72522 (763412), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Паскина не было смысла даже сравнивать с другими немцами настолько он был интереснее хотя пожалуй я бы не стала утверждать этого категорически потому что был еще и Уде.
Уде вне всякого сомнения был из благородных, он не был из обычных белобрысых немцев, он был высокий тонкий в кости темноволосый человек плюс высокий лоб и великолепный отточенный ум. Приехав в первый раз в Париж он обошел все антикварные магазины и все нивесть чем торгующие лавчонки в городе чтобы проверить что здесь в принципе можно найти. Много он не нашел, он нашел одного сомнительного Энгра, нашел несколько очень ранних Пикассо и наверное еще что-нибудь нашел. Во всяком случае когда началась война возникло такое подозрение что он был одним из лучших немецких шпионов и работал на немецкий генеральный штаб.
Говорят что сразу после объявления войны его видели неподалеку от французского министерства обороны, и до-
125АВТОБИОГРАФИЯ ЭЛИС Б.ТОКЛАС
подлинно известно что они с приятелем снимали дачу в тех самых местах где позже прошла линия Гинденбурга. Но как бы то ни было человек он был очень приятный и очень милый. И никто иной как Уде первый начал продавать картины таможенника Руссо. У него было нечто вроде частного магазинчика и он торговал предметами искусства. Именно туда отправились к нему знакомиться Пикассо с Браком надев свои с иголочки колом стоявшие костюмы и в лучших традициях цирка Медрано наперебой принялись представлять ему друг друга и умолять друг друга друг друга ему представить. Уде часто являлся на субботние вечера в сопровождении высоких светловолосых недурных собой молодых людей которые щелкали каблуками и кланялись а потом весь вечер чинно стояли навытяжку. Прочая публика на их фоне смотрелась тем более эффектно. Мне вспоминается один такой вечер когда сын великого ученого Бреля и его весьма неглупая и небезынтересная жена привели с собой испанца-гитариста которому захотелось прийти в субботу и поиграть. Уде и его телохранитель составили прекрасный фон и вечер удался на славу, гитарист играл и еще там был Маноло. Я тогда в первый и в последний раз видела скульптора Маноло, который успел к тому времени стать в Париже легендарной фигурой. Пикассо с готовностью взялся станцевать южноиспанский танец не слишком приличный, брат Гертруды Стайн тоже станцевал Аиседорин танец про смерть, и было очень весело, Фернанда и Пабло заспорили о Фредерике из Лапэн ажипъ и об апашах. Фернанда стояла на том что апаши лучше художников и ее указательный палец взмыл вверх. Пикассо сказал, естественно у апашей ведь есть свои универ* ситеты, у художников-то нет. Фернанда разозлилась и тряхнула его как следует и сказала, тебе наверное кажется ты что-то умное сказал, а на самом деле ты сморозил глупость. Он с горестным видом показал что она оторвала ему пуговицу а она была очень злая и сказала, а ты вообще, одни сплошные
126
5. 1907- 1914
претензии на исключительность а на самом деле вундеркинд и больше ничего. В те времена отношения между ними были далеко не самые лучшие, как раз примерно в это время они собрались переезжать с рю Равиньян на новую квартиру на бульваре Клиши, и там у них будет служанка и все как у людей.
Но вернемся к Уде а сперва к Маноло. Маноло был наверное самый давний друг Пикассо. О нем ходили слухи что он будто бы родной брат одного из искуснейших мадридских карманников. Сам Маноло был человек милейший и оставлял самое приятное впечатление. Он был единственный человек в Париже с кем Пикассо говорил по-испански. У всех остальных испанцев были французские жены или французские любовницы и они так привыкли говорить по-французски что и между собой тоже всегда говорили по-французски. Мне это всегда казалось очень странным. Вот только Пикассо с Маноло всегда говорили между собой по-испански. Про Маноло рассказывали много всяких историй, он всегда любил святых и сам был под их постоянным покровительством. Рассказывают что когда он впервые приехал в Париж он зашел в первую же попавшуюся церковь и увидел какую-то женщину которая поднесла кому-то стул и ей за это дали денег. И Маноло тоже стал так делать, он заходил во все церкви подряд и разносил стулья и все ему за это давали деньги, пока в один прекрасный день его не поймала та женщина чьи собственно говоря были все эти стулья и у которой он отбивал заработок и было много шума.
