной улицы Леси Украинки. Самое примечательное в этой траншее было не то, что она появилась здесь накануне (позавчера наши разведчики, покидая Припять, ничего такого не обнаружили), а способ, которым ее прокопали. Или, вернее, продавили, поскольку копкой тут и не пахло. Больше всего ров напоминал след, оставленный в земле титаническим колесом, проехавшим по окраине мертвого города. Вывернутые с корнями и переломанные как спички деревья свисали с крутых склонов и лежали на дне траншеи вперемешку со множеством тел мутантов. Последние пребывали в таком виде, что опознать, кому принадлежат те или иные останки, было крайне сложно. Очевидно, неведомый нам молох прошелся по ним не раз и не два, а ловушка эта возникла накануне исхода из Припяти волны монстров.
– Час от часу не легче! – Я в сердцах сплюнул и с опаской приблизился к зыбкому краю, чтобы определить, возможно ли обойти треклятую канаву, как, согласно общеизвестной песенке, поступают в таких случаях все нормальные герои.
Выяснилось, что героический путь отнюдь не близок и может растянуться для нас еще не на один километр. Начало и конец у траншеи, бесспорно, имелись, но находились они вне пределов нашей видимости. А вот до переброшенной поперек провала длинной и толстой железной трубы было совсем недалеко. Судя по приваренным к ней ступенькам-скобам, обрывкам крепежных растяжек и похожим на ракетное оперение косынкам-усилителям, когда-то эта труба коптила небо в маленькой котельной, а теперь удачно рухнула через ров, позволяя перебраться на другой берег и людям, и мутантам. За исключением, пожалуй, псевдогигантов – для них переправа могла оказаться слишком хлипкой.
Все было бы прекрасно, кабы не одно «но». Заводская котельная располагалась не в этой части «Юпитера», территорию которого я и прочие ходоки в Припять успели неплохо изучить. Там, где сейчас за разрушенным забором лежало основание трубы, раньше находилась трансформаторная будка – а ныне груда кирпичей и металла, – но никак не котельная. Поэтому даже не бывавшему тут Кальтеру вмиг стало понятно: этот мостик возник над траншеей отнюдь не по милости Фортуны. А значит, пользоваться им мы могли лишь на свой страх и риск.
– Рискнем, – сказал Кальтер после того, как брошенный мной в трубу болт доказал, что она – не аномалия и не мираж. – Но не здесь, а чуть подальше. Видишь вон то дерево?
Он указал налево – туда, где с нашего склона сорвалась в ров старая, корявая и раздвоенная посередине береза, прямо-таки карикатурная противоположность тем стройным белостволым красавицам, какие воспеваются в народных песнях. Подрезанный «траншеекопателем» корень дерева сполз на дно откоса, но вершина осталась лежать на кромке противоположного берега. И раз уж мы категорически отказались пользоваться подозрительной переправой, значит, иной альтернативы быстро перебраться через траншею, кроме как с помощью этой березы, у нас не было. К тому же она, в отличие от трубы, выглядела совершенно на своем месте и не вызывала вопросов, откуда она там взялась.
– По одному! – приказал майор, когда мы добежали до упавшей березы, находящейся всего в полусотне шагов от отвергнутого нами моста. – Я – первый. И пока не выберусь на тот берег, в канаву не суйся.
После чего свесил ноги с обрыва, оттолкнулся и решительно съехал на спине по глинистому откосу. Затем, не мешкая, вскочил на поваленный древесный ствол и, несмотря на увечье, покарабкался по нему вверх с обезьяньей ловкостью. Можно было только догадываться, каким проворством обладал Кальтер, пока не заработал инвалидность, если даже сегодня он лазал по деревьям шустрее, чем я.
– Однорукий ниндзя, мать твою! – буркнул я под нос, глядя на выбирающегося из траншеи компаньона. Но едва собрался двинуть по его стопам, как засек краем глаза какое-то движение неподалеку.
Не став высматривать, что мельтешит промеж деревьев, я плюхнулся на живот и притаился за вывернутыми из земли корнями накренившейся березы, росшей некогда по соседству с той, что лежала на дне провала. И только потом осмелился приподнять голову и осмотреться.
Ничего удивительного не произошло. Маячившие у нас в кильватере раскольники достигли леса, разве что случилось это чуть раньше, чем мы ожидали. Похоже, последние несколько минут Череп и его бойцы неслись по полю как угорелые, за счет чего и отыграли у нас время. Такие же взбалмошные, они ворвались в березняк, и если бы не разверзшаяся пред ними траншея, наверняка вражья свора, не снижая скорости, умчалась бы в Припять. Но наткнувшись на преграду, преследователи были вынуждены остановиться, чем заодно спутали карты и нам.
Я обеспокоенно глянул на Кальтера, но тот уже достиг кромки обрыва, соскочил с дерева и затаился в его распластавшейся по берегу кроне. Или, может, нашел себе укрытие понадежнее – определить, где именно он схоронился, было невозможно. А вот он меня сейчас наверняка видел – почему-то я в этом нисколько не сомневался.
