72685 (612036), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Королю донесли, что в Линдолино поднят мятеж. Остров приблизился к городу и парил над мятежниками несколько дней, «он велел опустить с острова множество бечевок, но никто и не подумал обратиться к нему с челобитной, зато во множестве полетели весьма дерзкие требования возместить все причиненные городу несправедливости, вернуть привилегии, предоставить населению право выбора губернатора и тому подобные несуразности» [2;175]. В ответ на это бросали камни. Остров опустился, но он боялся наткнуться на башни. Затем в осажденном городе были приведены в действие особые машины. Храбрость и упорное сопротивление привело к победе. Результат этого – король оставил мятежный город в покое.
«Один из министров уверял меня, что если бы остров опустился над городом так низко, что не мог бы больше подняться, то горожане навсегда лишили бы его возможности передвигаться, убили бы короля и всех его прислужников и совершенно изменили бы образ правления» [2;176] – заключает Гулливер-Свифт.
Свифт не разделяет этой темы, но характер социальной борьбы схвачен с гениальной прозорливостью.
Иногда Свифт отходит от сатирических страниц, и касается (в положительном аспекте) земледелия, архитектуры. И тут опять обрушивается на тех, кто занимается пустыми уморазмышлениями, вместо того, чтобы обращать внимание на то, что делается на земле.
Свифт набрасывается на прожектеров, которые стараются все переделать, ради переделки. Кто старается переосознать науки, искусство, законы, язык и технику – только ради самого процесса переосознания. Ни один из проектов не доведен до конца, а между тем дома – в развалинах, население – голодает и «ходит в лохмотьях» [2;181].
Прожектеры объединены в академиях. Свифт не может писать о них без издевки. Один восемь лет разрабатывал проект извлечения солнечных лучей из огурцов. Другой занимается превращением человеческих экскрементов в питательные вещества. Следует издевательское описание лаборатории этого ученого: город ежедневно отпускает ученому посудину, наполненную нечистотами. Третий ученый занимается пережиганием льда в порох. Четвертый, архитектор – изобретатель, разрабатывает постройку домов начиная с крыши, заканчивая фундаментом. Пятый, слепорожденный, смешивает краски для художников.
Количество человеческой глупости кажется неисчерпаемым.
В академии были еще «специалисты», чрезвычайно ценные, например, изыскивали способ размягчить мрамор и делать из него подушечки для булавок, или, другой «специалист» занимался приостановкой роста шерсти на ягнятах – он надеялся развести голых овец…
После научных прожектеров, Гулливер посещает прожектеров политических. «Это были – иронизирует Свифт, - совершенно рехнувшиеся люди. Они предлагали способы убедить монархов выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных; научить министров принимать в расчет общественное благо; награждать людей достойных, талантливых, оказавших обществу выдающиеся услуги; учить монархов познанию интересов народа; поручать должности лицам, обладающим необходимыми качествами, чтобы занимать их» [2;190].
Свифт неутомим в своей сатирической выдумке. От одной темы он переходит в другой, каждую из которой он описывает (разрабатывает) до конца.
Свифт банален (подчас) в сатире на женщин. Женское непостоянство – обычная мишень для острот. Однако не всегда Свифт нападает на женщин за их непостоянство и прочее. Великанша Глюмдальклиг, девочка в семье великанов в Бробдингнеге – олицетворение женственности, доброты, сердечности и заботливости. Интересно, что этот образ, если не считать Гулливера, чуть ли не единственный положительный образ, встречающийся в Свифта. По отношению к девочке-великанше ни одной насмешки, ни одного издевательства. С нежностью прописано каждое описание доброй девочки. К этой девочке нежно относится и Гулливер, который обязан ей жизнью. Быть может, банальность нападок на женщин свидетельствует об отсутствии у автора мотивов для его сатиры на женщин.
Свифту мало показать, как возникает и укрепляется королевская власть, он стремится показать какими средствами правительство удерживает эту власть.
Есть целая наука по охране тронов. Есть профессора по борьбе со всеми видами противоправительственных заговоров. И Свифту нужно высмеять их! Он издевательски предлагает им подробные инструкции для улучшения плодотворной работы. Он рекомендует, устами одного профессора, государственным мужам исследовать пищу всех подозрительных лиц; разузнать в какое время они садятся за стол; на каком боку спят; на основании их экскрементов (вкуса, запаха, цвета и т.д.) судить об их мыслях и намерениях.
Он предлагает далее установить расшифровку всех замаскированных выражений. Специальные знатоки будут открывать значения слов, например: сиденье на стульчике – тайное совещание; стая гусей – имеется в виду сенат; если упоминается хромая собака – речь идет о претенденте; чума – постоянная армия; сыч – первый министр; подагра – архиепископ; если речь идет о виселице – имеется в виду государственный секретарь; ночной горшок – комитет вельмож; решето – фрейлина; метла – революция; мышеловка – государственная служба; яма – двор; пустая бочка – генерал. А если речь идет о гноящейся ране, то это имеется в виду система управления [2;193].
