240-1300 (669692), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Кремлевский Чудов монастырь, расположенный под окнами царских теремов и правительственных учрежде­ний, давно оказался в водовороте политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят все, как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток па жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол. Среди чудовской братии можно было встретить и знать и мелких дворян. Были среди них добровольные иноки. Но большинство надело монашеский клобук поневоле, потерпев катастрофу па житейском поприще. Вступив на порог Чудова монасты­ря, чернец Григорий вскоре же попал в компанию Варлаама Яцкого и Михаила Повадьина, которые в недавнем прошлом владели мелкими поместьями и несли службу как дети боярские. Как и Отрепьев, они принадлежали к числу противников выборной земской династии Годуновых.

Монахи, знавшие Отрепьева, рассказывали, будто в Чудове «окаянный Гришка многих людей вопрошаше о убиении царевича Дмитрия и проведаша накрепко ». Од­нако можно догадаться, что Отрепьев знал об угличских событиях не только со слов чудовских монахов. В Угличе жили его близкие родственники.

Учитывая традиционную систему мышления, господ­ствовавшую в средние века, трудно представить, чтобы чернец, принятый в столичный монастырь «ради бедности и сиротства », дерзнул сам по себе выступить с претен­зиями на царскую корону. Скорее всего, он действовал по подсказке людей, остававшихся в тени.

В Польше Отрепьев наивно рассказал, как некий мо­нах узнал в нем царского сына по осанке и «героическо­му нраву». Безыскусность рассказа служит известной порукой его достоверности. Современники записали слу­хи о том, что монах, подучивший Отрепьева, бежал с ним в Литву и оставался там при нем.

Московские власти уже при Борисе объявили, что у «вора» Гришки Отрепьева «в совете» с самого начала были двое сообщников -Варлаам и Михаил (в других источниках _Мисаил )Повадьин. Из двух названных монахов Михаил был, кажется, ближе к Отрепьеву. Они вместе жительствовали в Чудовом монастыре, оба числились крылощапами. Вместо решили отправиться за рубеж. Варлаам, по его собственным сло­вам, лишь присоединился к ним.

Наибольшую осведомленность по поводу Михаила проявил автор «Сказания » .Он один знал полное мирское имя Михаила —- Михаил Трофимович Повадьин, сын боярский из Серпейскп. Автор «Сказания» неколькими меткими штрихами рисует характер Михаила. Когда Отрепьев позвал его в севернрые украинские города, Михаил обрадовался, так как был «прост сой в разуме, не утвержден». Сказанное рассеивает миф, будто интригу мог затеять Мичаил. Чу-довский чернец оказался первым простаком, поверившим в Отрепьева и испытавшим па себе его гипнотическое влияние.

Варлаам был человеком совсем иного склада, чем Михаил. Его искусно составленный «Извет» свидетельствует об изощренном уме. Варлаам Яцкий, по его собствен­ным словам, постригся «в немощи». Отсюда можно за­ключить, что он был много старше двадцатилетнего От­репьева.

Несколько помещиков Яцких служили в Коломен­ском уезде, как и отец Юрия Отрепьева. Вообще члены этой семьи не отличались благонравным поведением. В коломенской десятке, где записан был Богдан Отрепь­ев, против имени двух Яцких значилась помета: «бегают в разбое».

Обстоятельства пострижения Варлаама Яцкого неиз­вестны. Во всяком случае, постригся он не в Москве, а в провинции. Как и другие монахи, Варлаам немало исхо­дил дорог, прежде чем осел в столице. Бродячие монахи были повсюду желанными гостями, поскольку от них лю­ди узнавали всякого рода новости, слухи н пр. Будучи человеком острого ума, Варлайм, по-видимому, первым оценил значение толков о чудесном спасении законного наследника Дмитрия, захвативших страну.

Бродячее духовенство не случайно стало средой, и ко­торой окончательно сформировалась самозванческая инт­рига. Монахи знали настроения народа и в то же время были вхожи в боярские дома. В своей челобитной Варлаам рассказывал, что познакомился с Михаилом в доме Ивана Ивановича Шуйского. В «Извете» царю Ва­силию Шуйскому Варлаам по понятным причинам на­звал лишь имя опального князя Ивана Шуйского, Кем были другие покровители Варлаама? Кто из них инспи­рировал интригу? Ответить на все эти вопросы невозможно. Ясно, что враждебная Борису знать готова была испробовать любые средства, чтобы покончить с выборной земской династией, Чернецы оказались подходящим орудием в их руках. Борис Годунов был опытным и про­зорливым политиком и его догадки насчет подлинных инициаторов интриги имели под собой достаточно осно­ваний.

