73994 (634269), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Следовательно, творение есть преодоление Хаоса Логосом, которое устремлено в Грядущее; при этом Логос в христианстве – обозначение Иисуса Христа как второго Лица Троицы; христианское понятие Логоса восходит к первой фразе Евангелия от Иоанна – «В начале было Слово». Итак, триада Хаос + Логос + Космос в христианском мировоззрении становится равнозначной понятию Хаос + Теос = Космос. Можно охарактеризовать составляющие этой триады следующим образом:
1. ХАОС – неоформленная инертная материя, материал, простейшие элементы конструирования, сокрытые потенциальные возможности и формы, страдательное пассивное начало (аналогией в китайской мифологии является женское начало – Инь), предмет действия, означаемое.
2. ТЕОС (ЛОГОС) – закон, эйдос, стабильные архетипы, принципы, замыслы, намерения, неизменные в процессе рождения Космоса, способ действия, глагол (в мифологии активное мужское начало - Ян), означающее.
3. КОСМОС — результат соединения-взаимодействия в акте становления Хаоса и Теоса – проявленная структура в феноменальном или ноуменальном мире, существующая по известным принципам временного развития (можно провести параллель с принципом гармонии – Дао), результат действия.
Итак, Хаос, понятие окончательно оформившееся в древнегреческой философии - это трагический образ космического первоединства, начало и конец всего, вечная смерть всего живого и одновременно принцип и источник всякого развития, он неупорядочен, всемогущ и безлик. Космос же - это мироздание, понимаемое как целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом вселенная, живое, разумное существо, вместилище космического ума, души, тела.
В высказываниях о Хаосе гностиков – алхимиков, приводимых Юнгом, на передний план выступают такие, отмеченные еще Платоном, качества, как единство, фундаментальность и мощь. О неупорядоченности говорится как о бесформенности (в отличие от отсутствия порядка отсутствие формы не порождает дискомфорта). Алхимики считают Хаос благоприятной и благодатной стихией; Христофор Парижский, в частности, рекомендует «приложиться к ней, чтобы наше небо (первооснову, квинтэссенцию) побудить к свершению». В некоторых алхимических трактатах Хаос ассоциируется или даже отождествляется с Иисусом Христом. В «Epilogus Ortelii» Хаос назван «спасителем смертным», который «из двух частей состоит: небесной и земной».0
Интересно, что такое представление, как будет показано во второй главе, определенным образом близко и Тютчеву: Хаос мыслится им как способ преодоления земного бытия для спасения, очищения и приобщения ко вселенской гармонии – Космосу.
Однако понимание хаоса Тютчевым отнюдь не гностическое: гностические авторы в духе иранской и иудейской апокалиптической традиции говорят не просто о достижении некоторого баланса между силами космоса и хаоса. Задачей спасителя является полное уничтожение самого источника хаоса. Его цель – не временная победа, но полное и окончательное спасение совершенных, установление идеального порядка (в неком умопостигаемом космосе – плероме), и разрушение если не актуально злодеятельного, то по крайней мере нестабильного и хаотического начала. Сценарии различны, но подобный конец им представляется неизбежным. Примечательно, что в отличие, например, от системы школы Валентина, в данных текстах космическая борьба ведется силами в меньшей степени персонифицированными, что подчеркивается различными естественнонаучными аналогиями.
Берсалу де Вервиль описывает Хаос как единое, «уникальное совершенство, из которого возникает свиток судьбы».0 Неупорядоченность хаоса с точки зрения мыслителей средних веков и Возрождения – не отрицательная характеристика, а осознание непривычности созерцаемого, отсутствие в нем того, что принято считать порядком. Пример подобного осознания — смиренное сетование Декарта «хаос отнюдь не так отчетливо может быть воспринят нами».0
Негативная парадигма восприятия Хаоса порождена страхом перед духовным (фундаментальным настроением ужаса) и отвращением к внутреннему могуществу человека. Обыденное разумение – либо в результате обреченной на неудачу попытки постигнуть забытие неподготовленной психикой, либо как следствие замещения и блокирования непосредственного переживания архетипа совокупностью мнений и высказываний, привычных, навязчивых и, с виду, авторитетных – облачает Хаос в тогу отрицательного персонажа, ассоциируемого с безобразием и разрушением.
