20662-1 (636795), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Это прежде всего касается теории тожеств и нетожеств, различительных и неразличительных элементов, а также отношений и единиц, которые вступают в эти отношения.

Для того чтобы продолжить анализ Ф. де Соссюра и довести его до полезного применения, нужно выяснить понятия: а) знак, б) структура, в) система. Начнем с понятия "знак".

6

Это "слово" фигурирует в самых различных текстах, у различных авторов - от мистиков до материалистов, но должного обоснования почти нигде не находит. Думаю, что причина здесь в том, что внимание писавших сосредоточено главным образом, на том, что знак обозначает, т.е. на онтологической характеристике знака, это естественно, но не утешительно, так как понятие "знак" требует своей точной двусторонней дефиниции. О "знаке" говорили в лингвистике давно и много, но ясности от этого не было. Я не буду полемизировать с теми, кто вообще не признает этого термина и не употребляет этого понятия. Приведу некоторые высказывания, которые я готов и поддержать, и ... преодолеть.

Термином "знак" охотно пользовался Ф.Ф. Фортунатов, который писал: "Язык представляет ... совокупность знаков главным образом для мысли и для выражений мысли в речи, а кроме того, в языке существуют также и знаки для выражения чувствований" [11]. Далее к назначению языковых знаков выражать мысли и чувствования присоединяется еще функция выражения отношений: "... звуки слов являются знаками для мысли, именно знаками как того, что дается для мышления (т. е. знаками предметов мысли), так и того, что вносится мышлением (т. е. знаками тех отношений, которые открываются в мышлении между частями ли мысли или между целыми мыслями)" [12]. Интересна мысль Фортунатова о взаимодействии разного типа знаков в языке, что перекликается с его учением о форме: речь идет о таких "принадлежностях звуковой стороны языка, которые сознаются (в представлениях знаков языка) как изменяющие значения тех знаков, с которыми соединяются, и потому, как образующие данные знаки из других знаков, являются, следовательно, сами известного рода знаками в языке, именно знаками с так называемыми формальными значениями: неформальные значения знаков языка в их отношении к формальным значениям языка называют значениями материальными ... или также реальными" [13].

К сожалению, этот интересный анализ, очень близко подводящий к структурно-системному пониманию языка, завуалирован типичными для времени Ф.Ф. Фортунатова психологическими характеристиками о "способности представлений звуковой стороны слов сочетаться между собой в процессе мышления в качестве заместителей, представителей других представлений в мысли" [14], где и "знаки" и "мышление" в целом переходят в область психологии, а "знаки" получают качество "представлений".

В.К. Поржезинский, следуя в несколько упрощенном виде мыслям своего учителя Ф.Ф. Фортунатова, добавляет один важный признак знака - "доступность внешнему восприятию" [15], что многими теоретиками знака не учитывается. И.А. Бодуэн де Куртене сознательно сужал понятие "знака" и потому не вводил его в определения: "Знак это то же, что метка, отличительный, произвольно нанесенный или хотя бы только произвольно отмеченный признак" [16]. Упоминаемое здесь у Бодуэна явление, конечно, относится к области семиотики, но, как мы увидим дальше, явно не применимо к характеристике языкового знака.

Самое существенное для теории знака находится во второй части "Logische Untersuchungen" Э. Гуссерля, в главе "Ausdruck und Bedeutung" [17]. Главные положения Э. Гуссерля состоят в следующем:

1. Всякое выражение (Ausdruck) есть знак (Zeichen).

2. Надо различать настоящие знаки (Zeichen) и "метки" (Anzeichen).

3. Настоящие знаки имеют значение (здесь берется то истолкование знака, которое противопоставляется "приметам", "меткам" типа узелка на платке, "чтобы не забыть").

4. В языковых знаках различаются разные интенции, коррелятивные направленности этих интенций, их "предметности".

5. Отсюда возникает теория того, что в знаке относится к "выражению" говорящего (Kundgabe), к номинативности (gegenstandlische Bezeihung) и собственно к значению (Bedeutung). Эти дистинкции Гуссерля нужны и лексикологам и фонетистам, не говоря уже о грамматистах.

6. Очень важным является различение Гуссерля: а) одно значение - разные предметы, б) один предмет - разные значения.

К первому относятся universalia - "лошадь", "человек"; ко второму - синонимика, которую определял еще В. Гумбольдт [18] довольно точно.

7. Самое важное по Э. Гуссерлю то, что знак направлен на что-то и что между языковым знаком и "меткой" мелом на двери тех, которых должны были убить разбойники в "1000 и одной ночи", есть принципиальное различие, которое Гуссерль обосновывает терминами Bedeutungsintendierend и Bedeutungserfullend.