Однажды у него было совсем туго с деньгами и он предложил своим друзьям разыграть в лотерею одну из своих скульптур, все согласились, а когда они все сошлись вместе выяснилось что номер на билетике у всех один и тот же. Когда они взялись его ругать он объяснил что сделал так по той простой причине что знал что его друзьям будет обидно если номера у всех окажутся разные. Из Испании он вроде бы
127АВТОБИОГРАФИЯ ЭЛИС Б ТОКЛАС
1907-1914
уехал когда служил в армии, то есть служил он в кавалерии и просто-напросто переехал через границу, и продал свою лошадь вместе со снаряжением, и у него таким образом набралось довольно денег чтобы добраться до Парижа и стать скульптором. Однажды кто-то из друзей Гогена уезжая отдал ему ключ от собственного дома. Когда он вернулся все его вещи оставшиеся на память о Гогене и все гогеновские этюды как сквозь землю провалились. Маноло продал их Волла-ру и Воллару пришлось возвратить их законному владельцу. Никто особо не возмущался. Маноло был такой милый сумасшедший помешанный на вере испанский попрошайка и все его очень любили. Мореас, греческий поэт, который в те времена был в Париже весьма популярной фигурой, тоже очень его любил и повсюду таскал его с собой куда бы ему самому ни было нужно сходить. Маноло всюду ходил в надежде что там его покормят но чаще всего ему приходилось ждать снаружи а кормили одного Мореаса. Маноло был невероятно терпелив и никогда не терял надежды хотя про Мореаса шла в те времена та же самая слава что чуть позже про Аполлинера, с деньгами он расставался до крайности неохотно если вообще с ними расставался.
Маноло делал для разных монмартрских забегаловок скульптуры в обмен на еду и прочее, пока о нем не услышал Альфред Стиглиц1 и не показал его работы в Нью-Йорке и несколько из них не продал и тогда Маноло вернулся на французскую границу, в Сере, и остался там жить, и спит днем и работает ночью, он и его каталонка-жена.
1 Альфред Стиглиц (1864—1946) — американский фотохудожник, жи--j, вописец и культуртрегер В своей знаменитой «Галерее 291» на Пятой авеню, 291 в Нью-Йорке, просуществовавшей с 1905 по 1917 год, организовал ряд эпохальных выставок, познакомивших американскую публику с новым европейским искусством (не забывая при этом и об искусстве собственно американском и о своем любимом жанре — художественной фотографии).
А теперь Уде. Однажды в субботу вечером Уде представил Гертруде Стайн свою невесту. С моралью у Уде всегда были некоторые нелады и поскольку его невеста производила впечатление весьма состоятельной и вполне приличной барышни мы все были несколько удивлены. Но потом оказалось что это был брак по расчету. Уде нужна была некоторая респектабельность а ей хотелось прав на его наследство, а иначе как через замужество это было невозможно. Свадьба вышла несколько скоропалительная а за ней последовал столь же скоропалительный развод. Затем она вышла замуж за Делоне художника который как раз в ту пору начал выходить на авансцену. Он был автором первой из многих последовавших вскоре вульгаризации кубистической идеи, писал какие-то скособоченные дома и называлось это ката-строфизм.
Делоне был большой светловолосый француз. У него была маленькая живенькая мама. Она имела обыкновение приходить на рю де Флёрюс в сопровождении старых виконтов вид у которых был точь-в-точь как в юности представляешь себе старого французского маркиза. Эти последние считали своим непременным долгом оставить визитную карточку а после прислать церемонное письмо с изъявлениями благодарности и ни полусловом ни полувзглядом не давали почувствовать насколько неловко они себя должно быть чувствовали. Сам Делоне был довольно забавный. Он был не лишен способностей и невероятно амбициозен. Он вечно задавал один и тот же вопрос, сколько лет было Пикассо когда он написал такую-то картину. Получив ответ он неизменно говорил, ну я еще не настолько стар. И я так смогу когда мне будет столько же.
По правде говоря он и в самом деле довольно быстро набрал вес. На рю де Флёрюс он был частый гость. Гертруде Стайн он очень нравился. Он был смешной и написал одну действительно неплохую картину, три фации на фоне Пари-
128
5 Г. Стайн
129АВТОБИОГРАФИЯ ЭЛИС Б.ТОКЛАС
жа, огромная картина в которой он смешал в кучу все чужие идеи и добавил толику чисто французской ясности виденья и собственную свежесть восприятия. Настроение в ней было передано просто изумительное и картина пользовалась большим успехом. После этого его картины сделались совершенно никакими, они теперь были большие и совершенно пустые или маленькие и совершенно пустые. Помнится как-то раз он принес одну такую из маленьких к нам в дом и сказал, смотрите я принес вам маленький шедевр. Что маленький вижу, сказала Гертруда Стайн, но вот насчет шедевра.
Этот самый Делоне и женился на бывшей жене Уде и они зажили на широкую ногу. Они принялись опекать Гийома Аполлинера и это он научил их как нужно готовить и как нужно жить. Гийом был бесподобен. Никто кроме Гийома, в Гийоме это было наверное от итальянца, Стелла нью-йоркский художник был способен на нечто подобное когда он был еще совсем мальчишка и только-только приехал в Париж, не умел поднять на смех хозяев, поднять на смех гостей, поднять на смех еду на столе и чтобы они при этом все больше и больше старались ему понравиться.