В философских системах Веданты, Аристотеля, Плотина, Экхарта, Дионисия, Фомы Аквинского исток и истина, перводвигатель, первопричина происходящего – важнейший атрибут Единого. Однако, если Хаос – стихия неупорядоченная (или, по крайней мере непостижимым образом упорядоченная), то перводвигатель (Теос или Логос) — организующее начало мироздания, активизирующее и направляющее процессы изменения вещей в сторону Космоса.
Говоря о философской системе Тютчева, нельзя не упомянуть о его связи с течением русского космизма. Естественно, тут следует сделать оговорку, что мировоззрение Тютчева никак не могло вырасти на позициях этого философского течения из-за хронологического несовпадения эпох. Однако некоторые моменты основоположников русского космизма созвучны тютчевским, а некоторые выросли из Тютчева, и поэтому о них следует упомянуть.
Особенно ярко дихотомия хаос – космос выражена у В. С. Соловьева: во-первых, это идея всеединства, вечного органически целостного истинносущего мира, которая имеет религиозный характер (вне божественного начала бытие – это хаос); во-вторых, философ говорит о тайне сопричастности человека космосу в его (человека) божественной природе (человек являясь посредником между Богом и материальным бытием, проводником единящего действия на стихийную множественность, человек – устроитель и организатор вселенной; в космосе Соловьева главенствуют нравственно-религиозные смыслы (целесообразности), которые определяют существо всех фаз и узловых моментов его эволюции и бытия.0
В дальнейшем эти идеи русского космизма разрабатывались многими выдающимися мыслителями эпохи: Н.Ф. Фёдоровым, В. И. Вернадским, П. А. Флоренским и др.
Обычно роль Тютчева в формировании мировоззрения русских космистов не учитывается. Однако это неверно, поскольку не случайно сам В. С. Соловьев пристально изучал поэзию Тютчева.0 Н. Бердяев цитировал «День и ночь» И. Тютчева в своем исследовании «Новое средневековье: Размышление о судьбе России и Европы»,0 говоря о бездне революционной эпохи, когда «в исторический космос, образованный античной цивилизацией, ворвались хаотические силы».0 Н. Бердяев пишет: «Тютчева принято считать поэтом природы, ее ночной стихии. Стихи его, посвященные истории, совсем иные, они написаны еще при свете исторического дня. Но Тютчев глубже, чем думают. Он – вещее явление. Он предшественник ночной исторической эпохи, провидец ее».0
Поэтому кажется целесообразным исследовать Тютчева внутри максимально широкой парадигмы восприятия дихотомии хаос – космос, охватывающей века, предшествующие появлению И. Тютчева на свет, и заканчивая философией русского космизма, выросшем в том числе и на почве тютческой поэзии.
Итак, практически везде хаос в мифическом сознании ассоциируется с первопричиной, перворождением, неупорядоченностью, изменчивостью, влагой, а космос – порядком, постоянной, упорядоченной, гармоничной структурой, твердью. Существование схожих представлений в различных культурах мира позволяет говорить о том, что хаос и космос относятся к глубинным слоям архетипического сознания.
Глава 2. Амбивалентность мифологемы Хаос – Космос в поэзии Ф. И. Тютчева
Бальмонт называл поэзию Тютчева «психологической лирикой», сравнивая ее в этом плане с Фетом: «В их поэзии, лишенной героического характера и берущей сюжетами просто-напросто разные состояния человеческой жизни, все таинственно, все исполнено стихийной значительности, окрашено художественным мистицизмом. Это - поэзия более интимная, находящая свое содержание не во внешнем мире, а в бездонном колодце человеческого "я", созерцающая природу не как нечто декоративное, а как живую цельность».0
В его душевной жизни, в его мироотношении (от мироощущения до миропонимания) неизменно присутствует «трансцендентальная устремлённость» за пределы земного мира.0 «Трансцендентальная тоска» слышна во всём его творчестве, она звучит и в юношеских и в позднейших стихотворениях с возрастающей трагической напряженностью. У Тютчева, по словам А. И. Селезнева, нет пейзажной лирики как таковой. Он не создавал картин природы, не описывал явлений и событий самих по себе. Внимательно всматриваясь в них, он настойчиво искал их сокровенный смысл, «томительно жаждал прорыва в иной мир» 0.
