60165 (611195), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

В этом плане определенный интерес представляют мысли Л.Д. Ярошенко, который в ходе дискуссии 1951г. был под­вергнут критике Сталиным и осужден, как и другие ученые, оказавшиеся в оппозиции официальной точке зрения. Есте­ственно, что в то время Ярошенко так и не добился обнаро­дования своих идей. Что же изменилось десять лет спустя — уже после публичной критики сталинской работы «Эко­номические проблемы социализма в СССР» и самой дискус­сии 1951 г.? В конце 1961 г. в журнале «Коммунист» появи­лась статья, в которой позиция Ярошенко по-прежнему была отнесена в разряд «порочных», а автор упрекался в стремле­нии «ликвидировать политическую экономию», подменив ее «богдановщиной». Статья, подписанная Л. Гатовским, почти дословно воспроизвела формулировки, данные Сталиным в «Экономических проблемах...». Мы останавливаемся на судь­бе Ярошенко вовсе не потому, что считаем его концепцию совершенной (любая научная теория нуждается в обстоя­тельном разборе), просто здесь, как в зеркале, отразились судьба научного поиска и особенности развития науки в тот период.

В чем же конкретно выражалась названная «немарксист­ской» точка зрения Ярошенко на проблемы политэкономии социализма?

«...Ключ к правильному теоретическому решению основных вопросов политэкономии социализма, — писал Ярошен­ко, — я вижу в признании того, что в условиях социализма и коммунизма не существует потребности отраслей на­родного хозяйства в рабочей силе, а существует по­требность людей, работников в отраслях хозяйства.

Человек как цель экономического прогресса, а не абст­рактная «производительная сила» или «трудовой ресурс» — в этом подходе суть поворота, который должен был опреде­лить доминанту в развитии и экономической теории, и хо­зяйственной практики. И не в последнюю очередь — опре­делить место и роль экономической науки в реальной поли­тике. Разность позиций по этому вопросу сам Ярошенко понимал так: «Политическая экономия в условиях социализ­ма изучает и объясняет социалистический способ производ­ства. Изучает и объясняет существующее — точка зрения Л. Гатовского и его единомышленников. Политическая эконо­мия социализма разрабатывает теорию развития социалисти­ческого способа производства, теорию развития действитель­ного и с этой точки зрения изучает социалистический способ производства — точка зрения Л. Ярошенко» [25 стр. 126]

Можно было бы рассуждать о преимуществах и ограни­ченности того или иного подхода к проблемам развития эко­номической теории. Однако эти рассуждения вряд ли имели смысл в тех условиях, когда монополия «большинства» фак­тически закрывала право на существование другой точки зрения. Такой способ разрешения общих вопросов не мог не сказаться и на результатах разрешения более частных воп­росов.

Частные вопросы касались конкретных проблем хозяйст­венной практики, организации производства, стиля и мето­дов управления. Все они в конце концов сосредоточились на одной задаче: как обеспечить максимальную эффективность работы предприятий, при которой рост производства сопровождался бы постоянным улучшением качества продукции? Этой проблемой экономисты занимались давно, но с начала 60-х гг. их выступления уже приобрели характер целенаправ­ленной дискуссии. Предметом спора стали предложения харьковского экономиста Е.Г. Либермана, сделанные им на основе анализа опыта работы Экономической лаборатории Харьковского совнархоза и опубликованные в 1962 г. в жур­нале «Вопросы экономики», а затем и в «Правде» (статья «План, прибыль, премия). В обобщенном варианте эти пред­ложения сводились к следующему:

1. Современный порядок планирования работы предпри­ятий не заинтересовывает их в эффективной, качественной работе. Одна из причин такого положения — ограничение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий.

2. Задача расширения инициативы и самостоятельности
предприятий может быть решена на основе использования
принципа «долевого участия в доходе»: чем больше ценностей создало предприятие для общества, тем большая сум­ма должна отчисляться в его поощрительный фонд, незави­симо от того, произведены эти ценности в рамках плана или сверх него.

1. Принцип «долевого участия» реализуется в форме пла­нового норматива длительного действия по рентабельности производства. Формирование нормативов происходит дифференцированно по различным отраслям и группам пред­приятий, находящимся примерно в одинаковых естественных
   и технических условиях.

