16833-1 (636325), страница 6
Текст из файла (страница 6)
- Вы к Сергею Александровичу? - спросил он и. видя, что я собираюсь уходить, добавил: - Сергей Александрович скоро проснутся,
Не слушая уговоров, я вышел из комнаты. На следующее утро, спешно наладив работу редакции, часу в десятом, я снова направился к Есенину. "В это время я его, наверное, уже застану не спящим", - думал я, быстро сбегая по лестнице. Внизу, навстречу мне, из входных дверей появился мой знакомый, ленинградский поэт Илья Садофьев.
-Куда спешите, Лазарь Васильевич? - спросил он.
- К Есенину, - бросил я ему. Садофьев всплеснул руками:
- Повесился!
Здесь навсегда обрываются видимые следы нашего поэта".
Процитированный фрагмент "воспоминаний" настолько лжив и глуп, что его даже комментировать неловко. Ограничимся самыми общими замечаниями. "Зоря" не говорит, от кого он узнал о приезде Есенина в Ленинград и его поселении в "Англетере", потому что сослаться было не на кого - да и из конспиративных соображений нецелесообразно. Придуманный им для создания картины буйного похмелья в 5-м номере "длинный стол" - не от большого ума. В комнате, согласно инвентаризационной описи (март 1926 года), к которой мы уже обращались, значатся: "Мв 143. Стол письменный с 5-ю ящиками, под воск. -1. - 40 руб. (Стол этот очень скромный по размерам, известен по фотографиям Моисея Наппельбаума). Овальный стол, ореховый, под воск. - 1. - 8 руб. № 145, Ломберный стол дубового дерева. -1. -12 руб." Других столов в 5-м номере не находилось. Фарисей лжет. Перестарался он, "пригласив в комнату "множество народа", Вольф Эрлих. Анна Рубинштейн и даже Павел Мансуров были в этом отношении похитрее, называли "гостей" выборочно, с понятной оглядкой. В описании лжемемуариста Бермана его "конфидент" выглядит падшим пьяницей, заснувшим, как извозчик, с папиросой в зубах.
Укажем лишь на деталь, которая выдает пособника убийства со всей его бандитской головой (на известной фотографии в словаре "Русские писатели" его физиономия пугающе-каменна): он-де узнал о происшествии в "Англетере" "часу в десятом". Негодяй даже поленился сверить свои больные фантазии со сведениями других "воспоминателей" и со статьями в газетах. Например, "Правда" (1925 г., 29 декабря, № 296) писала: " -в 11 часов утра жена проживающего в отеле ближайшего друга Есенина, литератора Георгия Устинова, отправилась в номер покойного..." Тоже, конечно, вранье, но зато согласованное с "тетей Лизой".
Сегодня уже просматриваются многие звенья кольца ГПУ, плотно окружившего Есенина. Одни звенья мы разобрали, о других только упомянули, третьи и последующие остались нам неведомы.
Канул куда-то дворник "Англетера" Василий Павлович Спицин, телефонный вестник беды, вызвавший вечером 27 декабря коменданта В. М. Назарова в гостиницу. Перерыты сотни личных и Других дел Губернского отдела коммунального хозяйства и Треста коммунальных домов, но следы "дяди Васи" пока не обнаружились. Наконец-таки нашлась зацепочка: в доме ГПУ по Комиссаровской, 3 (управдом В. М. Назаров!) дворничал в 1925 году Александр Матвеевич Спицин, предполагаемый родственник "нашего" (несовпадение отчеств, как уже говорилось, не должно смущать; на примере "тети Лизы" мы убедились, как легко манипулировали конспираторы своими метриками). И хотя архив ФСБ в розыске "дяди Васи" не помог, теперь можно утверждать еще определеннее: В.П.Спицин, живший буквально рядом с 5-м, Есенинским", номером - один из посвященных в тайну убийства поэта. След его, конечно же, рано или поздно отыщется, и недостающее звено восполнится.
Еще одно мелькнувшее имя: Цкирия Ипполит Павлович. Уже говорилось - этого товарища, как "сердобольного" собрата по коммунальной службе, называл комендант "Англетера" В.М.Назаров; его. здравствующая ныне вдова хорошо помнит высокого веселого грузина, большого любителя застолий и женского пола. Информация для размышления: И.П.Цкирия, уроженец Кутаисской губернии, сын состоятельного землевладельца; окончил 8-ю гимназию, участник походов Красной Армии на Кавказе. В сохранившейся анкете о своей военной службе писал сумбурно, противоречиво, что лишь обостряет интерес к его потаенной биографии. В служебном формуляре Цкирии сказано: 1918- 1923 годы - "кочегар", что никак не вяжется с другими документами, в которых он фигурирует как конторский работник и строитель.
