БЕЛОРСКИЕ_ХРОНИКИ (947213), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Я тоненько, безнадежно завыла. Дар вздохнул, помотал головой и терпеливо пояснил:
– Ринка, даже если желоб полетит вниз, ты все равно чуть-чуть подскочишь вверх, а нам больше и не надо.
– Ты уверен?
– Вот зануда! Я сейчас уйду, и пусть тебя Исподий спасает, – пригрозил брат, не двигаясь, впрочем, с места.
Еще более убедителен оказался желоб, предсмертно заскрежетавший и начавший уходить из-под ног. Я взвизгнула и рванулась вверх, позади что-то весело зацокало, свистнуло, и дайнов речитатив сменился бабьими причитаниями.
Уже схватившись за руку помощи, тонкую и холодную, я сообразила, что двенадцатилетний мальчишка вряд ли удержит девушку в два раза старше и почти во столько же тяжелее.
– Да-а-ар! – Я снова распласталась по черепице, пытаясь прилипнуть к ней на манер слизня. – А вдруг мы оба упадем?
– Чур, я сверху, – пропыхтел брат, судорожно цепляясь свободной рукой за оконную раму. – Подтягивайся давай, я на всякий случай веревкой обвязался.
– А сразу мне ее кинуть ты не мог?!
– Не-а, так интереснее.
Ну дай только я до тебя доберусь! Я заскребла ногами, больше не опасаясь сдернуть Дара вниз, и через пару секунд мы в обнимку рухнули с подоконника на пол. Брат сдавленно взвыл, я, едва переведя дух, размахнулась отвесить ему затрещину, но в последний момент спохватилась:
– А веревка где?
– Где ж я тебе среди ночи веревку возьму? – невинно округлил глаза Дар. – Пришлось соврать, иначе так бы до утра с тобой на крыше и куковали.
– Ах ты маленький парши…– потрясенно начала я, но тут из провала винтовой лестницы прорезались сразу две головы (убей не понимаю, как папа с бабушкой умудрились втиснуться на одну ступеньку!), и мне стало не до благодарностей.
* * *
Рассвет медленно, воровато пробирался в замковые окна; вслед ему сторожевыми псами заливались соловьи с лесной опушки. Гремучие трели без помех разносились над сонной землей, и казалось, птицы поют прямо у нас во дворе. Потом внизу захлопали двери, заскрипел колодезный ворот, в хлеву нетерпеливо завизжали поросята и потянуло душистым березовым дымком – прислуга спешила подготовить замок к пробуждению хозяев.
Ложиться спать уже не было смысла. Я мрачно утопала в любимом кресле, завернувшись в два шерстяных одеяла и опустив ноги в тазик с горячей, желтой от молотой горчицы водой. Рядом на полу сидел Дар и за обе щеки лопал медовую коврижку, вознаграждая себя за недавние страдания. Всех прочих утешителей и соболезнующих я выгнала. Вернее, всех вообще – мой циничный братец к их числу не относился. Зато я точно знала, что только он да отец по-настоящему за меня переживают.
– Что тебе хоть снилось-то? – жадно поинтересовался Дар.
– Да все тот же бред. – Я помассировала виски, ибо куда более реальная эпопея с крышей напрочь вытеснила из памяти маловразумительное видение. – Гроза, горы, море, чье-то жуткое лицо… меч и падение.
– Коврижки хочешь? – Брат отломил кусочек и протянул мне.
Я сердито фыркнула:
– За столько лет мог бы и запомнить, что я терпеть не могу мед!
– Да, но, говорят, он хорошо нервы успокаивает.
– Я не нервничаю! – окрысилась я. – То есть с учетом прогулки по крыше, идиотов-спасателей, семейного скандала и надвигающегося бронхита моему спокойствию может позавидовать даже та горгулья с карниза!
– Вообще-то она упала через пять минут после того, как я тебя втащил, – меланхолично сообщил Дар, кидая отвергнутый кусок в рот. – Вы тут орали и не слышали, а мне с подоконника все видно было. И отец Исподий куском черепицы по темечку схлопотал, пришлось дать ему пять кладней за «мученичество ради спасения заблудшей души» и еще десять – чтобы он взял обратно вырвавшиеся при этом слова. Все-таки духовное лицо, гхыр его знает, чем обернутся. Так что одни убытки от тебя, Ринка!
