79816 (763763), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Такое понимание национальных задач русского народа, такое разрешение национальных вопросов в России встречается, однако, с затруднениями и осложнениями, способными подорвать все значение только что высказанных мыслей. Русское племя представлено тремя отраслями, тесно связанными между собою и близостью языка, и общею верою, и вековою историей. Но есть какая-то сила, которая разъединяет эти отрасли: уже давно заявили о своей обособленности малорусы, у них оказались свои особенные, местные интересы, чуждые великорусам и даже направленные против них; не так давно раздался голос белорусов, отстаивающих свою народность не только от поляков, но и от великорусов. Последние озадачены этими проявлениями самобытности двух других русских племен и даже в лице лучших свих представителей склонны видеть здесь вредные для государственного единства сепаратистические стремления. Словом, в русской семье не оказывается единства: мы видим настойчивое стремление малорусов и белорусов, в лице нарождающейся у них интеллигенции, противопоставить одному общему национальному сознанию свои обособленные интересы. Где же та русская народность, о которой мы говорили выше и которую хотели признать естественною носительницей и представительницей государственных интересов. Признаем ли мы такою русскою народностью только великорусскую. Не будет ли это признание тяжким преступлением против государства, созданного и выношенного всем русским племенем в его совокупности. Решение объявить «инородцами» малорусов и белорусов не умалит ли самое значение русской народности в нашем государстве, вводя его в сравнительно тесные пределы Московского государства XVI–XVII вв.? Словом — как нам, пока еще не потерявшим способности рассматривать вопросы с точки зрения государственных, а не наших великорусских племенных интересов, как нам отнестись к национальному движению малорусов и белорусов, несомненно разрастающемуся и все более крепнущему? Вот ряд вопросов, требующих повседневного разрешения. И выдвигает эти вопросы не теоретическая мысль и не мудрствования досужих ученых или публицистов — они выдвинуты и поставлены ребром самою жизнью. Совершенно ясно, что пред этими вопросами бледнеют всякие другие национальные вопросы. Русскую семью желательно противопоставить иным народностям во всем ее составе. Но если окажется, что в ней нет согласия, что сама она не едина, то придется уяснить себе, как достигнуть этого единства, этого согласия, без которого действительно Россия окажется не русским государством.

Может ли быть какое-нибудь сомнение в том, что малорусы, белорусы и великорусы члены одной общей русской[ii] семьи. Самый скептический ум не станет этого отрицать. Но выводы из этого очевидного и не трактующего сам по себе доказательства положения могут быть весьма различны в зависимости от того, как понимать единство русской семьи и как связать с ним сужение обособленных русских народностей. Русская народность была едина в далеком прошлом; эпоха, когда русское племя составляло одно целое, лишь незначительно расходившись в некоторых своих частях, относится к доисторическому времени. Свидетельство науки не оставляет никакого сомнения в том, что эта эпоха была весьма продолжительна; отколовшись от общеславянской семьи языков, также некогда единой и нераздельной, русское племя жило одной общею жизнью и притом, очевидно, на сравнительно небольшой территории в течение по крайней мере трех столетий. В это время в языке наших общих предков произошли существенные изменения сравнительно с древнейшим общеславянским праязыком, и эти изменения положили глубокий отпечаток на все последующее развитие русского языка в выделившихся из него наречиях. Еще в XI веке, от которого до нас дошли письменные памятники, русское племя во всех занятых им областях говорило довольно близким, хотя уже не общим языком; мы имеем данные, указывающие на наличность в это время весьма существенных диалектических особенностей, отличавших, напр, северные говоры от южных. Это обство, в связи с фактом расчленения русского племени еще в IX веке по обширному пространству, охватывавшему бассейны нескольких больших рек, делается вероятным, что фактическое распадение русской семьи в отношении языка, этого полного этнографического признака, началось по крайней мере в IX, если еще не в конце VIII века. Мы знаем из преданий, записанных в начале XII в., как размещались русские племена: мы находим их в бассейне ладожского озера, в бассейне Западной Двины и в бассейне Оки, среднего и нижнего течения Днепра и Днестра. Нельзя себе представить, чтобы в то определенное время, когда культурные связи между разбросанным населением были слабы и малоустойчивы, севернорусы в Новгороде говорили одинаково с южнорусами в Киеве и восточнорусами в Рязани. Колонизационные движения на север и восток разъединили русскую семью, повели ее к распадению. Выделение отдельных ветвей из общего племенного ствола совершалось путем продолжительного и тяжелого пропуска: колонизация русским племенем соседних с его исконною территорией земель не имела быть мирная, она встречала отпор со стороны других народностей, финнов и тюрков на востоке, финнов и монгольцев (так в тексте. — О. Н.) на севере. Борьба из-за новых поселений скрепляла выделившуюся ветвь в единое целое, приводила к отделению ее от особого племени. Без колебаний можем мы утверждать, что в IX веке, и хотя вспоминает летописец XII .века, было уже не одно русское племя, а три племенных группы: южнорусская, севернорусская и восточнорусская; правда, до нас дошли другие племен, названия и притом более многочисленные, но не может быть сомнения, например, в том, что древляне, , северяне, угличи, тив, бужане, объединились между собою языком и другими проявлениями в области материальной и духовной культуры, между тем как такая же связь объединила славян с кривичами. Это подтверждается и данными языка: в памятниках XI–XII вв. найдем указания на то, что в Новгороде были общие диалектические особенности и что подобные же общие особенности объединяли язык Галича, Волыни, Овруча. В стороне от обеих групп сидел по Днепру и в области сидели многочисленные вятичи, занимавшие бассейн Оки. Итак, в начале исторической нашей жизни видим русскую семью раздробленною; на месте одного племени находим ряд племен, в силу их близости и общности происхождения объединявшихся в трех, по крайней мере, группах: сев, юж и вост. Дальнейшая жизнь русских племен утвердила обособленность образовавшихся групп, но она внесла вместе с тем целый ряд объединяющих моментов. Первым и главным из таких моментов было образование русского государства: оно было делом совокупного действия двух племенных групп: южной и северной, разъединенных территориально, попытка объединившихся с благодаря положению на одном водном пути, который наши предки называли путем из варяг в греки.