И этого мало Свифту! Он наделяет лапутян умением вызывать умерших людей и духов великих правителей, вплоть до Александра Великого, Цезаря и др.
И вот появляются и Цезарь [2;197](Гай Юлий Цезарь I век до нашей эры – полководец и политический деятель Древнего Рима, установивший единоличную, диктаторскую власть), и Брут (Кай Юний Брут – римский сенатор, убийца Цезаря) и делятся с Гулливером своими мыслями и соображениями. «Больше всего я наслаждаюсь лицезрением людей, истреблявших тиранов и узурпаторов, и восстанавливавших свободу и попранные права угнетенных народов», - говорит Гулливер.
Тема вызывания теней наталкивает его на мысль о наследственности. Он может проследить, откуда в роду длинный подбородок; или, почему в двух поколениях мошенники, а в двух следующих - дураки; почему один род из помешанных, а другой – из негодяев; каким образом жестокость, лживость, трусость стали характерными чертами некоторых фамилий. И все это для Свифта лишь предлог для осмеяния чванства, так называемых «благородных», аристократических родов. И, тем не менее: сколько подлецов возводилось на высокие должности, облекалось доверием, почетом, осыпалось материальными благами, какое огромное участие принимали в дворцовых движениях, сенатах сводники, проститутки, паразиты и шуты!
Фантазии Свифта неистощимы! Новая выдумка! Опять король. Опять трон и надо пресмыкаться у подножья этого трона. Человек в подобострастии должен ползать как собака, как змея, как мокрица. Он должен «лизать пыль» [2;203]. И Свифт описывает, как набивались рты этой пылью.
Но и этого ему мало. Чтоб выразить свою ненависть Свифту кажутся маловыразительны человеческие слова. Он с издевкой обращается к словам-гримасам и тщательно выписывает их: «- Икплинг глоффэсроб сквутсеромм блиоп мляшнальт эвин тнодбокиф слиофед терлебашт» [2;203] - это «приветствие» установлено в «Лапуте» законами страны для всех лиц, допущенных к королю.
Издевается ли еще кто-нибудь над воздаваемыми почестями королю? Эта часть «Путешествий в Лапуту» неисчерпаема по злым выдумкам. Покончив с обыкновенными смертными, Свифт придумывает «бессмертников». Он рассуждает о том, что было бы, если б люди были бессмертны. А вот в Лапуте рождаются такие люди с пятнышками на лбу, которые называются струльдбругами или бессмертниками.
Конечно же, новые издевки получают социальную окраску.
Свифт издевается: «При некоторой бережливости и умеренности он с полным основанием мог бы рассчитывать лет через двести стать первым богачом в стране…» [2;207]. Затем затмил бы всех своей ученостью. Потом вел бы летопись, где и государственные деятели сменяли друг друга. Здесь он видит перспективу грядущих социальных переворотов. Он пророчит, что во всех слоях общества от низших до высших произойдут перемены. Города превратятся в развалины; деревушки станут резиденциями королей; реки высохнут в ручейки; океан обнажит один берег – затопит другой. Могут быть открыты неизвестные страны, культурнейшие народы погрузятся в варварство, а народы варварские приобщатся к культуре.
«Бессмертников» Свифт описывает унизительно-уничижительно. Эти уроды ничего не видят, не понимают, их ненавидят и презирают, они нищенствуют, просят дать им подарок на память, ибо официально им нищенство запрещено.
Путешествие в страну Гуингнгмов.
В четвертой части «Гулливера» Свифту надоедает, наконец, копаться в людях.
Сатира Свифта не самодовлеющая. Это не сатира для сатиры. Свифт крайне скуп на громкие заявления. Он гениальный мятежник-одиночка. Свифт видит скверны мира, он искренне хочет их изменить. Но не знает как. Он бранит людей. Он указывает с беспощадной ясностью, правдивостью и остроумием на гнусную путаницу лжи и мерзости. Но он не может найти выхода из этого болота. Но Свифт энергичен, он в действии. Он обрушивается на науку за то, что она отвлечена и равнодушна к действительной жизни!
А гуигнгмы – это изумительные лошади. Они являются разумной частью населения, йэху – подчиненные им человекообразные – являются апогеем всей свифтовской сатиры.
У Свифта в данной части не басенное очеловечивание животных, а попытка пересмотреть человеческие данные, перенося их лучшие качества на совершенно другие объекты, в данном случае на лошадей.
