6441-1 (594935), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Но новые производственные отношения оказались беспомощны перед индивидуальным сознанием сотен миллионов, которое оказывало интуитивное сопротивление формам хозяйственной, общественной и политической реальности. Чем дальше от момента установления этих отношений оказывалось население, тем яснее становилась несовместимость интересов отдельно взятой личности и основного элемента любого общества - семьи, с господствующими институтами.

Ни интересы семьи, ни потребности личности не вписывались в хозяйственные отношения, исключавшие индивидуальную предприимчивость, общественные отношения, не предполагавшие ни классовой, ни корпоративной, ни сословной, ни религиозной идентичности, политические отношения, исключавших в принципе какую-либо партийность, полноценное участие дееспособного человека, мужчин прежде всего, в делах государственной власти.

Личность после всеобщего обобществления должна была умереть в человеке, но ее должен был заменить собой исполнительный, добросовестный работник, действующий в соответствии с предначертаниями начальства и высшего руководства. От населения требовалось послушание, примерно такое же, как и от рядовых членов Ордена иезуитов. Только вместо Иисуса им надлежало восхвалять бессмертнее другого живого Бога, спустившегося с недоступных простым смертным научных высот на грешную землю. Таким Богом являлся мифологизированный Маркс, которого на земле представляли пророки, сначала Ленин, затем на некоторое время Сталин. Официальный атеизм, взятый режимом на вооружение, отвергая религию, приобрел все ее внешние признаки, разумеется в карикатурном и извращенном виде.

Отчуждение от всех действительно значимых форм общественного проявления оказалось настолько всесторонним, что по мере роста уровня образованности в человеке накапливались элементы неудовлетворенности. Личность в человеке либо деградировала, и он нравственно опускался, либо она возвышалась над повседневностью, и тогда становилась универсальной. Пьянство было внешней, присущей России формой, в которой проявлялась первая тенденция, книжность и образованность - второй. То и другое было способом преодоления действительности, один позитивным, другой негативным.

В любом случае несоответствие общественного положения личности его самоощущению приводило к тому, что в жертву приносился профессионализм. Чем выше поднималась объективная роль рабочей силы в хозяйственной, научно-производственной деятельности, тем меньше оказывалось шансов для проявления персонифицированной в личности производительной силы труда и интеллекта.

Исходя из механистических представлений марксизма о человеческом труде как расходовании человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т.д., политическая экономия советской России на протяжении всего периода своего господства так и не смогла отделить от человеческого труда интеллектуальную деятельность, тем самым не использовав огромные возможности нового ресурса - человеческого интеллекта - как раз в это время объективно обособившегося в самостоятельный фактор производства. Тем самым была повторена ошибка, свойственная первоначальному периоду капиталистических отношений в Европе, когда классическая политэкономия и, следовательно, практика не были в состоянии отделить фактор рабочей силы от фактора труда, порождая “муки родов” нового строя, принятого его революционными критиками за предсмертную агонию.

Личность в этих экономических условиях оказалась в фокусе противоречий. Она была их олицетворением. Противоречия оживали в человеке, не в силах найти разрешения там, где их порождали обстоятельства.

Живой труд оказывался в непрерывном конфликте с овеществленным, мертвым трудом, потребительная стоимость противостояла стоимости, индивидуальное сознание подавлялось общественным бытием, динамичное, все более и более богатое содержание, рождавшееся умножавшимися производительными силами, сковывалось раз и навсегда закосневшей формой, не развивавшимися производственными отношениями.

Обобществленное производство, представлявшее овеществленный труд, безразлично относилось к любым проявлениям потребностей живого труда. Семья как ячейка общества, но не производства, перестала выполнять функцию самостоятельной сущности, потребности которой должны быть удовлетворены в процессе воспроизводства. В общем объеме накопленного, реально существовавшего богатства доля, приходящаяся на имущество населения, не превышала 0,1 процента. Остальные 99,9 составляли обобществленное национальное богатство, состоящее в государственной собственности и, следовательно, реально находящееся во владении “номенклатуры”.

