118202 (592567), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Первый этап возрождения немецкой геополитики после Второй мировой войны, продолжавшийся практически до образования Федеративной республики Германии в 1949 году, был периодом глубокого кризиса немецкой геополитики и характеризовался проамериканской ориентацией со стремлением всячески отмежеваться от нацизма. Причем, если первая особенность данного периода через некоторое время претерпела существенное изменение, то стремление немецких геополитиков доказать непричастность к своим предшественникам продолжает и сейчас занимать центральное положение во многих современных геополитических теориях.
Немецкая геополитика уделяет особое место в возведении чисто географического фактора, то есть территориального расположения Германии в центре Европы, в «философско-историческую концепцию», на основании которой делались экономические и военно-стратегические выводы, занимают немецкие геополитики Фридрих Ратцель и Карл Хаусхофер и их геополитические теории о так называемом «континентальном» и «островном» принципах государственного мышления. В последствии эти теории были детально разработаны такими ведущими представителями немецкого историзма нового времени, как Эрнст Трельч, Фридрих Майнике и прежде всего Герхард Риттер.
При ближайшем же рассмотрении данной теории не трудно заметить, что своими корнями она уходит в теорию географического «раздвоения мира». Существо данной теории сводилось в то время к тому, что Германия находится «на рубеже двух миров», т.е. между «сухопутной силой» (Евразией, куда главным образом относили СССР и дружественные с ним страны) и «морской милой» (США, Англия). Такое географическое положение Германии обуславливало и оправдывало якобы ее внутреннюю и прежде всего внешнюю политику. Фашистские идеологи пытались этим чисто географическим дуализмом «суши» и «моря» объяснить сущность «исторической структуры напряженности», т.е. существование двух мировых систем, и представить Германию как одну из основных сил, от которой полностью зависит результат их борьбы. О «миссии» Германии тогда писали как о главном «рычаге» исторического развития.
Одним из выдающихся геополитиков, продолжавших развитие идей Хаусхофера, является Йордис фон Лохаузен. В своем труде «Мужество властвовать. Мыслить континентами» считает, что политическая власть только тогда имеет шансы стать долговечной и устойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальными категориями, но «тысячелетиями и континентами». Глобальные территориальные, цивилизационные, культурные и социальные процессы, по мнению Лохаузена, становятся понятными только в том, случае если они видятся в «дальнозоркой» перспективе, которую он противопоставляет исторической «близорукости». Власть в человеческом обществе, от которой зависит выбор исторического пути и важнейшего решения, должна руководствовать очень общими схемами, позволяющими найти место тому или иному государству или народу в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дисциплиной, необходимой для определения стратегии власти, является геополитика в ее традиционном смысле.
Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада, считая Европу континентальным образованием, временно подпавшим под контроль талассократии. Но для политического освобождения Европе необходим пространственный минимум. Такой минимум обретается только через объединение и интеграционные процессы в Европе, и дальнейшее складывание европейских держав в новы самостоятельный блок, независимый от атлантизма.
Объединение Германии явилось бесспорным фактором ускорения интеграционного процесса и создания Европейского Союза, в котором с тех пор наблюдаются решающие сдвиги. В течении 90-х гг. в политических и научных трудах встает вопрос о конечной цели интеграции, ее будущем, широко дискутируемый на различных уровнях. Данный вопрос тесно связан с размышлениями о роли Германии в Европе и о будущем внешней политике «Берлинской Республики». В цикле публичных лекций за 1997-1998 года ведущие геополитики Германии – Й.Фишер, К.Кинкель, В.Шойбле, Р.Шарпинг, Г.Солмс и др. расширили тематику, предложенную исследовательским институтом Германского общества внешней политики (DGAP). Многие из их имели настолько широкий резонанс в Германии и Европе, что несколько позже их концептуализация легла в основу немецких предложений относительно европейского конституционного проекта. Карл Кайзер, ведущий немецкий политолог, выпустил специальный сборник выступлений под названием «Речи о внешней политике Берлинской Республики», ставшей основой современной концепции внешней политики Германии.
В основе анализа высказываний немецких политиков лежит разнообразие партийных представлений о будущем Европы, своего рода современной политико-партийный ландшафт немецкой «идеи Европы». Вольфганг Шойбле, председатель фракции ХДС/ХСС Бундестага, указывая на глобализацию как «знаковые явления» современности: на динамику развития технологий и экономики, перешагнувшие национальные границы и финансовые рынки как «сейсмографы политического развития», - выступает за активизацию внешней политики как единой целой – ФРГ и ЕС. Будущее Европы Шойбле видит в гражданах, но никак не в институтах, который, по его мнению, не могут быть «самоцелью». Европейский Союз в условиях глобализации может быть дееспособным, если он будет базироваться на идее субсидиарности.