2. Использование нормативов длительного действия позволит оценивать работу предприятий по конечной эффективности, а не по большому числу показателей, деталь­ но регламентирующих хозяйственную жизнь предприятий.

1. Дело не в показателях, а в системе взаимоотноше­ний предприятия с народным хозяйством. Необходимы существенные коррективы в порядке планирования производства сверху донизу.

2. Усилить и улучшить централизованное планирование путем доведения обязательных заданий только до совнархозов. Ликвидировать практику разверстки заданий сов­нархозами между предприятиями «по достигнутому уровню».

7.Планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью со­ставляются самими предприятиями.

8. Необходимо разработать порядок использования еди­ных фондов поощрения из прибылей предприятий, имея в виду расширение прав предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного поощрения.

Идеи Е. Либермана представляли собой попытку созда­ния концепции «сквозного» совершенствования хозяйствен­ного механизма сверху донизу — от реорганизации центра­лизованного планирования до разработки экономических ос­нов развития производственного самоуправления (принцип «долевого участия»).

Идею «сквозной» экономической реформы разрабатывал тогда целый ряд экономистов. В одном из наиболее прорабо­танных вариантов ее представлял В.С. Немчинов. В его ра­ботах мысль о переводе экономики на научные основы уп­равления проводилась в предложениях по построению пла­новых моделей народного хозяйства (модели расширенного воспроизводства, модели отраслевого и территориального общественного разделения труда, модели планового ценооб­разования и др.), с помощью которых стал бы возможен расчет различных балансов и оптимумов, в том числе и оп­ределение оптимального режима экономического развития на тот или иной период [26 стр.157].

«Составление плана — дело расчетное, иное дело — его выполнение», — утверждал В.С. Немчинов, обосновывая це­лесообразность доведения до предприятий минимального числа плановых показателен, исключая из них большинство, необходимых только как расчетные. Он же активно отстаи­вал идею введения платы за основные фонды предприятия, перевода материально-технического снабжения на принципы оптовой торговли, переориентации работы экономики с про­межуточных на конечные результаты.

Во время дискуссии по статье Е. Либермана именно Не­мчинов призывал коллег к лояльности и взаимопониманию: «Главное в нашей дискуссии — это выявить, что объединяет сторонников различных точек зрения по обсуждаемому воп­росу. Если же мы будем без конца наслаивать наши разно­гласия, решение этого вопроса не сдвинется с мертвой точ­ки». Решение вопроса между тем все-таки сдвинулось, прав­да, не совсем в том направлении, которое было предложено в начале обсуждения. Дискуссия незаметно сосредоточилась на одной проблеме — проблеме материального стимулирова­ния (привлечение внимания общественности к этому вопро­су было признано фактически единственным достоинством выступления Либермана). Научный совет по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при Академии наук СССР на своем заседании признал «схему Е.Г. Либермана» в принципе неприемлемой, поскольку ее автор, «нарушив меру и необходимые пропорции, доводит ряд 'правильных положений до такой их трактовки, которая вме­сто пользы сулит отрицательные последствия».

Справедливости ради надо отметить, что в критике было и рациональное зерно, например, когда речь шла о недопу­стимости абсолютизации того или иного показателя учета и оценки работы предприятий. Однако главный пункт обвине­ний, предъявленных Либерману, заключался в другом: его упрекали не более и не менее как в покушении на основу основ социалистической экономики — централизованное го­сударственное планирование. Здесь мы подходим к очень важному моменту — важному для понимания не только эко­номической дискуссии первой половины 60-х гг., но и осо­бенностей последовавшей за ней экономической реформы.