Онтологически это различие несомненно присутствует. И тем самым язык никогда не может быть идентифицирован с кодом. Дальнейшее развитие мыслей, высказанных Гуссерлем о знаке, мы находим у К. Бюлера в его "Sprachtheorie" (Jenа, 1934), где идея целенаправленности позволяет автору понять различные функции языка:Ausdruckfunktion, Appelfunktion и Darstellungsfunktion и элементы языка, служащие для, Ausdruck Арреl и Darstellung, в частности - понятия симптома и сигнала как разнонаправленных фактов, которые материально могут быть тожественны. Самое важное у К. Бюлера то, что и симптомы и сигналы и еще "что-то" в языке прежде всего материал для Darstellungsfunktion, где язык и может выполнить свою главную функцию - коммуникативную.

Парадоксальным может прозвучать утверждение, что Ф. де Соссюр, выдвинув семиотику и включив в нее теорию знака, самоё теорию знака применительно к языку дал превратно [19]. Вот некоторые его дефиниции:

1. "Языковой знак связывает не вещь и имя, но понятие и акустический образ. Этот последний не есть материальный звук, вещь чисто физическая, но психический отпечаток звука, представление, получаемое нами о нем посредством наших органов чувств: он - чувственный образ, и если нам случается называть его "материальным", то только в этом смысле и из противопоставления второму моменту ассоциации - понятию, в общем более абстрактному" [20].

2. "Именно потому, что слова языка являются для нас акустическими образами, не следует говорить о "фонемах", их составляющих" [21].

3. "Языковой знак есть таким образом двусторонняя психическая сущность" [22].

4. "Языковой знак произволен" [23].

Из этих определений природа лингвистического знака не проясняется. "Чувственный образ" снимается невозможностью говорить. о фонемах, его составляющих; обязательная материальность знака растворяется в "двусторонней психической сущности" [24].

Интересные мысли о природе языкового знака были высказаны А. Соммерфельтом, С.И. Карцевским и другими, но я не могу детально входить в рассмотрение этих работ.

В 30-40-х годах XX в. в различных журналах Европы вновь разгорелась дискуссия о произвольности и непроизвольности языкового знака в связи с определениями, данными в работах Ф. де Соссюра. Дискуссия началась статьей Э. Бенвениста "Природа лингвистического знака" [25], где автор указывал, что отношение языкового знака и называемой вещи "произвольно", но внутри языка связь обозначающего и обозначаемого не произвольна, а "необходима",. так как это соединение представляет собой тесный симбиоз, где понятие является как бы "душой" акустического образа.

Э. Бенвениста в дальнейшем поддержали Э. Лерх в статье "О сущности языкового знака" [26], где автор рассматривает звукоподражания и ономатопеи и еще раз возвращается (вслед за Соссюром) к различию знака и символа, и А. Гардинер в статье "Анализ языкового знака у Ф. де Соссюра" [27], где высказана мысль, интерпретирующая данную дискуссию в античных терминах physei и thesei; автор также указывал, что Ф. де Соссюр и Э. Бенвенист понимают термин "произвольный" по-разному.

В защиту соссюровского тезиса о произвольности знака выступили Ш. Балли [28], П. Наэр [29] и особенно Н. Эйе [30].

Нам кажется, что прав был А. Гардинер, сопоставивший эту дискуссию с античным спором о physei и thesei, что подменяет проблему знака проблемой соотношения языка и действительности.

Таким образом, ни тезы Ф. де Соссюра о знаке, ни дальнейшая полемика вокруг его тез не приводят к уточнению понятия знака. Нам представляется, что мысли Ф.Ф. Фортунатова, Э. Гуссерля и К. Бюлера вернее фиксируют объект и дают более конструктивные положения.

Понятие знака обязательно для понимания языка вообще и синхронии в частности, и данное понятие требует от лингвиста точной дефиниции. Эти дефиниции можно, с точки зрения лингвистики, свести к пяти пунктам:

1. Знак должен быть доступен чувственному восприятию, как и любая вещь.

2. Знак не имеет значения, но направлен на значение в интенции, чем не обладает, например, слог.

3. Содержание знака не совпадает с его материальной характеристикой.

4. Содержание знака определяется его различительными признаками, аналитически выделяемыми и отделяемыми от неразличительных (дифференциальными от недифференциальных).

5. Знак и его содержание определяются местом и ролью данного знака в данной системе знаков аналогичного порядка.

7

Для уяснения соотношений синхронии и диахронии и для понимания самой синхронии необходимо также уточнить значение терминов "система" и "структура" (единства мнений здесь тоже нет). Эти два термина часто синонимируют, и некоторые языковеды даже предлагают иногда "обойтись одним"; думаю, что это неправильно. Я неоднократно в устных выступлениях и в печати предлагал сохранить эти два термина и размежевать их значения. Для меня система - это связь и взаимосвязь по горизонтали, а структура - это связь и взаимосвязанность по вертикали.