Выяснилось: сей "кочегар" заправлял домами, принадлежавшими ГПУ. По предписанию (30 октября 1925 года) заведующего Управлением коммунальными домами Пагавы - Цкирия, кроме прочих зданий, стал хозяином дома № 3 по улице Комиссаровской и дома № 8/23 по проспекту Майорова (напомним адрес "Англетера": просп. Майорова, 10/24). Если верить воспоминаниям здравствующей вдовы В. М. Назарова, Цкирия вместе с ним, комендантом гостиницы, "снимал с петли” Есенина. Нас, впрочем, больше интересует, почему Цкирия оказался в час злодейской акции в "Англетере"? Случайность? Нет, закономерность. В сохранившейся домовой книге (просп. Майорова, 8/23) указана только булочная и ее владельцы, а про все остальные помещения - молчок. Предположить, что таинственный оcобняк - сосед "Англетера" - являлся тюрьмой и следственным изолятором, вполне логично: тогда мы получаем ответ на вопрос: почему сотрудники Активно-Секретного Отделения УГРО и одновременно ГПУ Дмитрий Михайлович Тейтель, Михаил Филиппович Залкин и другие, имея постоянные домашние квартиры, селились в "Англетере". Товарищи эти здесь отдыхали от допросов в соседнем доме, куда добраться было делом нескольких минут, через подвальный лабиринт. Мы интересовались соседним с нынешней "Асторией" зданием, принадлежащим госучреждению. Нам рассказали, как один из его начальников имеет обыкновение мистически исчезать, хотя его часами сторожат посетители у выхода. Никакой мистики: человек пользуется старыми чекистскими потайными ходами. Теперь уже несложно объяснить, почему Цкирия очутился в 5-м, "есенинском” номере. Как домоуправ он исполнял свой прямой служебный долг, "транспортируя” тело поэта к предполагаемому месту "самоубийства". Мы уже рассказывали, как неожиданно печально сложилась судьба коменданта "Англетера" В. М. Назарова после декабрьского события. Судьба И.П.Цкирии выглядит счастливой: с 1 января 1926 года он возглавлял все коммунальные дома Центрального района Ленинграда. С тех пор карьера Ипполита Павловича, кажется, не давала осечек; он вскоре оставил семью и женился на сотруднице ГПУ, почил своей смертью. Уже не раз на наших страницах появлялась фамилия неуловимого Петрова, которую хорошо запомнила вдова коменданта "Англетера" и к которому Назаров, по его же словам, ходил 27 декабря 1925 года "консультироваться", как к "члену партии". Забегая вперед, скажем: это он, по нашему убеждению, был главным организатором кровавого фарса в 5-м номере гостиницы, это по его приказу бегали и постоянно лгали в Ленинграде сексоты типа Эрлиха и Медведева, это по его указанию суетились с дезинформацией газеты, подобные "Красной", это по его сигналу замерло в бездействии 2-е отделение милиции... Наконец-таки Петров нашелся. Разыскать его оказалось неимоверно тяжело. Тысячи Петровых мелькают в старых бумажных потоках - этот товарищ знал, какой надо выбрать себе псевдоним. Представим невидимку таким, каким он хотел выглядеть "на людях" (по архивным данным ФСБ, финансово-контрольных органов, цензуры и другим документальным источникам), Петров Павел Петрович, 1895 г. рождения, в 1922-1923 годах заместитель заведующего административно-инструкторским подотделом петроградской губернской цензуры (Петрооблита). Должность эта находилась в системе Политконтроля ГПУ (начальник Новик). Карательную свою службу Петров исполнял неукоснительно. Для подтверждения приведем строки из одной недавно рассекреченной бумаги:
“Секретно Начальнику Политконтроля ГО ГПУ
По имеющимся в Петрообпите сведениям, коллективом РКП(б) типографии "Красный агитатор” издается стенная газета без визы Обплита, что совершенно недопустимо и на что Попитконтропю надлежит спешно обратить внимание, приняв соответствующее меры.
