158285 (736924), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Чем разнообразнее задачи и содержание философии, слагавшиеся в течение веков, тем настоятельнее напрашивается вопрос, какой смысл имеет изображение в исторической перспективе и последовательности не только многочисленных, но и разнородных учений, между которыми, кроме имени, по-видимому, нет ничего общего. Ибо анекдотический интерес, возбуждаемый этой пестрой массой разнообразных мнений о разных вещах, и обусловливающийся отчасти своеобразностью и странностью некоторых воззрений, который некогда был главным притягательным пунктом «истории философии», не может служить ядром особой научной дисциплины.
1. Во всяком случае ясно, что история философии находится в совершенно ином положении, чем история какой-либо другой науки. Ибо в каждой другой науке область исследования в общих чертах точно ограничена, сколько бы не возникало сомнений относительно их пределов, отношения к более общим наукам и разграничения от родственных знаний. При этом уже нетрудно проследить развитие знаний в определенной таким образом области, нетрудно подвести даже сами колебания в определении науки под естественные законы развития.
Но иначе дело обстоит в философии, которой недостает именно общей для всех времен предмета изучения и история которой не изображает постепенного прогресса или постепенного приближения к познанию этого предмета. Напротив, всегда указывалось, что тогда как в других науках вслед за неуверенными первыми попытками наступает спокойная разработка познаний, прерываемая лишь по временам неожиданными толчками вперед, в области философии разработка последователями достигнутых уже результатов представляет исключение, и каждая крупная философская система принимается за решение ее интересующей задачи, как-будто иных систем совсем и не существовало.
2. Если несмотря на все сказанное все-таки можно говорить об истории философии, то общая связь, которой мы не находим ни в предмете, ни в целях, занимающих философов, может быть найдена только в общности результатов, достигаемых философами, несмотря на все различие их целей и содержания их исследования, благодаря самой природе их науки.
Однако эта общность результатов, дающая смысл истории философии, основывается именно на видоизменяющемся отношении не только к выводам человеческой науки вообще, но и к другим проявлениям культурной деятельности выступавших в истории европейских народов. Все равно, стремилась ли философия выработать систему познания мира, представлявшегося ей то наукой вообще, то общим итогом отдельных наук, искала ли философия жизнепонимания, которое дало бы выражение высшим стремлениям воли и чувства; ставила ли она своей целью, сознательно ограничивая свой кругозор, самопознание разума – результат всегда был тот, что философия давала сознательное выражение деятельности человеческого разума, преобразуя ее продукты из первоначальной формы взглядов, чувств и стремлений в форму понятий. Всякая философия тем или иным путем стремилась добыть в пределах более или менее обширной области человеческого познания определения непосредственного данного в мире и в жизни, и таким образом в течении веков был выяснен облик духовной жизни. История философии есть процесс разработки европейскими народами и выражения в научных понятиях их мировоззрения и отношения к жизни.
Это общая сущность всех тех продуктов духовной деятельности, которые подходят под категорию философии, и дает истории философии ее содержание, ее цель и назначение; она дает знакомство с историей философских учений необходимой основой не только ученой подготовки, но и образования вообще, ибо история философии учит, как выработались те понятия, на основании и при помощи которых мы судим и думаем как в повседневной жизни, так и в сфере специальных знаний о мире нашего опыта.
Начало истории философии следует искать в (большей частью утраченных) исторических работах крупных школ древности, в особенности в работах перипатетической школы, которая стремилась, по примеру самого Аристотеля путем диалектического анализа воззрений предшественников подготовить изложение собственных. Такие собрания исторических материалов существовали по разным отраслям знаний. Наравне с историями отдельных дисциплин, как, например, математике, астрономии, физики и т.д., возникли и философские доксографии, т.е. истории философских учений. Однако по мере того, как ослабевало влечение к самостоятельной работе и уменьшались силы к ней, вся эта литература стала принимать характер ученых заметок, в которых с отрывочными изложениями философских учений перемешивались анекдоты из жизни философов и отдельные эпиграмматически закругленные афоризмы.
