11115-1 (611595), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Такое же экологическое возвратно-поступательное движение - восстановление начальных условий деятельности как ее восхождение на новый уровень - можно обнаружить в любой культурной деятельности, в том числе текстуальной. Сущность жертвы - самоотречение; долг того, кто принимает жертву, - дарование ей имени, "наречение" того, что создает условия речи. Такова этическая предпосылка эко-филологии.

8. Знак и жертва. Письмо как ритуал

Согласно современным антропологическим представлениям, связь письма с жертвоприношением - это не просто метафора, но факт, объясняющий происхождение культуры. Чем древнее орудие письма, тем более оно напоминает орудие битвы или жертвоприношения - меч, резец, нож, игла, стило. Писать - значит резать, колоть, пронзать, уязвлять. Хотя академическая история письма практически никогда не заглядывает дальше шумерской клинописи и египетских иероглифов, новейшая теория культуры связывает артикуляцию знака с древнейшим обрядом жертвоприношения. (21) Согласно этой теории, основы которой заложил французско-американский литературовед и антрополог Рене Жирар, жертва - первичный знак, выделившийся из среды природных объектов. Жертва - это часть природы, которая наделяется символическим значением и становится элементом культа, поскольку замещает собой членов человеческого сообщества. "Жертва... замещает собой всех членов сообщества, которые приносят ее. Жертвоприношение служит защите всего сообщества от его собственного насилия... Цель жертвоприношения - восстановить гармонию в сообществе, укрепить социальную ткань". (22)

Жертвоприношение - знаковый процесс, в котором насилие выступает уже не как природный акт, но как ритуальное действие, освящающее свой предмет в качестве невинной жертвы, принесенной во имя жертвователя. Вина одного замещается страданием и гибелью другого. Натуральные действия - кровопролитие, умерщвление, поедание - становятся культовыми означающими. По словам Жирара, "означающее есть жертва. Означаемое - все актуальные и потенциальные значения, которые сообщество возлагает на жертву и, через ее посредство, на все вещи." (23) Называя жертву "универсальным означающим", Жирар подчеркивает человеческую склонность "воспроизводить язык священного, замещая в ритуалах первичную жертву новыми жертвами, чтобы обеспечить поддержание чудотворного мира /достигнутого актом совместного жертвоприношения -М.Э./. Императив обряда неотделим от манипуляции знаками и их постоянного умножения, порождающего новые возможности дифференциации и обогащения культуры. /.../ Охваченные священным ужасом и желанием продолжить жизнь под знаком примирительной жертвы, люди пытаются воспроизвести и репрезентировать этот знак... Именно здесь мы впервые находим знаковую деятельность, которую при необходимости всегда можно определить как язык и письменность." (24)

Попытаемся, опираясь на вышеприведенные суждения, расчленить тот сложный знаковый комплекс, какой представляет жертва. Если жертвоприношение есть отношение замещающего и замещаемого, то очевидно, что означающим в этом комплексе будет безгрешность и чистота жертвы, а означаемым - греховность и нечистота, которая замещается жертвой и во имя которой она приносится.

1-ый уровень: чистое, невинное - нечистое, виновное

Но это лишь один, "субстанциальный", или вещественный аспект знакового комплекса: что замещается чем. Другой, "предикатный" аспект - это само действие замещения, посредством которого нечистое очищается, т.е. принимает на себя свойства замещающей жертвы (искупление), а чистое умерщвляется, т.е. принимает на себя свойства замещаемого греха (заклание).

2-ой уровень: заклание невинного - искупление виновного

Иными словами, чтобы замещение могло состояться, оно должно происходить не только между означающим и означаемым, но внутри того и другого. Означающее - это единство невинности и страдания, а означаемое - единство виновности и искупления. Знаковый комплекс жертвы включает в себя не только противоположность замещающего и замещаемого, чистого и нечистого, но и внутреннюю противоречивость каждого из этих двух элементов, перенесение свойств означающего и означаемого друг на друга.

2 уровень:

означающее: страдание и умерщвление невинного

означаемое: искупление и очищение виновного

Но именно потому, что первичный знак жертвоприношения включает внутреннее противоречие, он несет в себе условие собственной перестановки, переворачивания. Жертвенный способ очищения нечистого содержит в себе не только искупление греха (на 2-ом уровне знака), но и усугубление греха, поскольку жертвоприношение может восприниматься как грех и вина уже по отношению к самой жертве.

Есть два способа разрешить это противоречие на третьем уровне - условно говоря, (а) религиозный и (б) экологический:

3 (а) самопожертвование. Невинный сам приносит себя в жертву за чужие грехи. В этом случае с других снимается не только та вина, за которую принесена жертва, но и вина самого жертвоприношения, поскольку оно совершается по воле самой жертвы. Жертвователь и жертва совпадают в одном лице. На этом уровне знакового процесса рождается новое религиозное движение, где жертвоприношение заменяется самопожертвованием Спасителя, самозакланием Логоса и где именно поэтому жертва не только искупает чужие грехи, но и сама восстает из смерти. Означающее жертвоприношения само оказывается означаемым.