Я передумала избавляться от верхнего одеяла и плюхнула в тазик еще черпак кипятку.
– Спасибо, Дар, я тебя тоже очень люблю!
– А то, – серьезно подтвердил брат. – Попробовала бы ты иначе относиться к будущему архимагу!
– Будешь хамить, малявка, и твою судьбу предскажу!
– Только посмей! – встревожился Дар, покамест адепт-третьекурсник. – А еще сестра называется! Неблагодарная ты тетка, даже спасибо героическому мне не сказала…
– А больше ничего тебе не сказать?
– Можешь встать на колени и извиниться, – великодушно разрешил мальчишка.
– За что?
– Ты меня напугала, травмировав нежную детскую психику. Вдруг это происшествие наложило на нее неизгладимый отпечаток, поломав мне всю жизнь?
Худой, бледный, голубоглазый мальчишка при желании мог изобразить такого сиротинушку, что как-то раз на спор собрал в шапку три кладня менками, всего час простояв с ней перед дверями храма. Потом его заметил знакомый стражник, и «чахлое дитя трущоб» улепетнуло с такой прытью, что здоровый мужик не смог догнать.
– Да твоей психикой гвозди забивать можно! Причем в каменную стену. Где ты вообще таких умных слов нахватался? – В Школе, разумеется, – важно признался брат. – В нашем-то доме их отродясь не водилось.
– Ты бы лучше заклинания зубрил, а не Ксандровы нотации, – проворчала я, отлично помня, как Учитель умеет морочить головы провинившимся адептам и комиссиям из Ковена. – Кстати, ты ту двойку по травоведению исправил?
– Ну-у…. Как тебе сказать… Зато ты спасла честь семьи, – быстренько сменил тему Дар, пытаясь вопреки глазомеру целиком запихнуть в рот огрызок коврижки.
– Это как?
Мне пришлось обождать, пока ставший похожим на хомяка братец не одолеет мужественно сопротивляющуюся выпечку.
– Видела, кто первым поднял крик? – отдышавшись, поинтересовался он.
– Да, какой-то полуголый идиот из парка.
– Виткин жених.
– Чего-о-о?!
– Марвей, – торжествующе повторил Дар. – Они с Виткой пытались приспособить парковую беседку под гнездо разврата, но ты испортила голубкам все воркование.
– А ты откуда знаешь?
– Я их еще прошлой ночью засек и хотел пугалку у входа поставить, чтобы всяким разным неповадно было, – невозмутимо признался брат. – Но так даже лучше вышло. Пугалка у меня только зрительная, на три УМЕ, а ты самой баньши дюжину очков дашь!
Я запустила в нахала подушкой, но та мягко шмякнулась в захлопнутую дверь. По коридору застучали босые пятки.
– Смотри, как бы тебе кое-кто кое-чего не дал! Например, ремня по мягкому месту! – досадливо крикнула я ему вдогонку.
Хуже мага в семье только умалишенный.
Или… эх!
Я ополоснула ноги, растерла их полотенцем и сунула в тапочки. Но вставать не спешила – задумалась, глядя в окно на помаленьку оживающий город.
Вообще-то нашу семью пифией не испугаешь. Не такое знавала.
Мама слыла лучшей целительницей в Белории, страждущие приезжали к нам даже с островов. И по иронии судьбы ей самой помочь не смог никто. В осиротевшей комнате до сих пор стоят букеты сухоцветов и даже зимой пахнет знойным лугом…
Отец мог при случае щегольнуть каким-нибудь заковыристым заклинанием, однако предпочитал создавать их, а не использовать. Девять его монографий имелись в каждой магической библиотеке, а адепты Школы Чародеев использовали нашу фамилию в качестве самого страшного ругательства: «Чтоб тебя по Рудничному заставили к экзамену готовиться!»
Дар, напротив, сделал выбор в пользу практики. Папа втайне надеялся, что к выпускному курсу мальчик передумает, но давить на сына не смел: слишком хорошо помнил, как сам сбежал из престижной военной школы, чтобы поступить на факультет практической и теоретической магии.