Другие моменты в значительной степени зависели от этого объединения в одном государстве сначала племен приднестровских и славянских, а потом и всех остальных русских племен: единодержавие Владимира и Ярослава, являющееся бесспорным показателем после объединения русских племен, содействовало приобщению всей Руси к византийской культуре и к распространению христианской веры по лицу всей русской земли. Русская народность во всем ее объеме была поставлена в сферу воздействия материальной и духовной культуры центров юго-восточной Европы, тогда как географическое положение отдельных ее частей делало возможным и естественным воздействие на одни части культуры северо-западной Европы, на другие — хазарского и болгарского востока.

Указанные объединяющие моменты были поворотными пунктами в жизни русских племен: на место стратегий центробежных все определеннее выступали стратегии центростремительные, и перед нами развертывается борьба тех и других противоположных друг другу стремлений. Центростремительные стремления русского племени не могли привести к полному единству в русской семье; но начавшись в общих многим русским племенам движениях на Византию под предводительством Олега, Игоря, Святослава, укрепившись в сознании общности интересов и растущем могуществе государственной силы, эти стремления глубоко проникают в народные массы и находят себе между прочим те или другие образные выражения в народном сознании; образованием Владимира Киевского и его могучих богатырей пленяют вообще образование всех русских племен; Киев становится не только уже столицей, но и духовным центром русской земли, его святыни уже со XI в. привлекают в него богомольцев; княжеский род Рюриковичей — это единый носитель государственной власти и несмотря на все раздробление, которое наступает, как последний удел спасения, русский народ в течение многих не противопоставляет представителям этого рода каких-нибудь своих местных, племенных вождей. Можно смело сказать, что если в доисторическое время русское племя распалось на разъединившиеся племенные группы, то в первые века своей исторической жизни оно объединилось и подготовило все данные для образования из себя одной великой нации. Таким образом, к началу того периода, который знаменует собой полное распадение русской семьи, отдельные ветви этой семьи, скажем определеннее — три великие ветви, выделившиеся из нее — южнорусская, севернорусская и восточнорусская, — носят в себе глубоко заложенными элементы племенного единства: они вынесены ими не только из жизни в общерусской прародине, память о которой теряется в глубине веков, ной из последующей исторической жизни; если к общерусской эпохе возводится главное духовное богатство народа — его язык, то к периоду Киевской гегемонии возводятся и общая вера, и общие политические стремления, и общие исторические легенды, и, наконец, общая духовная и светская литература. Единство русской семьи основывается не только на пассивных началах, вытекающих из общего происхождения от семьи общеславян (так в тексте. — О. Н.) и дальнейшей общей жизни в пределах общей прародины, оно основывается и на общем активном выступлении русских племен в период создания и роста Киевского государства. Преобладающее значение в этом государстве принадлежит южнорусам, предкам современных малорусов, но значение это основывалось не на том, что они покорили себе севернорусов и восточнорусов, — о покорении Киевской державе отдельных русских племен, как южных, так и восточных до нас сохранилось лишь отд сведения — оно основывается на том, что южнорусы сумели втянуть все русские племена в одну общую политическую жизнь: Владимир набирал лучших мужей, нужных для его государства, и среди славян, и среди вятичей, и среди кривичей. Большою ошибкой у историков и политических мыслителей было бы отделение этих лучших мужей, которых мы назвали бы новым термином интеллигенцией, от народных масс; между народом и выделяемыми ими лучшими мужами существует теснейшая связь, такая же связь, как между туловищем и головой, между деревом и приносимым им плодами. Правда, древесные корни и ветви живут обособленной, на взгляд поверхностного наблюдения, от плодов жизнью; но это не может послужить причиной для отделения плодов от дерева, для признания их чем-то неоднородным и независимым от дерева. Перенося наши понятия в ту отдаленную древность, скажем, что непосредственным результатом объединения русских племен было создание общерусской интеллигенции. По этим лучшим мужам, по княжеским дружинникам, по видным деятелям городских вечевых собраний, по представителям духовенства мы можем составить себе понятие о жизни, стремлениях и духовных силах выделившего из себя, вынесшего их на свою поверхность народа. Общерусская интеллигенция, распространяясь из Киева по лицу всей русской земли, воздействует на окружающую среду, проводит в нее начала культуры и тесного единения: киевский воевода Ян борется на севере у Белого озера с прельстившими народ волхвами, преподобный Никон Печерский возвращается в Русь из Тмутаракани, облеченный доверием местных жителей со специальною политической миссией, Новгородом управляет киевлянин Добрыня, вятичей просвещают монахи Киево-Печерского монастыря преп. Кукша и его ученик. Из всего, что дали нам эти лучшие мужи в области права, государственного устройства, религий, литературы, мы заключаем, что сознание об единстве русской земли, об единстве русского племени проникло глубоко в народные массы XI–XII века.