Система - единство (на основании взаимотожеств и взаиморазличий) однородных элементов, что объединяет фонетические, морфологические, лексические и синтаксические системы в пределах каждого яруса языковой структуры. Структура - это вертикальная ось, связывающая в единство различные ярусы целого. Отдельные детали в освещении данной проблемы приводятся ниже.

Многие "структуралисты" и даже "неструктуралисты" употребляют термин "структура" по аналогии с естественными науками. Аналогия (вещь, вообще говоря, хотя и полезная, но опасная) идет здесь от органической химии, геологии, чуть-чуть от физики и даже металлургии [31]. Структуры кристаллов и тому подобных материальных ценностей ничего общего не имеют с тем, что можно и должно называть "структура языка".

В языке есть периферия и внутреннее ядро. Принцип структуры позволяет вертикальной осью "просверлить" системные ярусы и создать новое единство: язык en bloc! В связи со сказанным выше представляется неверным также отожествление структуры-системы языка (и его "ярусов") с "механическим упорядочением".

В книге А.С. Чикобавы "Введение в языкознание" как раз имеется такое пояснение системы через "механическую упорядоченность" [32]. Думаю, что это не так. "Ни в коем случае нельзя подменять понятие системы понятием внешней механической упорядоченности ...; при внешней упорядоченности качество каждого элемента не зависит от целого (поставим ли мы стулья по четыре или по восемь в ряд и будет ли их 32 или 64 - от этого каждый из стульев останется таким же, как если бы он стоял один)" [33].

Сложнее вопрос о взгляде на "систему" в языке у американских ученых, следующих принципам прагматизма-бихейвиоризма. Остановимся на определении Л. Блумфилдом грамматики: "значимое устройство форм в языке". Можно ли понятие "система" подменить понятием "устройство", вытекающим из бихейвиористских установок Блумфилда?

Новые работы американских ученых как будто бы дают повод для оправдания бихейвиористского подхода к языку. Но можно ли "живую" спектрограмму или даже осциллограмму сразу сделать "лингвистической характеристикой"? Вряд ли. Интерпретация спектрограммы и осциллограммы требует большого лингвистического анализа и чисто лингвистической интерпретации. Иначе исследователь попадает из желаемого Sein в примитивный Schein и окажется во власти эмпирической "ленточки речи", которую можно резать ножницами, невзирая на структурные швы и характеристики, способные превратить Schein в Sein [34].

Примером такого подхода может служить также статья А.Н. Гвоздева по поводу случая к Ире и Кире [35].

На основании анализа, приведенного в моей статье "Фонологические заметки" [36], я считаю возможным утверждать, что не только фонемы, но и позиции соотнесены со смыслоразличением [37], а фонемы в языке существуют не только как элемент подвижного во времени ряда, как звено линейности, но как локализованный компонент морфем и слов.

Поэтому для определения и фонем, и позиций, и систем вариативности фонем в связи с разными позициями необходимо понимать исследуемый язык [38], а не полагаться на статистический критерий "встречаемости" (occurence) и "распределения" (distribution), чем готовы удовлетвориться некоторые представители американской дискриптивной лингвистики. Под каким бы обличьем ни проявлялась "механическая упорядоченность" или "устройство форм" - это лишь механическая регистрация связей структурно невзвешенных явлений.

8

Структура и структурность - общее свойство языков как особого явления действительности, варьирующееся лишь в зависимости от конкретного типа этой структуры (например, немецкий и китайский языки, арабский и тюркские и т. п.), но системность специфична не только для каждой группы родственных языков, но и для каждого индивидуального языка в отдельности (например, болгарский и русский, английский и немецкий - каждый раз в пределах близкородственной группы). Из этого положения следует, что такие "общие" для разных языков явления, как "родительный падеж" или "фонема t" в двух языках, каковы бы ни были их генеалогические отношения, никогда не являются тожествами (например, в русском и немецком), так как каждое такое явление имеет свой парадигматический ряд в своей системе и лишь через него получает характеристику единицы. Так, для характеристики русского родительного падежа необходимо понимать его связи с винительным, а в пределах самого родительного - возможности генитива и партитива, что не входит в характеристику немецкого, морфологически наиболее стойкого падежа - чистого генитива [39].

Фонема /t/ в русском коррелятивно противопоставлена, с одной стороны, фонеме /d/ (дифференциалу глухости - звонкости), тогда как эта же корреляция в немецком разыгрывается на оппозиции fortis - lenis, а с другой стороны, фонеме /t'/ (по дифференциалу твердости-мягкости), чего немецкая фонологическая система вообще не знает. Остальные корреляции, а также и некоррелятивные оппозиции у русского и немецкого /t/ могут и совпадать: /t/ - /ts/, /t/ - /s/, /t/ - /p/ и /t/ - /k/; ср. еще некоррелятивные оппозиции /t/ - /n/, /t/ - /x/ и т.п.

Характеристики

Список файлов сочинения