74467 (612402), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Первоначальный замысел романа к февралю 1946 года, по-видимому, настолько оформился в сознании Пастернака, что он твердо рассчитывал воплотить его в течение нескольких месяцев. «Пожелай мне выдержки, - просил он О. М. Фрейденберг 1 февраля 1946 года, - то есть, чтобы я не поникал под бременем усталости и скуки. Я начал большую прозу, в которую хочу вложить самое главное, из-за чего у меня «сыр-бор» в жизни загорелся, и тороплюсь, чтобы ее кончить к твоему летнему приезду и тогда прочесть».
В марте 1946 года Пастернаку пришлось отложить захватившую его работу над романом и обратиться к текущим литературным делам. Только в июле, находясь в Переделкине, он вновь смог серьезно приняться за прозу. «...С июля месяца, - сообщал он О. М. Фрейденберг в октябре 1946 года, - я начал писать роман в прозе «Мальчики и девочки», который в десяти главах должен охватить сорокалетие 1902-1946 г. г., и с большим увлечением написал четверть всего задуманного или пятую его часть... Я уже стар, скоро, может быть, умру, и нельзя до бесконечности откладывать свободного выражения настоящих своих мыслей». В сохранившихся рукописных материалах к роману лист с названием «Мальчики и девочки» отсутствует (почти все подготовительные материалы и черновые наброски были пущены Пастернаком на растопку переделкинской печи).
4 сентября 1946 года на заседании президиума правления Союза писателей СССР А. А. Фадеев обвинил Пастернака в отрыве от народа и непризнании «нашей идеологии». 9 сентября в переделкинском доме Пастернак устроил для знакомых чтение первых двух глав романа.
9 сентября в переделкинском доме Пастернак устроил для знакомых чтение первых двух глав романа. 17 сентября на общемосковском собрании писателей в Доме ученых А. А. Фадеев предупредил, что «безыдейная и аполитичная поэзия Пастернака не может служить идеалом для наследников великой русской поэзии».
Поначалу Борис Леонидович не замечал творившейся шумихи вокруг его имени, но подавленное состояние его близких со временем перекинулось и на него. Работу над романом пришлось отложить и заняться переводами Шекспира, чтобы получить хоть какие-нибудь средства для существования.
Работа над первыми главами романа была возобновлена в середине октября. В письме к О. М. Фрейденберг от 13 октября 1946 года Пастернак следующим образом излагал его замысел: «Это все так важно и краска так впопад ложится в задуманные очертания, что я не протяну и года, если в течение его не будет жить и расти это мое перевоплощение, в которое с почти физической определенностью переселились какие-то мой внутренности и частицы нервов».
В последние месяцы 1946 года работа над третьей главой, начавшаяся еще в августе, была приостановлена, и Пастернак принялся за радикальную переработку второй, вчерне уже написанной главы.
«У меня был перерыв в работе над романом, - писал он Симону Чиковани в декабре 1946 года, - и во второй главе, действие которой приходится на 1905 г., мне насоветовали усилить и детализировать революционный фон изложения, стоявший на заднем плане. Теперь я это вынес вперед, делаю вставки в уже написанное и, наверное, порчу вещь, задерживая ее развитие».
Не исключено, что вставки и переделки во второй главе были связаны с намерением Пастернака в тот момент создать «боковую» редакцию романа с другим главным героем: 23 января 1947 года он заключил с «Новым миром» договор на роман в 10 авторских листов под названием «Иннокентий Дудоров» («Мальчики и девочки»).
Переполнявшее его в то время ощущение творческого счастья и сознание небывалости задуманной работы требовали выхода и отклика - Пастернаку не терпелось поделиться ими со своими друзьями. 27 декабря 1946 года он читал начало романа в доме М. К. Баранович. Не считая «домашних» чтений в Переделкине, это была первая «публикация» незаконченного романа, с которой началось его долгое «догуттенберговское» бытование в литературе. На память об этом вечере Пастернак подарил хозяйке дома только что вышедшую книжку своих переводов («Грузинские поэты». М., 1946), на шмуцтитуле и четырех вклеенных листках которой им были вписаны три первых тогда стихотворения из будущей тетради Юрия Живаго: «Гамлет», «Бабье лето», «Зимняя ночь», соответственно датированных февралем, сентябрем и декабрем 1946 года.