Тютчев с его устремленностью в область вечного, религиозного, метафизического, основными мифологемами, ориентирами своего творчества избрал хаос и космос, два противоположных полюса в архетипическом сознании.
Мифологема космоса у Ф. И. Тютчева несет вполне архетипическое значение порядка, целостности, цельности, покоя.
Ф. И. Тютчев ощущал себя частицей мира, а потому считал все чувства и настроения человека проявлениями космического бытия как такового. Целостность жизни, физические явления воспринимались им как проявление самой природы, космоса, «как состояние и действие живой души». Природа для него – сгусток живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не мертвый материал, послушный воле художника, что замечательно отражено в программном стихотворении поэта:
Не то, что мните вы, природа –
Не слепок, не бездушный лик:
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Даже в тех произведениях, где темой служат отдельные моменты, проявления личной, внутренней жизни, они представляются поэту одновременно и выражением чувств и явлений всего космоса.
По мнению А. И. Селезнева, непосредственное воздействие на мировоззрение Тютчева ещё в детские годы оказали некоторые особенности русского народного православия, вобравшего в себя экологическую культуру восточных славян, культ матери-земли.0 Как писал С. Л. Франк, «национальная русская религиозность имеет сильное чувство космического».0
Космос у Тютчева – олицетворение вселенского покоя, своего рода нирваны. Тютчева, как истинного пантеиста, безудержно влечет к слиянию, растворению вплоть до уничтожения себя в общем мировом космическом движении.
Именно в этом слиянии с космосом Тютчев видит возможность и надежду достигнуть утраченного счастья, самого «я» человека.
Однако это же самое «я» и не позволяет человеку достичь гармонии с природой, это же самое «я» и нарушает ее гармонию, поэт ощущает мировой хаос и в микро-, и в макрокосме.
Именно в этом мистически-чутком и до реальности ощутимом восприятии хаоса – одно из самых глубоких и самобытных проявлений философской поэзии Тютчева. Здесь та стихия ночи, которая и есть контраст лучезарному дню: «густеет ночь, как хаос на водах».
Ужас, страх ночи и хаоса, да, но к нему-то и льнет душа человека, как бы в подтверждение вещим словам Пушкина:
Все, что нам гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.
У Тютчева:
О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди
И с беспредельным жаждет слиться...
О, бурь заснувших не буди:
Под ними хаос шевелится.
Владимир Сергеевич Соловьев в статье «Поэзия Ф. И. Тютчева» пишет: «Хаос, то есть отрицательная беспредельность, зияющая бездна всякого безумия и безобразия, демонические порывы, восстающие против всего положительного и должного – вот глубочайшая сущность мировой души и основа всякого мироздания. Космический процесс вводит эту мировую стихию в пределы всеобщего строя, подчиняет ее разумным законам, постепенно воплощая в ней идеальное содержание бытия, давая этой дикой жизни смысл и красоту. Но, и введенный в пределы всемирного строя, хаос дает о себе знать мятежными движениями и порывами. Это присутствие хаотического иррационального начала в глубине бытия сообщает различным явлениям природы ту свободу и силу, без которой не было бы и самой силы и красоты. Жизнь и красота в природе – это борьба и торжество света над тьмою, но этим необходимо предполагается, что тьма есть действительная сила. И для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно, чтобы светлое начало овладело ею, подчинило ее себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не упраздняя ее свободу и противоборство. Так безбрежное море в своем бурном волнении прекрасно, как проявление и образ материальной жизни, гигантского порыва стихийных сил, введенных, однако, в незыблемые пределы, не могущие расторгнуть общей связи мироздания и нарушить его строя, а только наполняющих его движением, блеском и громом».0
Действительно, у Тютчева стихия агрессивна, опасна, темна:
Под дыханьем непогоды,
Вздувшись, потемнели воды
И подернулись свинцом…
Хаос, то есть само безобразие, есть необходимый фон всякой земной красоты, и эстетическое значение таких явлений, как бурное море или ночная гроза, зависят именно от того, что «под ними хаос шевелится».
Именно этим улавливаньем нездешних звуков, способностью прозревать за видимой земной оболочкой мир более обширный, сверхчувственный, незримый, Тютчев оказался близким и родным по духу поэтам-символистам начала ХХ в. Наиболее четко можно провести параллели с творчеством Блока.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