Парадоксы хозяйственной реформы 1965г., половинча­тый характер экономических реорганизаций послевоенного времени отнюдь не случайны, если рассматривать их с точки зрения объективных и субъективных пределов возможного [17 стр. 129]. Применительно ко времени 60-х объективная потребность обновления экономической стратегии столкнулась с наличи­ем серьезных барьеров субъективного порядка, которые не позволили провести тогда радикальные преобразования. Эти барьеры создавались прежде всего господствующей экономи­ческой концепцией. Ее стержневая идея, основанная на про­тивопоставлении «либо план, либо рынок», определяла осо­бое место централизованного государственного планирова­ния в системе экономических отношений, при котором все споры по вопросу хозяйственной самостоятельности произ­водственных звеньев становились простой формальностью или определенной данью времени перемен. Известна пози­ция Хрущева, который считал, что «единое централизован­ное планирование... в социалистическом хозяйстве... должно быть обязательно... Иначе надо обращаться к рынку, тогда... уже не социалистические отношения между предприятиями на основе единого плана, а рыночные... Это — спрос и пред­ложение. Но это уже элементы капиталистические...». И де­ло здесь даже не в личной позиции Хрущева, а в том, что, согласно существовавшей политической традиции, личная точка зрения лидера — это уже официальная установка, оп­ределяющая направление развития и хозяйственной практи­ки, и хозяйственного мышления. Были попытки выйти за рамки старой экономической концепции. Академик В.С. Немчинов, например, выступая против «коронации» централизованного планирования, в 1964 г. писал: «В современных условиях система всеобъем­лющего и всеохватывающего планирования вступает в про­тиворечие с действительностью. Хозяйственный процесс не­прерывен. Он неадекватен процессу планирования... народ­ного хозяйства» [12 стр. 74]. Эту истину хорошо понимали некоторые хозяйственники, которые приходили к осознанию ограничен­ности принципов плановой разверстки в результате долго­летнего практического опыта. Они высказывались за прак­тическую апробацию идей Е. Либермана, а руководители Воронежского совнархоза, например, выступили с конкрет­ным предложением «при участии научных работников инс­титутов, в порядке опыта применить на ряде своих предпри­ятий предложения, выдвинутые в статье «План, прибыль, премия». Но опыт, эксперимент получали право на жизнь лишь в том случае, если они не выходили за рамки общепри­нятой экономической концепции. Отсюда — бесконечные призывы к «совершенствованию», «развитию», «улучшению» хозяйственной практики, и отсюда же — невозможность со­стыковать неприкосновенность единого централизованного планирования с борьбой против постоянного вмешательства центральных ведомств в деятельность производственных коллективов. В результате «банк идей», созданный усилиями отечественных экономистов, в наиболее конструктивной ча­сти оказался неработающим. Предложения по организации оптовой торговли средствами производства, гибкого ценооб­разования, прямых договорных связей и др., направленные на развитие социалистического товарного производства, по­лучились заведомо обреченными, поскольку их не к чему было приложить. Существующая экономическая теория их активно отторгала, новой создано не было. Дальнейший эко­номический поиск попадал таким образом в логический ту­пик: с одной стороны, он направлялся идеей использования стоимостных рычагов в социалистическом хозяйстве, но с другой — существовала непререкаемая позиция, отрицаю­щая связь социалистической экономики с рыночным меха­низмом (а значит, и с законом стоимости). По-видимому, не найдя выхода из этого тупика, экономическая мысль стала дробиться, склоняться к детализации: экономическая дискус­сия, охватившая вначале широкий спектр проблем, постепен­но сужалась до спора о показателях эффективности, о «глав­ном» показателе, а затем приобрела ярко выраженную анти-валовую направленность. В результате уже на стартовом уровне возможности бу­дущей экономической реформы оказались существенно за­ниженными. Политическая ситуация после отставки Хруще­ва в октябре 1964г. тоже не способствовала углублению творческого поиска. Самая крупная за послевоенный период реформа опоздала, так как ее практическое воплощение при­шлось на тот момент, когда наиболее благоприятное, с точки зрения состояния общественной атмосферы, время для осу­ществления реформ осталось уже позади [12 стр. 82].

Раздел II. Изменения в сфере сельского хозяйства.

Со второй половины 1953г. по конец 50-х годов в СССР были проведены реформы, которые благотворно отразились как на темпах развития народного хозяйства, так и на благосостоянии народа.

