69006 (763074), страница 4
Текст из файла (страница 4)
вал реалиям жизни; вспомним возникшую в XVII веке привычку украшать цветами головы лишь самых маленьких детей, еще носивших платья. На средневековых календарях можно видеть в цветочных и лиственных венках юношей, достигших возраста любви.
Какова бы ни была роль, отведенная детству и молодости,— основная в мае, эпизодическая на празднике Королей,— роль эта была подчинена определенному обычаю и соответствовала правилам коллективной игры, собиравшей вместе в одну социальную группу людей всех возрастов.
* * *
Были и другие обстоятельства, требующие участия всех возрастов в общем празднестве. С XV по XVIII век, а иногда и в начале XIX века (в Германии) многочисленные жанровые сцены — в живописи, гравюре, на шпалерах — изображают семью, где дети и родители собираются в камерный оркестр, аккомпанирующий певцу. Происходило это, главным образом, за едой. Иногда со стола было уже убрано, иногда музыкальная интермедия разыгрывалась прямо посреди обеда, как это показано на голландском полотне 1640 года: компания сидит за столом, но блюда больше не меняют — мальчик, чья обязанность приносить тарелки и подавать вино, остановился; один из гостей, прислонившись спиной к камину и подняв бокал, поет, скорее всего, застольную песню; другой гость держит лютню и аккомпанирует .
Сегодня мы уже не представляем в полной мере, какое место в повседневной жизни занимали тогда музыка и танец. Томас Морли, автор книги «Introduction to practical music», вышедшей в 1597 году, рассказывает, как обстоятельства сделали из него музыканта. Он обедал в компании, «когда обед закончился и по обычаю принесли ноты, хозяйка дома показала мне мою партию и совершенно серьезно попросила меня спеть. Мне пришлось долго извиняться и объяснять, что не умею петь; все были удивлены, и многие стали даже шепотом спрашивать друг у друга, где же я был воспитан». Если привычная и популярная практика игры на том или ином музыкальном инструменте или просто пения повсеместна в елизаветинской Англии, она была достаточно распространена и во Франции, Италии, Испании, Германии, в согласии со старинными средневековыми обычаями, изменяясь вместе с музыкальными вкусами и совершенствуясь технически до XVIII—XIX веков, продержавшись где-то меньше, где-то больше. В настоящее время она сохранилась лишь в Германии, Центральной Европе и России. Так было в среде знати или буржуа, где любили камерные концерты, так было и в менее высокородных кругах. Крестьяне и даже нищие играли на волынках, виеллах и
crin-crin — несовершенных прообразах современных скрипок. Дети рано начинали заниматься музыкой. Людовик XIII с самых первых лет жизни пел народные или сатирические песни, ни в чем не походившие на детские хороводные двух последних веков; он знал, как называлась каждая струна лютни — благородного инструмента. Дети исполняли свои партии в камерных концертах — образ. растиражированный старинной иконографией. Они также играли и со сверстниками — художники часто изображают группу детей с инструментами в руках; вот, например, холст Франса Хальса: два мальчика, один играет на лютне, другой — брат или просто товарищ — поет под его аккомпанемент. Масса примеров детей, играющих на флейте у того же Хальса и Ленена. На улице дети простолюдинов жадно слушают виеллу слепого, явившегося из трущоб. Тема нищенства очень распространена в XVII веке. Голландское полотно Винкбонса заслуживает, в частности, пристального внимания из-за показательной детали, свидетельствующей о новом отношении к детству (сюжет общий для множества подобных картин): музыкант играет в окружении детей, на полотне запечатлен момент, когда дети сбегаются на звук инструмента. Один из них, самый маленький, не успевает за всеми. И тогда отец берет его на руки и быстро присоединяется к остальным слушателям, чтобы ребенок ничего не пропустил. Тот радостно протягивает ручонки к музыканту.
Можно наблюдать такое же раннее развитие и в практике танца: мы уже видели, что Людовик XIII в свои три года танцевал гальярду, сарабанду и бурре. Сравним полотно Ленена и гравюру Герара. Их разделяет примерно полвека, но за пятьдесят лет нравы не успели сильно измениться, к тому же гравюра — довольно консервативный вид искусства. У Ленена мы видим хоровод девочек и маленьких мальчиков, один из последних одет в платье с воротником. Две девочки мостиком поднимают сплетенные руки, чтобы пропустить под ними хоровод. На гравюре также изображен хоровод, но в нем участвуют взрослые, и одна из молодых женщин подпрыгивает высоко вверх, совсем как девочка, прыгающая через скакалку. Нет никакой разницы между детским или взрослым танцем. Позже танец взрослых изменится и с появлением вальса окончательно ограничится парой танцоров. Забытые городскими жителями и двором, знатью и буржуазией, старые коллективные танцы останутся еще в деревенской среде, где современные фольклористы их откроют в виде детских хороводов XIX века. Последние сегодня, впрочем, как и парные танцы, находятся в стадии исчезновения.