Кремлевские монахи и недовольные царем бояре не предвидели последствий дела, которое они сами же и затеялти. Когда появление «Дмитрия» вызвало повсеместные восстания черни, они отшатнулись от него и поста­рались доказать свою преданность Борису. Рассказ Варлаама о том, что он впервые увидел Отрепьева на улице накануне отъезда в Литву и послед­ний назвался царевичем только в Брачиие у Вишневецкого, звучит как неловкая ложь. «Извет» Варлаама про­никнут страхом, ожиданием суровой расправы, а это как нельзя лучше подтверждает предположение, что именно Варлаам подсказал Отрепьеву его роль.

Слухи о чудесно спасшемся сыне Грозного захлестну­ли страну, и инициаторы авантюры рассчитывали ис­пользовать народную утопию в затеянной игре. Но они были столь далеки от народа, что их планы потерпели крушение при первых же попытках практического осу­ществления.

Когда Отрепьев пытался открыть свое «царское» имя сотоварищам по Чудову монастырю, те отвечали откро­венными издевательствами — «они же ему нлеваху и на ймех претворяху ». В Москве претендент на трон не нашел ни сторонников, ни сильных покровителей. Отъезд его из столицы носил, по-видимому, вынужденный характер. Григория гнал из Москвы воцарившийся там голод, а также и страх разоблачения.

В своей челобитной Варлаам Яцкий старался убедить власти, будто он предпринял первую попытку изловить «вора» Отрепьева уже в Киево-Печорском монастыре. Но его рассказ не выдерживает критики. В книгах московского Разрядного приказа можно найти сведения о том, что в Киево-Печерском монастыре Отрепьев пытался открыть монахам свое «царское» имя, но потерпелел такую же неудачу, как и в московском Чу­довом монастыре. Чернец будто прикинулся больным и на духу произнался печерскому игимену ,что он царский сын , «а ходит бутто и ыскусс, «с пострижеп, избогагочи, укрывался от царя Бориса... ». Печерский игумен указал Отрепьеву и его спутникам на дверь.

В Киеве Отрепьев провел три недели в начале 1602 года. Будучи изгнанным из Печерского монасты­ря, бродячие монахи весной 1602 года отправились в ост­рог «до князя Василия Острожского». Князь Острожкский, подобно властям православного Печерского монастыря, не преследовал самозванца, по велел выгнать его за во­рота. С момента бегства Отрепьева из Чудова монастыря его жизнь представляла собой цепь унизительных неудач. Самозванец далеко но сразу приноровился к избранной им роли. Оказавшись в непривычном для него кругу польской аристократии, он часто терялся, казался слишком неповоротливым, при любом его движении «обнаруживалась тотчас вся его неловкость».

Изгнанный из Острога самозванец нашел прибежище в Гоще. Лжедмитрий пе любил вспоминать о времени, проведенном в Остроге и Гоще. В беседе с Адамом Вишневецким он упомянул кратко и неопределенно, будто бежал к Острожскому и Хойскому и «молча там находил­ся». Совсем иначе излагали дело иезуиты, заинтересовав­шиеся делом «царевича». По их словам, «царевич» обра­щался за помощью к Острожскому-отцу, но тот якобы велел гайдукам вытолкать самозванца за ворота замка.

Два года спустя Острожский попытался уверить Го­дунова, а заодно и собственное правительство в том, что он ничего не знает о претенденте па царский трон. Сын Острожского Янунг был более откровенным в своих «объ­яснениях» с королем. В письме от 2 марта 1604 года он писал, что несколько лот знал москвитянина, который называет себя наследственным владетелем Московской земли: сначала он жил в монастыре отца в Дермане, за­тем у ариан — представителей одной из христианских сект, обосновавшейся в Польше . Письмо Януша Острож­ского не оставляет сомнения в том, что уже в Остроге и Дермане Отрепьев называл себя московским царевичем. Самозванцу надо было порвать нити с прошлым, и поэто­му он решил расстаться с двумя своими сообщниками, выступившими главными свидетелями в пользу его «цар­ского» происхождения. Побег в Гощу к арианам объяс­нялся также тем, что Отрепьев изверился в возможности получить помощь от православных магнатов и православ­ного духовенства Украины.

Покинув сотоварищей, Отрепьев, по словам Варлаама, скинул с себя иноческое платье и «учинился» миряни­ном. То был опрометчивый шаг. Монах-расстрига тотчас лишился куска хлеба. Иезуиты, интересовавшиеся первы­ми шагами самозванца в Литве, утверждали, что расстри­женный дьякон, оказавшись в Гоще, принужден был на первых порах прислуживать на кухне у пана Габриэля Хойского.

Гоща был центром секты ариан. По словам Януша Острожского, самозванец пристал к сектантам и стал от­правлять арианские обряды, чем снискал их благосклон­ность. В Гоще Отрепьев получил возможность брать уро­ки в арианской школе. По словам Варлаама, расстриженного дьякона учили «по-латынски и по-польски». Одним иэ учителей Отрепьева был русский монах Матвей Твердохлеб, известный проповедник арианства.