Воспроизводился в лучшем случае отдельный носитель рабочей силы, работник, но не его семья, общественные расходы на существование которой благодаря минимизации заработной платы постоянно снижались. Семья из полноценного во всех отношениях первичного сверхчувственного организма постепенно превращалась в примитивный, бесчувственный субстрат производственных накладных расходов.

Естественным следствием такого экономического отношения к семье оказалось резкое снижение темпов рождаемости населения, особенно в русском этносе. Последний заплатил за подобный экономический механизм, для которого потребности овеществленного труда были неизмеримо выше потребностей живого труда, по крайней мере 200 миллионами народившихся жизней. Чем больше при прочих равных условиях тот или иной этнос оказывался вовлеченным в обобществленное производство, тем меньше оставалось у него шансов на собственное расширенное воспроизводство. Мертвый труд безжалостно пожирал своих детей, расправляясь с живым трудом.

Между каждым вновь появляющимся поколением и экономическими отношениями, в сущности не изменявшими своей природы, складывались особые формы взаимодействия. От восторженного одобрения, всесторонней комплиментарности они раз за разом трансформировались сначала в пассивное, а затем и активное неприятие.

Прежде, чем экономическая система оказалась на исторической свалке, она полностью девальвировалась в сознании собственных работников, того самого “рабочего класса”, которому, казалось бы, должна была служить.

Большевизм в конце-концов разбил голову о крепость, которая называется “человек”. Этот орешек ему так и не удалось взять, несмотря на осаду, которая велась в течение почти что столетней идейной войны.

Когда режим, окончательно утратив связь с действительностью, предпринял “перестройку” социализма, он всего лишь таким способом засвидетельствовал его кончину.

Внешняя торговля

Для советской России внешнеторговые отношения представляли собой монополию, которым обладал представитель собственника, то есть специальные органы государства.

Поскольку государство лишь в воспаленном воображении предстает в облике некого чудовища, мифологического Левиафана, в действительности являясь совокупностью учреждений, то и функция внешней торговли должна осуществляться определенным, специализированным учреждением. Торговля оказывается предметом деятельности не экономической, а административной системы.

Благодаря собственным достаточно масштабным внутренним потребностям “концерн” нуждался во внешних источниках ресурсов гораздо больше, чем внешний мир в русских ресурсах. Пяти шестым гораздо легче приспособится к самостоятельному существованию, чем одной шестой.

Чтобы обеспечивать себя полноценными интеллектуальными и материальными ресурсами, России после того, как она вышла из состояния гражданской войны, потребовалось установить торговые отношения с остальным миром. Противоречия, существовавшие между отдельными государствами рыночной цивилизации, облегчили задачу. Постепенное восстановление отношений в конце-концов восстановили участие России в межгосударственной торговле.

Только теперь вместо страны с точно такими же отношениями, какие господствовали в других частях земли, мировая торговля обнаружила принципиально нового субъекта. Отныне контрагентом всех сделок выступало само государство, представляющее все общество в целом. Более надежного партнера трудно было представить, поэтому торговать с советской Россией оказалось делом более выгодным, чем с традиционными фирмами, солидность и надежность которых могла подтверждать лишь их собственная репутация. Конкурировать с Россией как участником внешней торговли были в состоянии лишь транснациональные корпорации, столь же мощные, как и “российская хозяйственная корпорация”.

В чем могла объективно нуждаться Россия как участник внешней торговли? В том, что ей было абсолютно необходимо для целей развития. Это были прежде всего новые технологии и новые производства, отсутствовавшие у нее в тот момент, когда в России “победил социализм”. Что могла со своей стороны предложить Россия в качестве объекта своего экспорта? Продукты, потребность в которых имелась в наличном виде у реальных иностранных потребителей. Каким образом мог осуществляться товарообмен? Либо по формуле Т-Д-Т, либо по формуле Т-Т.

В первом случае Россия обменивала свои реально существующий товар на деньги. В качестве денег могла выступать лишь валюта, имеющая способность к конвертации в межгосударственных торговых отношениях. На эту валюту затем в той же или иной стране приобретались необходимые для России реальные потребительные стоимости, которые потреблялись на территории России или для реализации ее интереса где бы то ни было.