Танец неотделим от игр-представлений, в те времена он был коллективным и находился гораздо ближе к балету, чем современные парные танцы. Мы уже заметили по дневнику Эроара пристрастие современников Людовика XIII к танцевальному искусству — балет и комедия не были еще выделены в отдельные жанры. Роль в балете исполняли так же, как роль на бале-маскараде (показательна языковая близость этих слов — значение одного слова разделилось, и балет стал профессиональным понятием, а бал — любительским). В комедиях были балетные эпизоды — они есть даже в школьном театре коллежа иезуитов. При дворе Людовика XIII авторов и актеров набирали тут же из числа дворян, а равно из прислуги и солдат, дети играли в спектаклях и присутствовали на них в качестве зрителей.
Привилегия королевского двора? Нет, всеобщая практика. Один из текстов Сореля дает тому доказательство — в деревнях никогда не прекращали устраивать драматические представления, сравнимые с античными мистериями. «Я думаю, что он (Арист, которому профессиональные артисты были скучны) получил бы огромное удовольствие, если бы увидел, как и я всех мальчиков деревни (без девочек?), играющих трагедию о злом богаче на вздымающихся выше крыш подмостках, где все персонажи проходили по 7—8 кругов по двое перед началом спектакля — совсем как фигурки часов с боем». «Я был счастлив увидеть еще раз историю о блудном сыне, и историю о Навуходоносоре, и потом историю любви Медора и Анжелики, и Радамона, спускающегося в ад. в исполнении артистов подобного пошиба». Герой, чьими устами говорит Сорель, иронизирует: ему вовсе не нравятся народные представления. Почти повсюду тексты и мизансцены почерпнуты из устной традиции. В Стране Басков эта традиция существовала вплоть до исчезновения игр-представлений. В конце XVIII и в начале XIX веков было написано и опубликовано немало «басконских пасторалей» с сюжетами, заимствованными одновременно из рыцарских романов и пасторалей эпохи Возрождения.
Как музыка и танцы, игры собирали вместе все сообщество, не различая возраста актеров и зрителей.
* * *
Зададимся теперь вопросом: каким было отношение к этим играм, занимавшим столь значительное место в жизни тогдашнего общества? Мы увидим две противоположные тенденции. С одной стороны, все виды игр допускаются и принимаются, без каких-либо ограничений и оговорок, подавляющим большинством. В то же время влиятельное и просвещенное ригористическое меньшинство клеймит столь же безоговорочно едва ли не каждую игру, подчеркивая ее аморальный характер. Полное безразличие к нрав-
ственной стороне дела абсолютного большинства и нетерпимость педагогической элиты сосуществовали очень долго — компромисс был найден лишь в течение XVII—XVIII веков, компромисс, совпадающий с современным отношением к играм, фундаментально отличающимся от древнего отношения к играм. Он интересует нас, так как свидетельствует о новом восприятии детства: незнакомая доселе забота о сохранении детской нравственности, а также о правильном воспитании, состоящем в том, чтобы запретить игры, считающиеся теперь плохими, и рекомендовать те, что признаны хорошими.
Уважение, которое питали еще в XVII веке к азартным играм, позволяет нам судить о степени безразличия к нравственным проблемам. Сегодня мы относим азартные игры к подозрительным и опасным занятиям, выигрыш — к самому постыдному источнику доходов. Мы продолжаем в них играть, но с неким чувством вины. Иначе обстояло дело в XVII веке — присущее нам чувство вины явилось результатом глубокого обновления морали, которое превратило общество XIX века в общество «благонамеренных людей».