Так Гийому впервые представилась возможность путешествовать, он отправился с Делоне в Германию и ни в чем себе не отказывал.
Уде обожал рассказывать как однажды к нему в гости явилась его бывшая жена и произнеся восторженную оду по поводу грядущей карьеры Делоне, принялась ему объяснять что ему следует забыть про Пикассо и Брака, так сказать прошлое, и посвятить себя делу Делоне, делу будущего. Напомню что Пикассо и Браку к этому моменту не бьио еще и тридцати. Уде пересказывал эту историю направо и налево расцвечивая ее по ходу массой забавных подробностей и непременно добавлял, я вам все это рассказываю sans discretion, то есть перескажите эту историю всем кому сможете.
Еще один немец который приходил в те годы в дом был
130
5. 1907- 1914
нудный. Теперь он, насколько я понимаю в своей стране большая шишка и он всегда был верным другом Матиссу, даже во время войны. Он был главным оплотом школы Матисса. Матисс не всегда и скажем прямо не слишком часто бывал с ним любезен. Все женщины были в него влюблены, по крайней мере так было принято считать. Этакий коротышка Дон Жуан. Я помню одну высокую скандинавку которая была в него влюблена и которая по субботним вечерам никак не соглашалась войти в дом а стояла себе во дворе и когда бы ни открылась дверь чтобы скажем впустить или выпустить очередного гостя снаружи в темноте была видна одна ее улыбка как улыбка Чеширского кота. Гертруда Стайн приводила его в замешательство. Она постоянно делала и покупала более чем странные вещи. В ее присутствии он никогда не осмеливался на какую бы то ни было критику но мне обычно говорил, но вы-то, мадмуазель, уж вам-то, и указывал на очередной повод для возмущения, неужто и вам тоже это кажется красивым.
Однажды когда мы были в Испании, собственно говоря мы тогда в первый раз поехали в Испанию, Гертруда Стайн не успокоилась пока не купила в Куэнке огромной такой черепахи из искусственных бриллиантов. У нее с драгоценностями все в порядке очень стильные и старой работы, но она с большим удовольствием приспособила эту черепашку в качестве застежки и носила ее везде и всюду. На сей раз Пурман был просто раздавлен. Он утащил меня в угол. Вот эти камушки, спросил он, те которые на мисс Стайн, эти бриллианты они что и в самом деле настоящие.
Как только речь заходит об Испании я тут же вспоминаю как мы сидели как-то раз в одном переполненном ресторане. Внезапно на другом конце зала воздвиглась некая фигура и этот человек отвесил Гертруде Стайн чинный поклон и она так же чинно поклонилась в ответ. Понятное дело это был какой-то приблудный венгр с субботних вечеров, кто же еще.
131АВТОБИОГРАФИЯ ЭЛИС Б.ТОКЛАС
Был и еще один немец который надо признать нам обеим нравился. Это было много позже, году примерно в девятьсот двенадцатом. Этот немец тоже был высокий и темноволосый. Он говорил по-английски, он был другом Мар-сдена Хартли, который нам очень нравился, так что и друг его немец нам нравился тоже, не стану отрицать.
Он обычно говорил про себя что он богатый сын не слишком богатых родителей. Другими словами его отец университетский профессор который получал весьма умеренное жалование высылал ему более чем приличное содержание. Рённебек был очарователен и его всегда приглашали на ужин. Однажды вечером они сидели за одним столом с Беренсоном известным специалистом по итальянскому искусству. У Рённебека были с собой фотографии картин Руссо. Только он их оставил в студии а мы все были в столовой. Все стали говорить о Руссо. Беренсон был озадачен, да-да Руссо, Руссо, сказал он, Руссо конечно был довольно приличный живописец но не настолько же чтобы впадать в экстаз. Да-да, сказал он со вздохом, мода конечно вещь непостоянная, это я понимаю, но вот уж никогда бы не подумал что молодежь начнет увлекаться Руссо. Беренсону вообще было свойственно некоторое высокомерие так что никто не стал ему мешать и он выговорился от души. Потом наконец Рённебек вежливейшим образом произнес, но мистер Беренсон, быть может вам просто не доводилось слышать о единственном великом художнике по фамилии Руссо, о таможеннике Руссо. Нет, признался Беренсон, не доводилось, а потом когда ему показали фотографии он и вовсе ничего не понял и даже разнервничался. Мейбл Додж, которая тоже там была, сказала, но право же Беренсон, искусство цветет где хочет. Что ж, ответил ей взяв себя в руки Беренсон, вы femme fatale, кому же и знать как не вам.
Нам нравился Рённебек а кроме того в самый первый раз когда он появился в доме он стал цитировать Гертруде