11115-1 (611595), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Эта незримость создается, в некотором смысле, интенцией самого читающего зрения, которое, вслед за буквами, устремляется вглубь листа, вместо того, чтобы скользить по его поверхности, как происходит с восприятием цветных вещей. Плоская бумажная вещь обретает объемность и глубину благодаря интенции вписывания-прочтения, но именно эта интенция, которая не исчерпывается той или иной суммой написанных знаков, обнаруживает в самой бумаге потенциальность еще не записанного слова и еще более глубокую потенциальность слова, которое нельзя записать. Сама бумага, в своей белизне, являет потенциальность такого слова, которое требует прочтения и вместе с тем не может быть прочитанным. Головокружение, которое мы испытываем при взгляде на чистую бумагу, создается несовместимостью двух установок - чтения и зрения. Мы пытаемся прочитать то, чего не видим, и пытаемся увидеть то, что хотим прочитать. Чтение и зрение пытаются установить общий фокус - но он двоится и расплывается: чтение пытается настичь зрительно ускользающий объект, а зрение тщетно ищет того, на что направлена интенция чтения.
Интенциональность письма, если отделить ее от конкретных письмен, направлена именно на чистоту бумаги или экрана в целом. С феноменологической точки зрения, интенциональность сознания и потенциальность предстоящего ему бытия глубоко взаимосвязаны: ни та, ни другая не исчерпаемы никакими актуализациями сознания (мыслями) и никакими актуализациями бытия (предметами) - и потому непосредственно обращаются друг к другу. Чистота бумаги или экрана есть способ записи не конкретных букв, а самой интенции письма - и именно интенция письма, несводимая ни к одному из письмен, так углубляет наше восприятие белого листа или голубого экрана, что мы начинаем видеть в них саму невидимость того, во что всматриваемся. Такая интенциональная зоркость, попытка физического восприятия семантической емкости " ", непереносима для зрения. Белизна бумаги или голубизна экрана, лишенные текстовых следов, семантически ослепляют нас, как физически ослепляет солнце, не закрытое облаками. То, что мы пытаемся увидеть в глубине экрана или бумаги, есть потенциальность незримой записи, соотносимой с интенцией чтения, которая так же несводима к чтению конкретных знаков, как интенция письма - к их написанию. В голубизне экрана или белизне бумаги мы читаем то, что невозможно нигде больше прочитать, - потенциальность самого слова, его "пишимость".
Если мы хотим научиться ЧИТАТЬ в полном смысле этого слова, нам нужно уметь читать и то, что заключено в потенциальности письма, а не только в актуальности письмен. Это значит, что нам нужно вчитываться в голубизну экрана или в белизну страницы - а это всякий раз иная голубизна или белизна, в зависимости от того, какие письмена в ней явлены, а какие остаются скрытыми. Сама явленность одних письмен обнаруживает скрытость других письмен и делает их глубинно, интенционально читаемыми.
Именно как потенциальность письма, несводимая ни к одному из письмен, и выступает перед нами " ". Впущенное в текст, " " взрывает изнутри знаковый код и вызывает семиотический шок у читателя. Чтение, в отличие от разглядывания, имеет дело со знаками, а не с их материальным воплощением, и следовательно, " " воспринимается не как кусок серой газетной или яркой мелованной бумаги, а как значимое отсутствие знаков, как семиотическое ничто, белая дыра, мгновенно "затягивающая" наш читающий взор. Многочисленные " " создают помеху быстрому скольжению глаз по такому "сквозящему" тексту, который, словно губка, вбирает в себя свою окружающую среду в виде внезнаковых белых дыр. (17)
При этом " ", впущенное в текст на правах его элемента, семиотически резко отличается от " " как белой среды или фона, окружающего текст. Белизна текста или голубизна экрана, окружающая текст в виде полей, приятно ласкает глаз и вызывает чувство отдохновения, поскольку она семантически не напряжена и являет собой отсутствие тех знаков, которые подлежат прочтению и пониманию. Но та же самая белизна или голубизна, оказавшаяся внутри текста, в качестве особого знака, " ", вызывает чувство смыслового тупика, непреодолимой преграды, потому что она семантически напряжена - но не разряжает этого напряжения ни одним условным знаком, ни одним известным значением. Такова трудность нашей прямой встречи с интенциональностью письма, когда она обнаруживает себя в разрыве текста, в своей несводимости ни к каким письменам. Это высшая мера семантической напряженности, поскольку потенциально значимое здесь дано как актуально незначащее.