«Фортуна знатных людей и благородных частных лиц» — это сборник советов о том, как молодому дворянину сделать карьеру. Конечно, автор его, маршал де Кайе, не какой-нибудь авантюрист, ему мы обязаны назидательной биографией Анжа де Жуаеза, святого, монаха и легиста; кроме того, маршал очень набожен, почти фанатик, и начисто лишен оригинальности. Его высказывания отражают общее мнение благовоспитанных людей в 1661 году (дата выхода книги). Он постоянно предупреждает молодых людей об опасности разврата: если разврат враг добродетели, он еще и враг успеха, так как без добродетели успех невозможен. «Развращенный молодой человек всякий раз упускает возможность понравиться своему наставнику — счастливый случай ускользает от него через окно борделя или кабака». Читатель XX века, пробегая усталым взглядом общие места, будет очень удивлен, наткнувшись на рассуждения этого дотошного поборника нравственности об общественной пользе азартных игр. «Должно ли частное лицо (имеется в виду „благородное частное лицо", то есть мелкий дворянин, постоянно нуждающийся, в противоположность „знатному человеку") играть в карты, а если да — то как?» — так называется одна из глав. Ответ не прост. Маршал признает, что профессиональные моралисты и церковные деятели строго-настрого запрещают игры вообще. Этот факт. по-видимому, несколько смутил нашего автора и, во всяком случае, вынудил его к пространным объяснениям. Он придерживается иных взглядов, оставаясь верным старым светским представлениям, которые и пытается оправдать: «Будет нетрудно доказать, что игра в определенных обстоятельствах может принести боль-
ше пользы, нежели вреда. Я хочу сказать, что насколько она опасна для знатного человека (то есть для знатного дворянина), настолько она полезна для частного лица (то есть бедного дворянина). Один рискует многим, потому что богат, а другой не рискует ничем, потому что беден, и в то же время частное лицо может рассчитывать на удачу в игре в той же степени, что и богатый сеньор». Один может все потерять, а другой все выиграть. Странная мораль!
Однако игра, по Кайе, имеет ряд иных преимуществ, кроме выигрыша: «Я всегда полагал, что любовь к игре — это дар природы, полезность которого я признаю... Я основываюсь на том, что наша любовь к игре естественна... Игры, где требуется сноровка, которые мы сегодня больше склонны советовать, красиво смотрятся, но в них нельзя выиграть деньги». И он уточняет: «Прежде всего я подразумеваю карты и кости... Один мудрый игрок, выигравший значительное состояние, поделился со мной секретом, как превратить игру в искусство,— надо научиться управлять своими страстями и относиться к игре, как к средству заработать... Настоящему игроку не надо беспокоиться о своих ставках — ему одолжат быстрее, чем удачливому торговцу... Кроме того, игра позволяет войти в общество, и сообразительный человек сможет извлечь из этого выгоду, главное — знать как это сделать... Я лично знаком с людьми, живущими на доходы от карточной игры, и по меньшей мере трое из них живут в большем великолепии, чем господа, обладающие огромными владениями в провинциях, но не наличными деньгами».
И неподражаемый маршал заключает так свои рассуждения о пользе игры: «Я советую рискнуть человеку, любящему и умеющему играть, так как он рискует малым, а выиграть может много». Для биографа отца Анжа игра становится не только развлечением, но образом жизни, способом приумножать состояние и средством поддерживать связи,— заметим, средством вполне достойным.
Кайе не одинок в своем мнении. Шевалье де Мере, которого часто называют типичным представителем высшего света и притом достойным человеком, согласно системе ценностей того времени, выражает точно такую же мысль в своем труде «Как преуспеть в свете»: «Я все больше убеждаюсь в том, что игра приносит хорошие плоды, если играет опытный и честный человек. Именно так можно получить доступ всюду, где играют,—скучающим принцам было бы с таким человеком интересно». Он приводит в пример августейших особ: Людовика XIII (который выиграл однажды в кости, будучи еще ребенком), Ришелье, «который отдыхал за партией в приму», Мазарини, Людовика XIV и его королеву-мать, «которую занимали лишь карты да молитвы». «Какими бы достоинствами ни обладал человек, ему было
бы непросто приобрести хорошую репутацию, не выходя в большой свет, а игра легко открывает туда все двери. Можно даже сказать, что это верный способ быть всегда в подобающем окружении, не произнося ни слова, особенно если вести себя с достоинством, то есть избегая „странностей", „причуд" и суеверий. Нужно играть честным образом и быть готовым как к выигрышу, так и к проигрышу, и чтобы один соперник не мог ничего прочесть на лице у другого, и не выдал бы при этом свою манеру игры». Но остерегайтесь по-крупному выигрывать у друзей, можно найти какое угодно оправдание, но «у нас всегда остается на сердце что-то необъяснимое против тех, кто нас разорил».
Итак. если азартные игры не противоречили морали, не было причин запрещать их детям. Отсюда множество сцен, донесенных до нас живописцами, где дети играют в карты, кости, трик-трак и т. д. В учебных диалогах, которые служили для школяров одновременно и пособием по правилам поведения в свете, и латинским словарем, об азартных играх говорится порой если не с воодушевлением, то, по крайней мере, как о весьма распространенной практике. Испанец Вивес ограничивается тем, что дает несколько правил, как избежать эксцессов. Он рекомендует, с кем и когда нужно играть (следует сторониться сомнительных личностей), какой игре отдать предпочтение и при каких ставках: «Ставка не должна быть слишком маленькой — это глупо и пьянит игрока, она также не должна быть слишком высокой — во всяком случае, не настолько, чтобы можно было потерять рассудок». Он дает советы и о том, какой должна быть манера игры и ее продолжительность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