У Вителии, моей младшей и Даровой старшей сестры, способности были весьма скромные. Родители даже не стали отправлять ее в Школу, сами обучили основам магии. Большего Витке и не требовалось – так, локон раскаленным пальцем подвить, соринку с платья взглядом смахнуть. Зато сестра умела непревзойденно строить мужчинам глазки и часами поддерживать светскую беседу о всяких пустяках. Идеальная жена для аристократа: слишком глупая, чтобы плести собственные интриги, но достаточно умная, чтобы не впутываться в чужие. Неудивительно, что от кавалеров у нее отбою не было, а теперь и от женихов.
Иногда я ей жутко завидовала…
В дверь робко постучались.
– Ладно уж, вползай, клоп, – примирительно буркнула я. Все-таки братишка у меня – прелесть. Хоть и гадость редкостная.
За дверью неодобрительно кашлянули, заставив меня виновато втянуть голову в плечи.
– Госпожа Риона, кушанья уже на столе, велели вас звать, – сухо сообщила Анюра, суровая пожилая дама, которую язык не поворачивался назвать служанкой. Папа в шутку величал ее замкохозяйкой, доверив этой вобле в юбке ключи от всех ворот и кладовок. И, ей-ей, на ее поясе они были в большей безопасности, чем в драконьей сокровищнице!
– Так-таки сами и велели? – не удержалась от шпильки я, представив замогильный голос, раздающийся из супницы.
– Нет, ваши отец и бабушка, – отрезала Анюра, напрочь лишенная чувства юмора. – Изволите спуститься?
– Изволю, – нехотя подтвердила я, оставляя себе хотя бы иллюзию выбора. Ведь если откажусь, замкохозяйка начнет нудно меня уговаривать и отчитывать, потом сбегает наябедничает папе, тот сам поднимется, ну и бабка с ним, куда ж без нее. Эх, распустили мы прислугу! Причем, увы, личным примером…
Настроение у меня по-прежнему было отвратительным, в носу подозрительно свербело. «Прекрасный шанс обмануть судьбу: подцепить воспаление легких и умереть счастливой за день до срока», – мрачно подумала я, распахивая шкаф. Белое – слишком праздничное для завтрака, черное – ненавижу… ага, вот! Голубое с коричневыми оборками и поясом. Натянув платье, я цапнула с комода расческу, не глядя гребанула по волосам и взвыла. Намоченные дождем и абы как высохшие пряди превратились в пук сизого мочала, в котором шпильками торчали выломанные зубцы. Зеркало, к которому я кинулась за моральной поддержкой, отразило еще более безрадостную картину: осунувшееся лицо, тусклые опухшие глаза со слипшимися ресницами, бесцветные губы… Ужас, это ж и за час в порядок не привести!
А может, ну его? Ведь никто и не ждет, что без пяти минут покойница будет выглядеть как весенняя дриада…
Нет уж!
Я покрепче стиснула расческу и, закусив губу, начала яростно раздирать паклю. Не хватало еще, чтобы меня запомнили такой !
К завтраку я безнадежно опоздала, зато перестала напоминать ходячий труп, поднятый некромантом из сточной канавы. Родня, впрочем, не спешила расходиться. Сегодня к столу пригласили Виткиного жениха (как же его зовут-то?), и тот из кожи вон лез, дабы понравиться семье. Сейчас, например, они с моим отцом оживленно обсуждали предстоящий турнир. Дар, надувшись, ковырялся в каше с видом золотаря, которому поручили найти уроненную в дыру сережку. Десертное блюдце в его приборе отсутствовало, демонстративно отодвинутое отцом на середину стола. Оказывается, пугалку мой братишка все-таки поставил. Но после ночных событий напрочь о ней забыл, и разрядила ее бабка, которая теперь полулежала в кресле с мокрой тряпкой на лбу и флаконом душистых солей у носа, изображая страдальческое умирание. Когда бабке казалось, что на нее никто не смотрит, она быстренько цапала с блюда пирожное и запихивала его в рот, после чего разражалась особенно душераздирающими стонами.
– А вот и моя старшая дочь! – наконец заметил отец. – Милая, ты сегодня прекрасно выглядишь!
Я небрежно кивнула, не распространяясь, каких усилий мне это стоило.
– Риона, познакомься с Марвеем. Этот достойный молодой человек только что попросил у меня руки Вителии.
Я неубедительно изобразила восторг и изумление. За последние полгода Виткин жених надоел мне хуже занозы в пятке: то серенады среди ночи припрется петь, то камнем с запиской в ее окно запустит и промахнется, а уж эта их беседка…