Зав. Обплитом Херченко
Зам, зав. адм.-инстр. п/отд. Петров
Секретарь Борисов”
Надеемся, после знакомства с этим документом у охотников сваливать "дело Есенина” на бесцеремонных газетчиков окончательно пропадет желание защищать эту никчемную идейку: око цензуры видело все и, не моргнув, могло прихлопнуть любую нежелательную статейку. Не без участия "нашего" Петрова в 1923 году была конфискована книга Ф.Ю.Левинсона-Лессинга "Математическая кристаллография, привлечена к ответственности за ослушание 3-я государственная типография. Даже либретто оперы Кальмана не разрешалось к публикации. Особенно нещадно цензурный хлыст стегал русскую литературу. Например, тогда же была запрещена книга Георгия Чулкова "Федор Иванович Тютчев”.-"за рассуждение в духе идеалистической философии и возвеличение Тютчева, как мистика и националиста".
С 1923-го по 1930 год, согласно домовым книгам, Петров жил в доме № 7/15 по улице Комиссаровской. В 1923-м домоуправ записал: "Квартира № 12. Служит в ГПУ", затем зачеркнул и уточнил: "Политконтроль ГПУ, удостоверение № 40116". а это, что в лоб. что по лбу. Указан служебный адрес постояльца: Комиссаровская, 4. В домовой книге, составлявшейся в апреле 1924 года, он прямо именуется сотрудником ГПУ, в октябре того же года или несколько раньше Петров, очевидно, перешел на оперативную секретную работу "под крышей" ("артист Севзапкино”). В 1925-м артист-чекист "вырос" до режиссера Севзапкино - с таким титулом он проходит в списках вплоть до 1930 года. Имя этого "деятеля искусства" встречается в недавно рассекреченном соответствующем фонде ЦГАЛИ (Санкт-Петербург). Согласно выписке из доклада (1926 год) ответственного руководителя кинофабрики, зам. директора тов. Любинского - "можно сократить немедленно, без ущерба для дела" 25 человек; восьмым по списку стоит "Петров-Бытов П. П., режиссер". Кстати, у него был самый высокий тарифный разряд - 17-й - с рядом привилегий.
Фильмы Петрова нам неизвестны, но по некоторым протоколам собраний "коллектива" ГПУ известен его цензурно-идеологический раж. Он часто менял профсоюзные книжки. К примеру, в 1928-м числился членом профсоюза работников искусства (Рабис) по удостоверению №24476. В 1929-м - № 38598. Бланки подлинных книжек этого и других цеховых профсоюзов, расчетные книжки, оттиски печатей и другие документы ГПУ всегда имело в достатке и легко делало "артистов" и "режиссеров". Приведем лишь два доказательства из многих имеющихся.
1/Х-1924 СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
В Севзапкино
Ленинградский Губотдеп Госпопитупраепения просит выдать предъявителю сего 10 штук (десять) чистых бланков за подписями и печатью для секретно-оперативных работ под-ответственность начальника ЛГО 0/777.
Начальник Ленинерадскоео Губотдепа ОГПУ И. Леонов
"Засветившийся" И. Л. Леонов был, как уже говорилось, правой рукой главы местных чекистов. Его основная обязанность в 1925 году - начальник секретно-оперативной группы (СОЧ) ГПУ. Иногда Леонова замещал Райский. Фамилии Петрова и "понятого" П. Н. Медведева не случайно фигурируют рядом. "Артист-режиссер" и "педагог” могли часто встречаться на ул. Комиссаровской, 7/1, где располагались Политконтроль ГПУ и чекистская школа. Прослеживается и связь Петрова с Вольфом Эрлихом. Последний в одном из своих стишков упоминает друга школьных лет Перкина, который, в свою очередь, знался с "режиссером". Дело в том, что в 1923-1924 годах Петров, очевидно с конспиративными целями, снимал квартиру (№ 7, позже № 12) в доме № 12 по улице Верейской. Так вот, в 7-й жил и Борис Яковлевич Перкин, студент-политехник, с женой Марией Яковлевной, учившейся в ЛГУ. Внешне все выглядит пристойно: наборщик типографии РККА Петров (удостоверение № 3223-82) мирно обитает с супругой Марией Васильевной Капустиной, но его выдает подпись-автограф, хорошо нам знакомый по вычурной завитушности; его дражайшая "половина", Петрова Зоя Константиновна, расписавшись другой фамилией, не могла изменить начертания букв, также легко узнаваемых по известным ее каракулям. Думаем, Б. Я. Перкин исполнял при Петрове обязанности связного и, когда возникала необходимость, информировал Эрлиха. Однажды, 3 февраля 1925 года, в протоколе приема новых членов профсоюза Совработников (председатель П. Н. Медведев) рядом с именем "киношника” возникло имя Г. Ф. Устинова, что лишь усиливает уверенность в причастности Петрова к "делу Есенине". О многом можно догадываться по квартирным соседям Петрова. Прежде всего, это секретарь Гублита А. М. Карпов, имевший в 1924 году удостоверение ГПУ; он держал в своих руках все ленинградские цензурные нити и, не ошибемся, дирижировал газетной пачкотней на замученного Есенина. В одной квартире с Петровым отдыхала от службы в 3-м полку войск ГПУ переписчица Нина Александровна Ширяева-Крамер. Мы уже говорили, - в этот полк наведывался Петров со своими агиттирадами.Чужую почтовую переписку цедила для лжережиссера его соседка по комнате в той же 8-й квартире, Минна Семеновна Бомбей, служившая на Главпочтамте, позже не раз менявшая свои удостоверения. Рядышком с нашим героем, в квартире № 10, как уже отмечалось, восстанавливал свои коммунистические потенции преподаватель университета им Зиновьева Рейнгольд Иванович Изак, активно упрятывавший милиционера Николая Горбова в тюрьму.