Примем, как условное допущение, что семантическая напряженность текста равна единице, поскольку актуальный знак более или менее соответствует своему актуальному значению. Тогда семантическая напряженность чистых полей, окружающих текст, в восприятии читателя приближается к нулю, поскольку в отсутствие актуальных знаков здесь отсутствует и установка на потенциальную значимость. Напротив, семантическая напряженность " " приближается к бесконечности, поскольку потенциальная значимость вписана в текст в отсутствие актуального знака.
Проследите за тем, как вы читаете те части этого текста, которые испещрены частыми " ". Взгляд инстинктивно отталкивается от этих белых дыр, чувствуя в них то деструктивное напряжение, которое разваливает текст на куски, мешает его воспринимать в знаковой последовательности. Взгляд спотыкается о " ", проваливается в него - и лишь с усилием выбирается обратно, чтобы дальше уверенно скользить по поверхности знаков.
Но со временем в читателе развивается то, что можно назвать паратекстуальным вниманием, - внимание к границам текста, к окружающим его белым полям и внутренним пробелам. Постепенно эта окружающая среда текста, которая раньше воспринималась как мертвая пустыня, наполняется своей жизнью, в ней обнаруживаются потоки энергий и смыслов, как в эфирной пустоте космоса, которая наполнена потоками невидимых излучений. В конце концов, и пустые поля, окружающие текст, и белизна писчей бумаги, не заполненной письменами, могут восприниматься как " ", т.е. семантически напряженное отсутствие знаков, внетекстуальная среда, вписанная в некий мегатекст на правах особого, потенциального знака.
Вообще данная область знания может быть обозначена не просто как экология, но и, более узко, как эфирология текста, понимая под эфиром незримую и невесомую субстанцию, непрерывно заполняющую пространственные промежутки между любыми телами, в данном случае - знаками. Термин "эфир" в древнегреческом языке означал верхний, самый прозрачный и чистый слой воздуха, в котором, по преданию, обитали боги. В истории философии и физики "эфир" выражает "представление о недоступной чувственному наблюдению невесомой субстанции, самом тонком среди считавшихся существующими первовеществ". (18) Теория эфира предполагает, что не может быть абсолютно пустого пространства, лишенного каких бы то ни было физических или смысловых свойств, и изучает эту смысловую наполненность пустоты, значимость без актуального знака и значения.
Эфирология текста может стать существенным дополнением к семиотике, изучающей системы знаков, в широком смысле - "семиосферу". Этот термин, введенный Юрием Лотманом, по аналогии с атмосферой, биосферой, ноосферой, указывает на целостную область знаков и знакового поведения, активно формирующего искусственную оболочку нашей планеты. Но там, где есть "сфера", есть и эфир - ее прозрачные, чистые слои, которые заполняют пространства между семиотическими объектами. Изучение семиотического эфира - так можно определить задачу данного направления в семиотике.
Эфирология текста имеет дело с проблемой восприятия " " как знака не только интенциально читаемого, но и интенциально произносимого. Когда мы проговариваем про себя читаемый текст, что почти всегда происходит на бессознательном уровне, то " " вызывает особое затруднение, поскольку не известно, как его нужно произносить (в отличие от произносимого "дао" или "differance"). Проследив за тем, как произносится " ", можно поймать себя на попытке заполнить паузу каким-то нефонетическим, неартикулированным звуком, который тут же обрывается, признавая свою неудачу, отсутствие мотивировки. " " действует в нашей внутренней речи как механизм осечки. Интенция произнесения " " ни в чем не может себя реализовать, так что само " " выступает как непреодолимый порог между потенциальностью и актуальностью речеобразования. Спотыкаясь об этот порог, мы приобретаем сознание языка в целом, как потенциальности того, что в своем произношении знаков мы актуализируем бессознательно, по привычке. Мы выходим из бессознательного состояния проговаривания в тот момент, когда проговаривание очередного "знака", " " дает осечку. Невозможность проговаривания вдруг доносит до нашего сознания сам факт проговаривания. " " - это инаковость, включенная в язык и потому включающая наше сознание самого языка. Мы привыкли пользоваться языком бессознательно, и сам язык, по Лакану, есть структура бессознательного. Но если " ", окружающее текст в виде полей и пробелов, есть как бы высшая степень бессознательного по отношению к бессознательности языка, то вводя " " в текст, мы не только осознаем это "вдвойне" бессознательное, но и обретаем сознательность в самом языке.
Отныне и наши отношения с собственной внутренней речью могут строиться сознательно. При этом пауза, необходимая для произнесения " ", постепенно наполняется особым значением. Мы ищем способа, как можно осмысленно произнести " ", перебираем синонимы, находим слово, которое более или менее удачно подходит в том или ином контексте, например, "пробел", "белизна", "пустота", и начинаем проговаривать это слово-заменитель на месте " ". Вскоре, однако, мы убеждаемся, что замена, подходящая в одних контекстах, не подходит в других. Постепенно, в уточняющем чередовании разных контекстов, " " освобождается в нашем сознании от всяких слов-заполнителей, обнаруживает свой единственный смысл именно в этом зиянии, незаполняемости, как чистая интенция произносимости и значимости.