Главная причина успеха реформ состояла в том, что они возродили экономические методы руководства народным хозяйством и были начаты с сельского хозяйства, а потому получили широкую поддержку в массах. Главная причина поражения реформ - они не были подкреплены

Демократизацией политической системы. Сломав репрессивную систему, не тронули ее основу - командно-административную систему. Поэтому уже через пять-шесть лет многие реформы начали сворачиваться усилиями как самих реформаторов, так и мощным административно-управленческим аппаратом, номенклатурой. Для того чтобы предстать перед страной носителями обновленного подхода, преемники Сталина имели только одно средство: они должны были объявить, что наконец-то пришел час пожать плоды всех прошлых усилий и понесенных жертв, время создать в стране большее благосостояние для всех. Это новое направление в развитии экономики было провозглашено в начале августа 1953г. в речи Маленкова в Верховном Совете. Он говорил, что в прошлом было необходимо думать прежде всего о росте тяжелой индустрии для создания экономического могущества СССР и облегче­ния его военной безопасности; ныне возникла возможность увеличить выпуск потребительских товаров и направить на развитие легкой про­мышленности больше капиталовложений, с тем чтобы стимулировать ее ускоренное развитие. В течение двух-трех лет необходимо обеспе­чить население достаточным количеством продуктов питания и других товаров первой необходимости; это, говорил Маленков, «задача безот­лагательная» [12 стр. 407].

Едва приступив к пересмотру экономической политики, новое ру­ководство вынуждено было констатировать, что никакое улучшение уровня жизни невозможно, если не будет найдено средство, чтобы положить конец деградации сельского хозяйства. В 1953г. большинство населения по-прежнему продолжало жить в деревне[12 стр. 407]. То, что дела идут плохо, было ясно еще до смерти Сталина, хотя никто не имел достаточно смелости заявить об этом публично. Колхозы и совхозы не только не имели каких-либо успехов в развитии, но и все бо­лее очевидными становились признаки их дальнейшего упадка. Спе­циальные комиссии, изучавшие эти проблемы, искали средство лече­ния их болезней, не идя далее предложений различных паллиативов; если они и указывали в ряде случаев на существо вопроса, то не были в состоянии разрешить его. В 1953 г. положение еще более ухудши­лось: страна вынуждена была растрачивать свои скудные запасы и ис­черпала их в значительной степени. Призрак нового голода стоял на пороге. Маленков признал, что проблема весьма серьезна: было объ­явлено о проведении ряда реформ; впервые за долгие годы генеральное направление аграрной политики СССР подвергалось модификации.

Первые изменения касались мельчайших индивидуальных участков колхозников. Было проведено значительное облегчение налогового бремени для этих хозяйств: налоги на них были уменьшены вдвое, а все долги по прежним выплатам списаны. Величина налоговых ставок была унифи­цирована в соответствии с единым критерием, базирующимся на оцен­ке величины и качества тех мелких кусков земельных угодий, кото­рые находились в распоряжении крестьян, безотносительно к тому, какое использование им было дано (то есть во внимание не принима­лось, имеется или нет у крестьянина фруктовый сад, держит он молоч­ную корову или нет) [12 стр. 407]. Впервые за два десятилетия тягостное бремя, которое несло сельское население, было заметно облегчено. Это дало немедленный политический эффект. Реформа, одобренная той же сес­сией Верховного Совета, сравнивалась с введением нэпа в мелком масштабе: более оправдано было бы определить ее как возвращение к компромиссу, уже существовавшему в отношениях с колхозниками в середине 30-х гг., который был затем шаг за шагом разрушен сталин­ской политикой²⁵. Вторая реформа затронула коллективные хозяй­ства: закупочные цены на мясо, молоко, шерсть, картофель и овощи были подняты [12 стр. 407].

Вскоре после своего возвращения в Москву в конце 1949г. Хру­щев стал инициатором слияния и укрупнения колхозов. Он выдвинул в дополнение к этой первой реформе программу реконструкции деревень. В соответствии с ней мелкие, далеко отстоящие друг от дру­га деревни следовало сконцентрировать в поселки больших размеров и старые избы заменить современными жилищами, постепенно снаб­див их удобствами, водопроводом и электричеством" [12 стр. 408]. С одной стороны, его усилия были направлены на борьбу за обновление сельской жизни, что было одной из наиболее острых потребностей советской деревни; с другой — он был склонен к утопическим планам, которые никак не соответствовали реальному положению в колхозах того периода.

Характеристики

Список файлов курсовой работы