В январе 1947 г. Пастернаком было написано четвертое стихотворение в «Юрину тетрадь» - «Рождественская звезда». 6 февраля 1947 года в квартире пианистки М. В. Юдиной, при довольно большом стечении гостей, Пастернак читал первые две главы романа и стихи из него.
Критические нападки продолжали учащаться. Серьезность положения была ясна и самому Пастернаку, но, несмотря на худшие опасения, он не оставлял работы. К апрелю 1947 года была завершена (в одной из первых редакций) глава «Елка у Свентицких». 5 апреля О. В. Ивинская устроила чтение романа у своего знакомого литератора П. А. Кузько. К весне 1947 года Пастернак все еще не нашел названия своему роману, которое с наибольшей полнотой и точностью передавало бы его главную мысль (название «Мальчики и девочки» с начала 1947 г. исчезает из его переписки). В рукописных материалах частично сохранились следы этих настойчивых поисков. В центре пожелтевшей бумажной обложки черновой карандашной рукописи крупно написано «Р_ы_н_ь_в_а» - упоминаемое во второй книге «Доктора Живаго» название «знаменитой судоходной реки», на которой стоит город Юрятин. Название это, в географии неизвестное, образовано Пастернаком, хорошо знакомым с уральской топонимикой, по типу реально существующих местных гидронимов (реки Вильва, Иньва и др.), но, на первый взгляд кажется непонятным, что, помимо колоритного звучания, побудило его избрать это слово в качестве заглавия романа о бессмертии. К ответу приводит нас контекст, в котором упоминается Рыньва уже в «начале прозы 36 года»: «Это была Рыньва в своих верховьях. Она выходила с севера вся разом, как бы в сознании своего речного имени...» «Речное имя» Рыньвы составлено Пастернаком из наречия «рын» (настежь), встречающегося в одном из диалектов языка коми, и существительного «ва» (вода, река) и может быть переведено как «река, распахнутая настежь». Наделенная атрибутами одушевленности («сознанием», «созерцанием» и т. д.) Рыньва - «живая река», или, метафорически, «река жизни», и текущая в ней вода, конечно, та же самая, что «со Страстного четверга вплоть до Страстной субботы... буравит берега и вьет водовороты» в стихотворении Юрия Живаго («На Страстной»). Это река жизни, текущая в бессмертие. В рукописи это заглавие решительно перечеркнуто - по-видимому, Пастернак отказался от него из-за сложности ассоциативных ходов, требующихся для его адекватного понимания.
Только к весне 1948 года, когда Пастернак заканчивал четвертую часть («Назревшие неизбежности»), появилось наконец устойчивое название романа - «Доктор Живаго», среди смысловых обертонов которого отчетливо различим и «доктор Фауст».
«Вторая книга» романа, первоначально открывавшаяся частью пятой (окончательная композиция романа была установлена Пастернаком только в 1955 году), создавалась на протяжении шести лет, с большими перерывами в работе, вызванными необходимостью исполнения срочных переводных обязательств. В начале октября 1949 года Пастернак пережил личное горе - арест О. В. Ивинской. Написанные в ноябре-декабре 1940 года семь стихотворений в тетрадь Юрия Живаго пропитаны тоской, болью и ощущением неотвратимого конца. Три «евангельских» стихотворения - «Дурные дни», «Магдалина I», «Гефсиманский сад» - появились в ноябре. 13 января 1950 г., посылая вдове Андрея Белого К. Н. Бугаевой четыре декабрьских стихотворения («Осень», «Нежность», «Магдалина II», «Свидание»), Пастернак писал: «в «Осени» вытье почти собачье, а «Нежность» должна была быть глубже и не удалась» (последнее стихотворение не было включено Пастернаком в цикл «стихов из романа»).
К началу октября 1952 года были написаны еще две части романа («В дороге» и «Приезд»), а 20 октября Пастернака увезли в Боткинскую больницу с обширным инфарктом миокарда. Выйдя из больницы, Пастернак писал из санатория Болшева в феврале 1953 года своему другу В. Ф. Асмусу: «Мне лучше. Я стал работать, засел за окончание Живаго».
Летом 1953 года Пастернак пережил ощущение творческого взлета, напомнившее ему другое счастливое для него лето - 1917 года. В эти необыкновенно плодотворные месяцы Пастернак стремительно продвинулся к завершению работы - им были написаны еще одиннадцать стихотворений в «тетрадь Юрия Живаго» (два из них - «Бессонница» и «Под открытым небом» - не вошли в цикл) и черновые редакции прозаических кусков, составивших в окончательном тексте шесть частей (с девятой по четырнадцатую).