29 декабря 1925 года ленинградская вечерняя "Красная газета" напечатала ставшие печально известными строки:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Обещает встречу впереди.
Под стихотворением имя Сергея Есенина и дата "27 декабря". В дискуссиях "Убийство или самоубийство?" это послание играет важнейшую роль, приводя в смущение сторонников версии преступления” В большинстве своем авторы разоблачительных статей автографа (?) этой последней есенинской "песни" не видели, так как его до сих пор строжайше охраняют, и открывался он глазам исследователей (оставивших свои подписи) за 70 лет (1927-1994) не более 15 раз. Историю появления "До свиданья...” поведали Вольф Эрлих и Георгий Устинов. История этого такова: ранним утром 27 декабря поэт передал первому из названных приятелей рукописный листок, попросив не спешить знакомиться с "подарком”. "Стихотворение вместе с Устиновым мы прочли только на следующий день, - утверждал Эрлих. - В суматохе и сутолоке я забыл о нем". Последняя оговорка многих не только смутила, но и возмутила. Устинов в "Красной газете" (1925, 29 декабря) сделал жест в сторону: "..товарищ этот просил стих не опубликовывать, потому что так хотел Есенин, пока он жив..." Других свидетелей рождения предсмертной элегии мы не знаем, а верить этим двум, как уже было доказано, нельзя. Так думали наиболее внимательные и чуткие современники. Художник Василий Семенович Сварог (1883-1946), рисовавший мертвого поэта, не сомневался в злодеянии и финал его представлял так (в устной передаче журналиста И. С. Хейсина); "Вешали второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве... Он же и положил на стол, на видное место, это стихотворение - "До свиданья, друг мой, до свиданья..." Очень странное стихотворение...". Пожалуй, профессионально наблюдательный Сварог во всем прав, за исключением соображения о демонстрации Эрлихом "убийственного" послания. В этом просто не было необходимости - "подлинника" никто из посторонних тогда не видел. Более того, мы склонны считать, что его не видел в глаза даже сам "Вова" - ему, мелкой гэпэушной сошке, отводилась роль механического рупора версии преступников.
В газетах о стихотворении сообщалось сумбурно, авторы писали всяк на свой лад. В "Последних новостях" (Париж, 1925, 30 декабря) в информации ТАСС от 29 декабря говорилось: "На столе найдено начатое стихотворение, написанное кровью". Тассовец, конечно же с чьих-то слов, определил -степень завершенности послания и, не видя его, дал ему "кровавую” характеристику. О неосведомленности журналиста свидетельствует и такая его фраза: "Поэту было только 22 года"
Заметьте, - так же, как назойливо лжесвидетели "поселяли" Есенина в "Англетере", с такой же настырностью желтые писаки сообщали о "До свиданья..." Причем сообщали по-разному. Спешившая всех опередить вульгарная “Новая вечерняя газета" 29 декабря, когда еще полной согласованности в действиях убийцы и их укрывателей не наметилось, информировала нейтрально: "На небольшом письменном столе лежала синяя обложка с надписью "Нужные бумаги". В ней была старая переписка пота". Миф о предсмертном послании уже родился, но еще не обрел законченную форму.