Но вот русский народ лицом к лицу с великими испытаниями; они подготовлялись и прошлой эпохой; прошло много времени с тех пор, как у стен Китая стали созревать под действием лучей китайской цивилизации, первые орды тюркских племен; они нашли себе школу на западе и с тех пор стремление к западу, к сказочным богатствам Средиземного моря, выгоняет одну орду за другой через всю Сибирь в наши южнорусские степи. Едва окрепшему русскому государству приходится отбиваться от печенегов, за ними в XI в. появились турки; вслед за турками идут половцы, перед натиском могущественной орды не раз отступала русская мощь; понятно, что Киевской державе не удалось сохранить за русским племенем те степные пространства, которые нужны были бы для их кочевок и почти лежали на пути к Дунаю и Балканам. Потери русским племенем сначала юго-востока, где в бассейне Дона появились восточнорусы, а потом юго-запада, где до самого Дуная и до моря сидели южнорусские племена, была поворотным моментом в плен жизни русской народности. Вытесненные с юго-востока племена нашли себе жилище между прочим на севере в бассейне Оки; вытесненные с юго-запада устремились по Днестру и Бугу в Прикарпатье и в Побужье. В бассейне Оки сосредотачивается численное русское население, причем здесь сталкиваются севернорусы, двигавшиеся по верх-Подволожью, восточнорусы, вытесненные из Донского бассейна: понятно, что здесь оказались подходящие условия для создания новых политических организаций, и перед нами восстают мощные княжества Рязанское к югу, Суздальское к северу. Эти государства создаются князьями, дружинниками, лучшими людьми, вскормленными Киевским югом и вышедшими из Южной Руси; политическое обособление приокских государств, разрушая единство русской земли, ослабляет ее естественный центр Киев; оттуда начинается отлив не этнографической массы населения, а лучших его представителей; энергия Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского не сладила бы с трудными задачами, выпавшими на долю первых видных князей северо-восточной Руси, если бы не имели в своем распоряжении культурные силы, привлеченной ими из Киева.

Восточнорусы осели не только в бассейне среднего и нижнего течения Оки, где они сломили финское племя Мурому, но также и верхнее течение Оки, откуда они передались в северное Поднепровье. Здесь восточнорусы слились с сидевшими раньше их южнорусами и постепенно овладели этнографически всей современной Белоруссией.

Южнорусы, благодаря потере окраины, оказались в более тесной территории, чем раньше. Появление нового политического центра на западе, где сосредоточилось население, покинувшее южное Поднестровье, сильно ослабило без того уже пошатнувшуюся мощь Киева: он становится под удары, идущие одновременно от двух вновь возникших политических организаций — от Суздальского и Галичского княжества. Север, Заприпятье отрезаны для южнорусской колонизации, вследствие наплыва туда восточнорусов, восток становится все менее привлекательным, благодаря могуществу половцев. Замыкаясь в себе, южнорусы начинают все более обособляться от прочих русских групп. Положение южнорусов с конца XII века оказывается трагическим: рост Киевского государства создал среди южнорусов могущественный господствующий слой; но распадение государства, отлив культурных сил на окраины, борьба этих окраин с центром наносили удар за ударом матери градов русских. Киев лишается своих лучших людей, он, таким образом, обезглавливается, и с ним обезглавливается и вся южная Русь Поднепровская. Нашествие татар довершает то, чего отчасти достигли уже половцы. Единство русской земли было окончательно сломлено. Русскому населению нельзя было уже мечтать об объединении в одном государстве. Так опасность усиливает местные политические организации и делает их средоточиями народной жизни.

Характеристики

Список файлов статьи