Во втором случае способом товарообмена становился бартер, натуральная форма, при которой известное количество одного товара обменивалось на известное количество другого товара. Мерой стоимости выступала ее денежная форма, определяемая соглашением сторон.

В любом случае в качестве средства платежа не могли использоваться знаки стоимости, имитируемые государством Россия исключительно для внутреннего пользования, да и то в совершенно суженном, сознательно ограниченном масштабе. Эти знаки не предназначались для обращения в качестве мировой валюты, хотя и были реально обеспечены наличным богатством, созданным всей страной.

Если свести все виды потребности к общенациональным потребностям, окажется, что торговля России с внешним миром состояла не в том, чтобы результатом ее была бы чистая выгода, положительное торговое сальдо, исчисленное в денежной форме. Торговля для России имела лишь потребительный, сугубо материальный характер, при котором положительное сальдо использовалось лишь для того, чтобы обращать образовавшуюся валютную прибыль для очередных внешнеторговых циклов.

Потребность мирового хозяйства в экономических отношениях с хозяйством России носила, в свою очередь, вполне объективный характер. Мир испытывает потребность в русских ресурсах прежде всего благодаря тому, что Россия обладает огромными естественными богатствами, содержащимися в ее недрах. В гораздо меньшей степени внешний мир нуждался в продуктах перерабатывающих отраслей, обладая достаточными собственными мощностями. Здесь Россия и “первый мир” скорее выступали в роли конкурентов, борющихся за экономическое влияние в слаборазвитых в хозяйственном отношении странах.

Само собой разумеется, что на протяжении всего периода существования экономики “социалистического типа” внешняя торговля оказывалась под доминирующем воздействием политических потребностей, обусловленных так же проявлением идеологической борьбы. Внешняя торговля была элементом борьбы, в которой перманентно находилась советская Россия, режим которой ни на один день не прекращал либо собственные агрессивные поползновения, либо противостояние агрессии своих естественных противников.

Мировой рынок и мировое хозяйство

После того, как в мировом хозяйстве возникла своеобразная экономическая аномалия, связанная с появлением нового типа национального хозяйства, функционирующего не по общепринятым правилам, а вопреки им, мировая система экономических отношений должна была подвергнуться решительной трансформации.

Мировой рынок не мог ни пренебречь, ни вступить в конфронтацию с русской национальной экономикой. Он должен был к нему приспособиться. Поскольку этой части мирового хозяйства противостояла отделившаяся от него одна шестая часть.

С другой стороны, и русское хозяйство, иначе говоря, советская Россия должна была или реализовать доктрину мировой революции и обеспечить победу бестоварной, так называемой коммунистической экономики в мировом масштабе, или же, в свою очередь, приспособиться к реально существующей в мире товарной формы национальной экономики.

Авантюрные фантазии, возникшие в среде русских революционеров на волне революционных событий, охвативших, помимо России, значительную часть стран Европы и Азии, достаточно быстро были отправлены в архив, поскольку волна революции схлынула так же быстро, как возникли. Их беспочвенность стала очевидной уже к 1920 году, когда стало ясно, что Россию невозможно использовать в качестве материальной базы мировой революции, а Красную Армию как ее вооруженную силу, на штыках которой можно было перенести коммунизм, то есть безрыночную форму организации экономики, в другие страны.

Попытки осуществить третью модель взаимоотношений товарной и бестоварной экономических моделей, суть которой сводится к автаркии, обособлению национального хозяйства от мирового хозяйства, принципиально возможная, поскольку любое достаточно крупное государство, вроде Китая, России или США, могут существовать без мирового обмена, на практике так и не была реализована.

Биполярность всемирного хозяйства практически существовала с 1923 по 1991 год, пока “первому миру”, миру рыночной экономики, противостоял “второй мир”, экономика которого носила бестоварную форму, борьба которых между собой за мировое экономическое господство одновременно являлась и формой экспансии в “третьем мире”, состоящим из недостаточно развитых в хозяйственном отношении стран.

Характеристики

Список файлов ВКР