По свидетельству польских иезуитов, гощинские ариане снискали расположение «царевича» и даже «хотели совершенно обратить его в свою ересь, а потом, смотря по успеху, распространить ее и во всем Московском госу­дарстве ». Те же иезуиты, не раз беседовавшие с Отрепье­вым на богословские темы, признали, что сектантам уда­лось отчасти заразить его ядом неверия. Отрепьев жил у еретиков в Гоще до марта — апреля 1603 года, а «после Велика дни из Гощи пропал». Имеются данные о том, что самозванец ездил в Запорожье и был с честью при­нят в отряде запорожского старшины Герасима Евангели­ка. Прозвище старшины указывает на принадлежность его к гощинской секте. Если приведенные данные досто­верны, то отсюда следует, что ариане помогли Отрепьеву наладить связи с их запорожскими единомышленниками. Когда начался московский поход, в авангарде армии Лжедмитрия I шел небольшой отряд казаков во главе с арианином Яном Бучинским. Этот последний стал ближайшим другом и советником самозванца до его послед­них дней.

Поддержка ариан упрочила материальное благополу­чие Отрепьева, пошатнувшееся после разрыва с право­славным духовенством, но нанесла его репутации огром­ный ущерб. Самозванец не предвидел всех последствий своего шага. В глазах русских людей «хороший царь» не мог исповедовать никакой иной религии, кроме правосла­вия. Московские власти, заслышав о переходе Отрепьева в арианскую веру, навеки заклеймили его как еретика.

После отъезда из Запорожской сечи ничто не мешало Отрепьеву вернуться в Гощу и продолжать обучение в арианских школах. Однако самозванец должен был ура­зуметь, что он не имеет никаких шансов занять царский троп, будучи еретиком. Столкнувшись в первый раз с необходимостью уладить свои отношения с православным духовенством, «царевич» решил искать покровительства у Адама Вишневецкого, ревностного сторонника право­славия. «Новый летописец» подробно рассказывает, как Отрепьев прикинулся тяжелобольным в имении Вишневецкого и на исповеди открыл священнику свое «цар­ское» происхождение. История «болезни» самозванца, впрочем, слишком легендарна. В отчете Вишневецкого королю никаких намеков на этот эпизод нет.

Вишневецкий признал «царевича» не потому, что по­верил его бессвязным и наивным басням. В затеянной игре у князя Адама были свои цели. Вишневецкие враж­довали с московским царем из-за земель. Приняв само­званца, князь Адам получил возможность оказать давле­ние на русское правительство.

В конце XVI века отец Адама князь Александр за­владел обширными украинскими землями по реке Суде в Заднепровье. Сейм закрепил за князем Александром его новые приобретения на правах собственности. Занятие территории, издавна тяготевшей к Чернигову, привело к пограничным столкновениям . Вишневецкие отстроили городок Лубны, а затем поставили слободу на Прилуцком городище. Адам Вишневецкий унаследовал от отца вмес­те с новоостроенными городками вражду с царем. Дело закончилось тем, что Борис в 1603 году велел сжечь спорные укрепления Прилуки и Снетино. Люди Вишневецкого оказали сопротивление. С обеих сторон были убитые и раненые.

Вооруженные стычки во владениях Вишневецкого могли привести к более широкому военному столкновению. Надежда на это и привела Отрельенв в Брачин. Са­мозванец рассчитывал, что Вишневецкий поможет ему втянуть в военные действия против России татар и запо­рожских казаков.

Борис Годунов обещал князю Адаму щедрую награду за выдачу «вора». Получив отказ, царь готов был при­бегнуть к силе. Опасаясь итого, Вишневецкий увез От­репьева подальше от границы, в Вишневец, где тот «летовал и зимовал».

В имении Адама Вишневецкого Отрепьев добился прочного успеха. Магнат велел оказывать московскому «царевичу» полагавшиеся ому по чину почести. По сви­детельству Варлаама, он «учинил его (Гришку.) на колесницах и на конех и людно ». Князь Адам имел репутацию авантюриста, бражника и безумца, но он был известен и как защитник православия. Признание со стороны Вишневецкого имело для Отрепьева неоцени­мое значение. Покровительство князя Адама сулило са­мозванцу большие выгоды, поскольку эта семья состояла в дальнем родстве с Иваном Грозным. После того как Вишневецкий признал безродного проходимца «своим» по родству с угасшей царской династией, самозванческая интрига вступила в новую фазу своего развития.

Дальнейшие события достаточно широко освещены в исторической литературе , но упомяну о них в кратце.

Характеристики

Список файлов реферата