Прошло еще целых два года, прежде чем чем Пастернак смог сообщить друзьям об окончании романа.
«...Вы не можете себе представить, что при этом достигнуто! - писал он Нине Табидзе 10 декабря 1955 года. - Найдены и даны имена всему тому колдовству, которое мучило, вызывало недоумение и споры, ошеломляло и делало несчастными столько десятилетий. Все распутано, все названо, просто, прозрачно, печально. Еще раз, освеженно, по-новому даны определения самому дорогому и важному, земле и небу, большому горячему чувству, духу творчества, жизни и смерти...»
«Я окончил роман, - писал он в тот же день В. Т. Шаламову, - исполнил долг, завещанный от Бога».
Б.Л. Пастернак трудился над своей эпопеей в течение всей своей жизни. Широта мысли и чувства, данных в романе, удивительна и необъятна. Я отдаю себе отчет, что раскрыть все темы, дать толкование всем идеям «Доктора Живаго», не возможно не только для меня, но и для любого читателя, будь то литератор-искусствовед или простой обыватель, так как по глубине своего творения Пастернак приблизился к всеобщему мерилу и эталону – Александру Сергеевичу Пушкину. Поэтому я попытаюсь отразить в своей работе лишь малую часть тем романа, каждой из которых будет соответствовать глава моего реферата.
Глава 1. Жизнь честного человека в нашем мире, на примере Юрия Живаго
пастернак роман доктор живаго
С самого раннего детства Юру сопутствовали горе и неудача. Умирает мать, отец не пожелал даже увидеть своего оставшегося сиротой сына. Автор начинает роман с похорон Марьи Николаевны (матери Живаго), как бы предрекая своего героя на будущие страдания. Вот как Борис Пастернак описал первую боль Юры: «На ней – могиле - вырос холмик. На него взошел десятилетний мальчик.
Только в состоянии отупения и бесчувственности, обыкновенно наступающих к концу больших похорон, могло показаться, что мальчик хочет сказать слово на материнской могиле.
Он поднял голову и окинул с возвышения осенние пустыни и главы монастыря отсутствующим взором. Его курносое лицо исказилось. Шея его вытянулась. Если бы таким движением поднял голову волчонок, было бы ясно, что он сейчас завоет. Закрыв лицо руками мальчик зарыдал. Летевшее на встречу облако стало хлестать его по рукам и лицу мокрыми плетьми холодного ливня…»
Отсюда начинается путь Юрия Живаго. Он будет тернист, порою даже опасен. Характерным является поведение главного героя при встрече с первым ненастьем: «Он поднял голову и окинул с возвышения осенние пустыни и главы монастыря». Мальчик безусловно заплачет, вот только перед этим он взберется на пригорок постигшего его горя и посмотрит на мир с высока своего собственного опыта. Таким символом писатель определил черту характера будущего доктора: не склонятся перед несчастьем, не уходить в себя, а встречать его в полном объеме – плакать над ним, и в тоже время извлекать из него урок, переходить на следующую ступеньку своего развития и, тем самым, возвышаться над проблемой. Особенность эту можно проглядеть и вчитавшись в стихи Юрия. Стихотворение, начинающее цикл его стихов, можно привести в качестве примера:
Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислоняясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случилось на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.
Казалось бы, Живаго просит бога отвести от него «чашу» мучений, можно подумать, что поэт пытается уйти от жизненных невзгод. Это не так, даже Иисус Христос, в молитве перед распятием, просил отца избавить его от предстоящих истязаний, лишь с третьего раза он согласился с волей божьей. Несмотря на название стихотворения, говорящие о причастности темы, представленной нем, со знаменитым Шекспировским произведением, «Гамлет» в большей степени ориентирован на христианские, божественные мотивы. Концовка же стихотворения указывает на мудрость и силу духа доктора Живаго: «Жизнь прожить – не поле перейти».
Таким Живаго останется до конца своей жизни. Эта черта, поможет еще юному студенту медицинского училища отказаться от наследства погибшего отца. Эта черта, быть может сформирует талант, который он сам определил как совокупность «энергии и оригинальности», он считал их «представителями реальности в искусствах, во всем остальном беспредметных, праздных и ненужных».
Однако на этом особенности доктора Живаго не заканчиваются. Далее я бы хотел перечислить все, попавшие в мое поле зрения плюсы и минусы поэта и доктора. Смысл такого приема я открою в конце главы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