Примечания
11. Мартин Хайдеггер. "Изречение Анаксимандра", в его кн. Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества. М., Высшая школа, 1991, с. 63.
12. Если, по Лакану, бессознательное структурируется, как язык, то " " - это бессознательное самого бессознательного.
13. См. Susan Sontag. Dancers on a Plane: Cage, Cunningham, Johns. London: Thamesand Hudson Ltd., 1990, p.28.
14. См., в частности, мою работу "Пустота как прием: слово и изображение у Ильи Кабакова", в книге Михаил Эпштейн. Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре 20 века. Tenafly (New Jersy), Эрмитаж, 1994, сс. 140-169.
15. Здесь вспоминается вдохновенное толкование белизны в романе Германа Мелвилла "Моби Дик", в главе "О белизне кита": "..Мы еще не разгадали чар белизны: почему она столь властно притягивает душу...? Своей ли неопределенностью она извещает нас о безжалостных и необъятных пустотах вселенной и, внушая мысль об исчезновении, наносит нам предательский удар как раз тогда, когда мы созерцаем белые глубины Млечного Пути? Или, по сути своей, белизна есть не столько цвет, сколько отсутствие цвета и в то же время основа всех цветов; не отсюда ли такая немая чистота и многозначность в широком снежном просторе...?"
16. Происхождение письменности теряется в глубине веков и все еще не имеет четкого научно-генетического объяснения. Не исключено, что именно вид неба и проложенных по нему облачных следов или расчертивших его звездных огней и послужил образчиком первописьма, коль скоро человек, став человеком, обрел прямоту стояния и хождения и обратил свое лицо к небу. Возможно, что конфигурации небесных тел, очертания созвездий и стали теми первоследами, из восприятия которых развилась идея письма - значащих, однако неизобразительных следов, запечатленных на чистом фоне неба-листа. Возможно и то, что на какой-то стадии развития человечества небо вновь станет средой письма, вернет себе ту функцию, которую условно, на определенный исторический период, приняли лист бумаги или экран компьютера. Эсхатологические представления библейских времен указывают на небо, как на "свиток", которому суждено принять в себя последние письмена, подводящие итог истории, - огненные знаки конца времен. Во всяком случае, лист и экран представляют несомненную аналогию с чистотой неба, открывающей себя взгляду - и скрывающейся при долгом, напряженном разглядывании. Лист и экран - это как бы фрагменты неба, для нашего удобства положенные под руку или поставленные перед глазами.
Между прочим, историческое движение от темноватого пергамента к белой бумаге и далее к светящемуся экрану есть стадии возрастающей "небесности" в материальной среде письма. Экран компьютера голубоват и исходит прозрачным внутренним свечением. В него можно заглянуть глубже, чем в плоскую бумагу, он обладает свойством объемного стекла, кристалла, через которой просвечивает внутреннее письмо. То, что мы впечатываем в компьютер, не ложится поверх экрана, как на бумагу, а таинственно появляется изнутри, словно всплывает со дна этого стеклянного неба, просвечивает из его глубины, как самопроизвольное письмо, не нами вписанное, но к нам обращенное. Возможно, переход от книги к экрану уже готовит пишущего к следующей стадии взаимоотношений с " ", внутренние свойства которого, в частности, "обратное письмо", "писание с той стороны", нам еще опытно неизвестны. Прозрачность экрана - это возможность проступания неизвестных знаков сквозь наше письмо, самопроизвольного раскрытия и самоозначивания той заэкранной глубины, в которой мы до сих пор лишь предполагали простую восприимчивость, готовность вмещать знаки, но не испускать их из себя, как небо испускает свет созвездий.
Пытаясь понять, что в поверхности экрана кажется столь магическим, мы вспоминаем, что небо часто сравнивается не только со свитком, но и со стеклянным кристаллом. Экран компьютера - такой кристалл, в котором наше собственное письмо начинает таинственно мерцать и приближается к нам с другой стороны, как сообщение, призыв или приговор, изреченный нашими же словами. Экран не просто более вместителен и многослоен, чем бумага, он обладает входом с другой стороны, в нем " " обнаруживает свою способность к самоактуализации. Письмо, появляясь из глубины экрана, движется нам навстречу, превращаясь из объекта человеческих действий в некий самодействующий субъект.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