3 (б) обращение жертвы. Жертва и то, во имя чего она приносится, должны поменяться местами, чтобы восстановить нарушенное равновесие. Это не приводит к упразднению смысла предыдущей жертвы, но требует новой - встречной жертвы со стороны жертвователя уже ради искупления его вины перед первичной жертвой, восстановления ее чистоты и целости. На этом уровне знакового процесса рождается экологическое движение, вторичное очищение самой жертвы, снятие с нее скверны, искупление ее мук. Означающее меняется местами с означаемым, и жертвенный процесс развертывается в обратном направлении.

3-ий уровень: означающее*означаемое:

а) Спаситель приносит себя в жертву.

б) Жертва сама подлежит спасению.

В данной работе обсуждается именно экологическая трансформация обряда жертвоприношения, третий (б) уровень знакового комплекса, на котором означающее и означаемое опять меняются предикатами, так что искупительная жертва сама должна быть искуплена жертвователем, а ее чистота восстановлена в дальнейшем поступательном самоочищении культуры через очищение оскверненной и загрязненной природы. Замещающее и замещаемое меняются местами в экологическом обряде возмещения: природное вступает в область культурного как дважды культурное, как готовность культуры хранить и оберегать место не-культуры в самой себе. Это вторичное место природы в культуре, обращение жертвы и воздаяние ей со стороны жертвователя, и обозначено в данной работе как " ".

Внутренняя противоречивость первознака, который включает в себя и чистоту жертвы, и ее пронзенность и уязвленность, определяет природу письма, которое нерасторжимо связано с тем чистым пространством, в которое знак вторгается и чистоту которого нарушает. Бессмысленно определять первичность того или иного компонента: письменного начертания или его чистой среды, поскольку само первичное означающее - это пронзенная мечом непорочная жертва. Этот архетипический акт впоследствии на протяжении многих веков символически воспроизводится пером, проливающим чернила на чистую поверхность бумаги. Писание - это, по сути, древнейший ритуал, смысл которого нам неведом, но сакраментальная сила которого завораживает нас, обладает какой-то физической непреложностью. В какой-то мере этот древний ритуальный страх оживает в нашем психологическом комплексе - в ощущении растерянности и нерешительности перед чистым листом бумаги. С чего начать, каким знаком произвести надрез, "вспороть" или "расколоть" белизну? Как всякая целость и целина, чистый лист завораживает, упруго отталкивает от себя, создает вокруг себя защитное поле, причем защищает себя именно своей нетронутостью, "невинностью".

И дальше в работе пишущего постоянно возрождается и смывается призрак меча, крови, раны, заколотой жертвы. Отсюда частые уподобления пера оружию - кинжалу, штыку - в литературе нового времени. Кровопролитная жертва непорочного существа - это и есть первое из всех означающих, означаемое которого - очищение того, во имя кого или чего приносится жертва. Жертва должна быть чиста и беспорочна, ибо именно в обмене чистого на нечистое, в подстановке одного вместо другого и состоит знаковая сущность жертвы. "...За грех свой, которым согрешил, пусть представит из крупного скота тельца, без порока, Господу в жертву о грехе" (Левит, 4:3).

Связь знака с кровью и жертвоприношением повсюду наблюдается в библейском мире. Так, накануне исхода евреев из Египта, в пасхальную ночь, Господь повелевает: "И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую" (Исход, 12:13). Кровь на домах - знак того, что евреи уже принесли свою пасхальную жертву Богу, тогда как египтяне будут востребованы к кровавой жертве своих первенцев. Отныне евреям предписывается носить знак на своей руке в память о пасхальной ночи и о милости Божьей, которая заменила человеческую жертву животной. Точно так же и в Откровении Иоанна, накануне кончины мира, кладется печать на чело тех чистых и непорочных, что избраны Богом для спасения. Заповедано ангелам: "не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего" (Откровение, 7:3). Этот знак на руке или печать на челе суть свидетельства жертвы, уже принесенной праведниками и очистившей их. Бог минует своей карой тех, кто "запечатан" во плоти своей и, следовательно, уже записан в книгу жизни. Телесная печать и запись в книге - это как бы равноценные свидетельства того, что жертва принесена и принята Господом.