Ну да бог с ним, с Кальтером. Главное, что когда разгоряченные пробежкой раскольники столпились на краю рва и взялись озираться по сторонам, они не раскрыли мое ненадежное убежище. Мне благоприятствовало то, что враги, стянувшись к переброшенной через траншею трубе, по большей части нервно оглядывались назад. Я отметил, что впервые за время нашей суматошной беготни от «Буяна» имею возможность лицезреть полковника Черепанова собственной персоной. И даже, если захочу, могу взять его на мушку и вышибить ему мозги первой же пулей. Хотеть-то я, конечно, хотел, но окружающие Бориса двадцать с лишним соратников здорово остужали мой порыв. Я мог бы оказать сейчас услугу едва ли не всем сталкерам Зоны, вот только что проку мне от посмертной славы? Даже в качестве входного билета на небеса ее не предъявишь – это здесь меня объявят святым, а за Кордоном я как был, так и останусь заурядным убийцей.
Было бы весьма забавно наблюдать за объятыми страхом головорезами Черепа, если бы при этом меня самого не колотила такая же дрожь. Вызывали ее громкие хаотичные шумы, доносившиеся из-за березняка. Чудилось, будто они надвигаются на нас с юга широким фронтом, то на одном фланге которого, то на другом, а то по центру начинало твориться нечто невообразимое, но явно враждебное. Но сколько я ни вглядывался в том направлении, стараясь обнаружить хотя бы один из источников этих шумов, все тщетно. Лишь однажды мне почудилось, будто в воздух взметнулся крупный пласт дерна, словно в то место угодило пушечное ядро. Впрочем, это могла быть и игра теней, отбрасываемых закатным солнцем от раскачивавшихся на ветру берез.
Раскольники топтались возле трубы и не спешили ступать на нее по той же причине, что и мы. Кое-кто из них указал на наше дерево, но, видимо, из-за высокой сложности и низкой пропускной способности этой переправы идея воспользоваться ею была Черепом отвергнута. Я прислушивался к надвигающимся звукам, нервно кусал губы и ерзал, словно улегся на муравейник, хотя подо мной была обычная глина. Меня так и подмывало встать и проорать мнительным «буянам», дабы они побыстрее определились с выбором, а иначе как пить дать и сами не спасутся, и мне не дадут! Скульптор вот-вот ворвется в березняк, а они не мычат, не телятся, ей-богу!..
Ни в жизнь не догадаетесь, кто в итоге повлиял на сделанный Черепом выбор. Ваш покорный слуга! Ну и Кальтер, само собой, тоже, куда ж без него? Нет, конечно, мы с компаньоном не повыскакивали из укрытий и не взялись убеждать врагов пойти наиболее очевидным путем. Мы направили их по нему, скажем так, косвенно, без какого-либо активного вмешательства с нашей стороны. Как такое возможно, спросите вы? Благодарить за это следует Сим-сима, чье слово на экстренном совещании раскольников оказалось решающим.
– Э, братва, да чего мы дрейфим?! – воскликнул он, стараясь перекричать ропот товарищей по оружию. – Эти сучары только что до нас здесь прошли! Или, по-вашему, у них крылья есть?
Если Борис и имел что возразить проводнику, последовавший за его предложением глухой удар о землю, а за ним – вздыбившийся на краю поля выше деревьев фонтан земли вынудили Черепа быстро согласиться с калмыком.
– Через траншею – бегом марш! – рявкнул командир «Буяна», продублировав приказ выразительным взмахом руки. А затем – надо отдать должное его храбрости, – запрыгнул на трубу и ринулся форсировать преграду, пропустив вперед себя только Сим-сима.
Меня осыпало перелетевшими через березняк комьями дерна, но я все еще не видел за деревьями никакого движения. Несмотря на острое желание вскочить и броситься наутек, я тем не менее словно прирос к земле, уповая на то, что Скульптора отвлекут переправляющиеся через ров раскольники и он не обратит внимания на Мракобеса, лежащего без движения на отшибе.
Что бы там ни пытался доказать Кальтер на примере своей бабки, я был твердо уверен, что единственный шанс спастись от таких хищников – это загодя заметить их и стать тише воды ниже травы. В противном случае можно даже не трепыхаться, и уж тем паче глупо валять перед ними дурака. Не знаю, как тигры, а Скульптор в лучшем случае посмеется над такой выходкой и, дай бог, прикончит тебя быстро и без мучений. Однако все ведь может обернуться и иначе. Как отреагирует апостол Монолита, если останется недоволен концертом?..
Дурак ты, дядя Костя, замечу я тебе, и теории у тебя дурацкие! Достаточно лишь однажды ощутить близкую поступь Скульптора, чтобы раз и навсегда убедиться в абсурдности подобного метода отпугивания хищников.
При всей моей ненависти к «буянам» я, сам того не желая, вдруг ощутил, что сопереживаю их драматичной переправе. И возможно, даже обрадовался бы, удайся Черепу перебраться на другой берег без происшествий. Но поскольку этого все-таки не случилось, значит, укорять себя за сочувствие к заклятому врагу будет не резон. Как только я понял, что ему не избежать неприятностей, моя проклюнувшаяся было симпатия к раскольникам тут же сменилась обычной жалостью. А она была вполне нормальной для меня реакцией, когда речь шла о загнанном в угол противнике.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