Такой же характер сборников курьезов имели и представлявшие первоначально простое подражание древним работы историков философии Нового времени, как, например, воспроизведение Диогена Лаэртского, принадлежащее Стэнли или сочинения Бруккера. Только позже стали применять критическую оценку источников (Бюле, Фюллеборн) и стремиться к беспристрастной оценке исторического значения отдельных учений (Тидеман, Дежерандо) и к систематической критике с точки зрения новейшей философии (Теннеман, Фрайс, Шлейермахер).
Самостоятельной наукой история философии стала только благодаря Гегелю, который выдвинул основной принцип, что история философии не должна быть не пестрым собранием мнений различных ученных господ, «de omnibus rebus et de quibusdam aliis», ни непрерывно расширяющимся и совершенствующимся исследованием одного и того же предмета, а представляет собой лишь обособленный процесс, в котором вырабатываются и находят логическое выражение «категории» разума.
Значение этого плодотворного принципа у самого Гегеля затемнялось и ослаблялось тем обстоятельством, что он был убежден, что хронологическая последовательность, в которой эти «категории» разрабатывались историческими системами философии, совпадает с научной и систематической последовательностью, в которой те же категории являются «элементами истины» в логической разработке законченной философской системы (какой Гегель считал свою собственную). Таким образом, верный в основе взгляд сделался основой ошибочной философски-систематезирующей истории философии и часто приводил к искажению исторической последовательности явлений. Эта ошибка, устраненная развитием научной истории философии в 19 веке, ставящей на первый план историческую точность и достоверность, возникла из неверного (хотя и выведенного из основных начал гегелевской философии) представления, будто историческое движение философской мысли обусловливается исключительно или по крайней мере во всех своих существенных чертах идеальной необходимостью, с которой одна «категория» порождает в диалектическом развитие другую. В действительности картина исторического развития философии совершенно иная; здесь речь идет не только о мышлении «человечества» или «всемирного разума» (Weltgeist), но в столь же сильной степени и о мнениях, духовном складе, настроении и капризах отдельных философов.
3. Этот общий результат истории философии, заключающийся в том, что она разрабатывает основы человеческого миросозерцания и воззрения на жизнь, является продуктом весьма разнообразных отдельных актов мышления, мотивы которых, обусловливающие как постановку вопросов, так и характер попыток к их решению, бывают различны.
Большое значение имеет, конечно, прагматический фактор. Ибо проблемы философии в главных чертах можно принять в качестве данных, как это видно из того, что в историческом движении мысли «древние загадки бытия» появляются снова и снова, настоятельно требуя недостигнутого и до сих пор полного разрешения. Их выдвигает недостаточность и противоречивый характер эмпирических представлений, служащих материалом для философского мышления, так что фактические посылки и логические постулаты обуславливаются самим материалом всякого разумного размышления. А так как эти посылки и постулаты возникают снова и снова, в истории философии мы встречаем не только одинаковые проблемы, но и аналогичные попытки их решения. И вот это-то постоянство, сохраняющееся несмотря на все изменения формы, и на первый взгляд возбуждающее опасение, не кружится ли философия безуспешно вокруг непостижимой цели, доказывает, что философские проблемы являются неизбежными загадками человеческого духа. Ясно также, что в силу той же фактической необходимости одинаковые учения должны были неоднократно вызвать тождественные течения мысли. Поэтому прогресс в истории философии иногда можно распознать только прагматически, т.е. приняв во внимание внутреннюю необходимость мышления и «логику вещей».
Вышеупомянутая ошибка Гегеля состоит, следовательно, не только в том, что он хотел превратить действующий в известных границах фактор во всеобъемлющий или по крайней мере главнейший. Другой крайностью было бы вообще отвергать «разум в истории» и видеть в последовательных учениях философов лишь ряд индивидуальных вопросов. Общее содержание истории философии обусловливается именно тем, что в мышлении индивидуумов, сколь бы оно не казалось случайным, проявляется с неудержимой силой реальная необходимость. На этом факте основываются попытки подвести все философские учения под известные типы и установить в их историческом развитии своеобразное ритмическое повторение. Таково, например, учение Кузена о четырех системах (идеализм, сенсуализм, скептицизм, мистицизм) и Конта о трех стадиях (теологической, метафизической и положительной).