В современном христианском богослужении также очевидна взаимосвязь алтарного жертвоприношения с устным знаком - молитвой, которая соединяет жертву со словом и тем самым предназначает ее Всевышнему. То, что в новозаветных текстах Христос именуется логосом, указывает на древнюю связь жертвы и слова: слово - метка или печать на беспорочном, невинном первенце Божием, приносимом в жертву. (25)

Все эти примеры, которые можно множить и множить, подкрепляют концепцию знака как обрядового клейма на жертве (уже принесенной или подлежащей закланию). Знак был "живым" и составлял одно целое с носителем этого знака, как его уязвленность, "жало в плоть". Тем не менее, этот религиозный аспект происхождения письма остается не вполне ясным, поскольку археологические памятники, донесшие до нас первые письмена, сложены, конечно, из таких материалов, которые могли пережить тысячелетия, - камня или глины. Остается лишь гадать, насколько этот материал служил условной заменой телам людей или животных, которые были первыми реципиентами священных знаков, жертвами письма как знакообразующего обряда, связующего видимый и невидимый миры. Неудивительно, что первая подстановка - принесение невинного во искупление вины кого-то другого - сделала возможным долгий и до сих пор не прекращающийся всемирно-исторический процесс семиозиса, замены означаемого означающим, результатом чего стал целый мир опосредований, мир письмен. Вместо закалывания жертвы стало возможным лишь метить ее кровью, вместо пролития крови - оставлять след краски, вместо нанесения следа на живом теле - оставлять отметку на костях мертвецов, на слоновой кости, на кожаном свитке, делать тиснение на камне, на деревянной или восковой дощечке, на глиняной табличке, на металлической пластинке... В этой цепи подстановок возникли все новые, все более отвлеченные элементы письма, ведущие к перу, чернилам и бумаге - вместо меча, крови и кожи. "Наступает момент, когда первоначальная жертва будет обозначаться не новыми жертвами, а чем-то другим, самыми разными вещами..." (Рене Жирар). (26) Тем более характерно, что первые искусственные писчие материалы - папирус, пергамент, да, собственно, и бумага - изготовлялись из волокон растений и шкур животных, т.е. сохраняли связь с органикой начального письма "по живому".

Если поначалу нет различия между надрезом-раной и надрезом-знаком, между умерщвлением жертвы и ее символическим клеймением, то постепенно сама заместительная природа жертвы приводит ко все новым заместительным отношениям между раной и знаком, так что жертвоприношение все более переходит в знаковую деятельность и развертывается в многообразных системах письма. Знак - минимальная рана, сведенная к надрезу, штриху, линии, нанесенной на чистую жертвенную поверхность тела и тем самым делающая все менее нужным сам акт умерщвления.

В контексте такого представления о первописьме как сакраментальной пытке или форме ритуального испытания, " " обнаруживает свою жертвенную природу, как то бесконечное болевое пространство, куда вписываются раны и рубцы письмен. В соотнесении с пронзающим знаком, разящим орудием письма, " " - это интенция сплошной ранимости, нечто бесконечно страдательное, место означенной и освященной боли. Культура с самого начала не есть насилие над природой по законам природы, но есть культовое действие - жертвоприношение, которое возносит саму природу на высокую религиозно-нравственную ступень, придавая ей значение жертвы. Венец чистоты и просветленного страдальчества, возлагаемый на природу, - это творение культуры. Природа сама разрушает себя непрерывно и безжалостно, в круговороте естественного отбора и обмена веществ, культура же размыкает этот природный процесс саморазрушения и самовосстановления, присваивая себе роль деятеля-жреца и наделяя природу ролью жертвы. И. В. Гете замечает в своей афористической статье "Природа": "Она вечно творит и вечно разрушает... Она сама себя и награждает, и наказывает, и радует, и мучит. /.../ Она - само тщеславие, но не для нас - для нас она святыня". (27) Неверно представлять отношения культуры и природы как факт самой природы, как инстинкт хищничества, животное истребление и потребление живого, - это именно процесс жертвоприношения, в ходе которого сама природа обретает новое для нее значение святыни и наделяется свойствами безгрешности и непорочности.

Тем самым подготовляется следующая, экологическая стадия их взаимоотношений: попытка культуры обратить вспять значение жертвы, освятить дознаковую чистоту природы, хотя сама эта первоначальная чистота уже есть знак и приобретается только в культуре. В точке наивысшего напряжения между полюсами необходимого и невозможного и возникает " ", одновременно и знак чистоты и чистота от знака, знак очищения от знаковости, постоянно возобновляемая и неразрешимая апория экологического сознания. Писание, в своем глубинном драматизме, унаследованном от первознака, стремится оправдать принесенную жертву, снять себя с бумаги, воплотиться в чем-то другом, перенестись в мир вещей и действий, скрыть свою условность и виновность. Писание начинается со смятения перед чистым листом бумаги, который как бы отталкивает перо своей белизной, "невинностью" - и кончается попыткой ввести эту чистоту в сам текст, восстановить первичный объект жертвоприношения. Между этим началом и концом - усилия письма вовлечься в переустройство мира, превратить жертвоприношение в битву, отважно скрестить перо с мечом и тем сам оправдать происхождения пера от меча.

Характеристики

Список файлов курсовой работы