Он отмечает в лошадях качества, каких нет у людей. В этой части даже не сатира, а назидание. Свифт рискует. Он уверяет, что на языке гуигнгмов совсем нет слов, обозначающих ложь и обман и т.д. Сатира здесь глубоко выстрадана Свифтом, она очень серьезна. Он пишет о свойствах лошади и хочет убедить людей брать во многом пример от благородных животных.
Лошадь гуигнгм спрашивает Гулливера, как это случилось, что гуингнгмы его страны предоставили управление йэху, то есть людям, то есть диким животным?!
Сравнивая людей с лошадьми, Свифт возвращается к источнику возмущения – человеческой лжи и фальши.
Лошади не могут понять печальных рассказов Гулливера о своей родине. Лошади не понимают, почему люди бегут со своей родины. Гулливер-Свифт объясняет, что нищета и преступления гонят людей в поисках лучшей жизни. «Одни бегут потому, что разорены бесконечными тяжбами, другие потому, что промотали свое имущество, третьи – благодаря пьянству, разврату, азартной игре» [2;242]. Многие обвиняются в измене, в убийствах, в воровстве, отравлении, грабеже, подлоге, чеканке фальшивой монеты, изнасиловании, дезертирстве и переходе на сторону неприятеля. Они не отваживаются вернуться на родину из страха быть повешенными или сгнить в заточении. Потому и ищут средства существования в чужих краях.
Гулливеру понадобилось много времени, чтобы лошади смогли понять его. Они не могли понять, что побуждает людей к совершению преступлений. Гулливер приложил много усилий, чтобы дать представления о свойственной людям ненасытной жажде власти, о сластолюбии, о злобе и зависти.
Это было особенно трудно, потому что власть, правительство, война, закон, наказание и тысяча подобных понятий не имела соответствующих терминов на языке лошадей-гуигнгмов.
После его (Гулливера) объяснений лошади поднимали глаза к небу: «… Вы являетесь особенной породой животных, наделенных крохотной частицей разума» [2;254].
Свифт объяснял причину войн, совершенно непонятную лошадям. Все явления Свифт видит в неприкрашенном виде, отмечает ложь и маскировку. Гулливер объяснял лошади, что «иногда один государь нападает на другого из страха, как бы тот не напал на него первым, иногда война начинается потому, что неприятель силен, а иногда, наоборот, слишком слаб…» [2;244]. Тогда дерутся до тех пор, пока не разорят совсем противника.
Если какой-нибудь монарх посылает свои войска в страну, население которой бедное, то половину он может самым законным образом истребить, а другую обратить в рабство.
Свифт не минует и государства не способные вести борьбу самостоятельно, отдающихся в наем богатым государствам за определенную плату.
Свифт обрушивается на всякую войну и всякий ненавистный ему закон, на тех, кто больше всего поддерживает социальную неправду: на адвокатов, на судей. С глубочайшим знанием всех уловок, он бьет по их профессиональной лживости, подлости, продажности слова. Он разоблачает суд, всю его систему обмана.
Он рассказывает лошадям, чем его «соотечественники вынуждены добывать себе пропитание: нищенством, грабежом, воровством, мошенничеством, сводничеством, клятвопреступлением, подкупами, подделкой, ложью, игрой, холопством, бахвальством, торговлей избирательскими голосами, звездочетством, отравлением, развратом, ханжеством, клеветой» [2;250]. И добавляет: «Читатель может себе представить, сколько труда мне понадобилось, чтобы растолковать лошади каждое из этих слов» [2;250].
А как объяснить лошади, что такое министр?! Характеристика европейского капиталистического дипломата, деятеля, государственного чиновника исключительна по своей остроте, простоте и правде. Вот небольшая часть: «Он никогда не говорит правды, иначе как с намерением, чтобы ее приняли за ложь, а лжет только в тех случаях, когда хочет выдать свою ложь за правду; люди, о которых он дурно отзывается за глаза, могут быть уверены, что они находятся на пути к почестям; если же он начинает хвалить вас перед другими или в глаза, с того же самого дня вы человек погибший. Наихудшим предзнаменованием для вас бывает обещание министра, особенно, когда оно подтверждается клятвой; после этого каждый благоразумный человек удаляется и оставляет всякую надежду» [2;252].
Свифт глубоко чувствует и глубоко возмущается. Ему кажется, что как бы смешно и ядовито не изображать в произведении позорное явление – в жизни оно ярче. Оно будет кричать и убеждать своей резкостью, своей жизненной правдой. Восприятие непосредственной обнаженной жизни было у Свифта остро, и резко. Он придавал жизненному факту большое значение и большую выразительность. Его натуре подошло бы больше прямое разоблачение, нежели аллегории, скрытые намеки, всякие предисловия.