4. Однако прагматическая связь в истории часто обрывается. В особенности это следует сказать об исторической последовательности, в которой возникали отдельные проблемы, так как тут почти никогда нельзя подметить такой имманентной внутренней необходимости. Гораздо ярче выступает влияние другого фактора, который всего лучше назвать культурно-историческим. Ибо здесь приходиться иметь дело с представлениями, возникшими на почве условий времени, и с общественными потребностями, которые дают философии ее задачи и материалы для разрешения их. Крупные открытия и вопросы, поднятые специальными науками, стремление религиозного сознания, воззрения искусства, перевороты в государственной и общественной жизни дают философии внезапные толчки и создают новые стремления, выдвигающие ту или иную проблему вперед и забывающие другие проблемы. Не меньшее значение имеют и изменения в постановке вопросов и ответов, происходящие с течением времени. В тех случаях, когда подобная зависимость проявляется с особенной яркостью, философские системы представляются самосознанием известной эпохи, в других случаях культурные контрасты, между которыми оно колеблется, выражаются в борьбе философских систем. Таким образом, наряду с прагматической и имманентной необходимостью в истории философии существует и другая, культурно-историческая, дающая историческое право на существование даже тем философским комбинациям, которые не имеют внутренней опоры.
Первым, обратившим внимание на это соотношение, был опять-таки Гегель, хотя «относительная истина», которую он сообразно с этим взглядом приписывает отдельным системам, имеет у него (благодаря его диалектической основой мысли) также и другое, систематическое значение. Среди его последователей лучше всего выяснил культурно-исторический момент Куно Фишер, дав ему одновременно блестящее применение. Он рассматривает философию в ее историческом развитии как совершенствующееся самопознание человеческого духа, приводя ее поступательное движение в связь с развитием самопознаваемого при ее помощи объекта. Но хотя это приложимо к целому ряду крупнейших философских систем, в общем перед нами в данном случае лишь один из факторов развития философского мышления.
Культурно-историческими условиями, под влиянием которых возникают и разрабатываются философские проблемы, объясняется в большинстве случаев в высшей степени интересное и существенное для понимания исторического развития явление слияние проблем. Между различными комплексами мыслей, при одновременной разработке их в силу законов психики, неизбежно возникают ассоциации, не оправдываемые сущностью вопросов, вследствие чего перепутываются друг с другом и решаются заодно вопросы, не имеющие по существу ничего общего. Чрезвычайно важный и часто повторяющийся пример такого смешения понятий представляет вмешательство этических и эстетических соображений в разработку теоретических проблем: явление, известное и в обыденной жизни, что взглядами людей руководят их желания, надежды, опасения и наклонности, что их суждения зависят от их вкусов, повторяется в большем масштабе и при философской разработке миросозерцания. То, что в жизни совершается бессознательно, в философии было объявлено даже гносеологическим постулатом (Кант).
5. Между тем философско-исторический процесс обязан всем своим разнообразием и обилием форм прежде всего тому обстоятельству, что развитие идей и логическое выражение общих убеждений совершается исключительно посредством мышления отдельных личностей, которые, как бы ни было тесно связанно их мышление с мировоззрением исторической группы и как бы оно не поглощалось последним, все же вкладывают в него нечто нечто особенное, субъективное, индивидуальное. Этот индивидуальный фактор философско-исторического развития заслуживает внимания уже потому, что наиболее крупные представители философии являются обыкновенно законченными, самостоятельными индивидуальностями, особенности которых оказывают влияние не только на выбор и группировку проблем, но также и на разработку последних как в их собственных учениях, так и в учениях их последователей. История философии подтверждает, что история есть царство индивидуальностей, неповторяющихся и обособленных единиц: как в истории вообще, так и в истории философии в частности, великие люди оказывали большое, хотя и не всегда благодетельное влияние.