Среди внутренних побудительных причин немецкие политики однозначно отмечали происходившие тогда в Европе успешные процессы – введение единой валюты евро, начало расширение ЕС на Восток, разработка общей для ЕС внешней политики и политики в сфере безопасности, строительство общей обороны, а также проблемы: кризис Комиссии ЕС 1999г., малая популярность Европарламента и европейских выборов, войны и конфликты на Балканах и др.
Таким образом, как внешние, так и внутренние причины заставляли европолитиков интенсивнее браться за проблемы, касающиеся реформирования Сообщества в целом, его политик, организационных начал.
Й.Фишер представил необходимость преобразования Европейского Союза в Европейскую федерацию. С учетом культурно-исторических условий Европы в проекте политического союза предусмотрено многообразие проживающих на европейском континенте народов со своей культурой, языком и историей, также множество национальных государств. Немецкая сторона считает, что попытка завершить политическую интеграцию вопреки существующим национальным институтам и традициям, а не с их участием, стала бы непоправимой конструктивной ошибкой и обречена на неудачу. Только если европейская интеграция объединит национальные государства в подобную федерацию, если их учреждения не исчезнут и не обесценятся, такой проект, по его мнению, несмотря на все огромные сложности, станет реальным.
Последним завершающим шагом в процессе интеграции станет создание Европейской Федерации. Метод усиленного сотрудничества сам по себе не ведет к созданию федерации – все равно, будь-то в форме центра тяготения ил же сразу со всеми или большинством членов Союза. Й.Фишер уверен, будущее Европы в осознанных действиях всеми членами ЕС через усиленные сотрудничество к общеевропейскому конституционному договору и осуществлению идей Р.Шумана о Европейской Федерации. Немецкий ракурс в этом плане особенно интересен, т.к. он доказывает, чем Германия на самом деле обязана идее мыслителей и политиков о единстве Европы и ее проведению в жизнь.
Немецкая концепция новой Европы стимулировала динамизм новых идей и способствовала уходу от евроскептицизма, преобладавшему в европейских кругах. Германия перестала быть, как выразился однажды немецкий политолог Р.Хрбек, «толерантным ожидающим», терпеливо ожидавшая конкретных результатов с тем, чтобы эффективней подключиться к интеграционным мероприятиям. Инициативы германской стороны, последовавшие с конца 90-х годов, показали ее способность быть инициирующей силой, глубоко включенной в интеграционный процесс, а отнюдь не подключенной к нему. Одновременно Европа перешла к более интенсивному обсуждению своего политического устройства и своих конституционных основ на федеративной основе. Европейский Союз приступил к разработке и обсуждению своей конституции.
2.6 Контрглобализм – будущее Хартленда
Как уже отмечалось, с разрушением СССР и Варшавского блока изменилось геополитическое равновесие на планете. Бывшие восточные страны социалистической системы исчезли: часть их вошла на правах бедных родственников в первый мир — в систему развитых капиталистических государств, часть пополнила страны третьего мира — традиционных поставщиков сырья и дешевой рабочей силы. При этом и те и другие, как правило, растеряли былой политический и экономический вес. Данный вывод в полной мере относится и к России. Третий мир потерял возможность маневрировать между двумя блоками, двумя сверхдержавами — антагонистами, получая в былые годы экономическую, военную, техническую поддержку то в одном блоке, то в другом.
В последние десятилетия XX в. политический язык межгосударственного общения постепенно менялся в сторону резкого ужесточения. Язык дипломатии стал предваряться языком пушек, ракетных залпов. Во всех военных стычках с трагической очевидностью была видна, предопределена развязка: будь то операция «Буря в пустыне» или Косовская операция. Предшествующие им локальные войны (в Корее, Вьетнаме, в Эфиопии и в других странах) были конфликтами двух глобальных систем. Окончание войн не было окончательным выяснением расстановки геополитических сил. В последнем десятилетии XX в. войны с участием США и их союзников по НАТО приобрели разбойничий характер, носили однозначную, предопределенную развязку, напоминая по формату полноценную современную войну.
Такой метод самоутверждения в межгосударственных, геополитических отношениях США и их западные партнеры позволяют себе в отношении стран-изгоев. С ними нет необходимости договариваться как с равным противником, и все возникающие противоречия можно решить относительно кратковременной войсковой операцией. Расходы на такую операцию оплатит проигравший войну, а лидеры этой страны будут представлены в глазах мирового общественного мнения как диктаторы, узурпаторы демократии, прав и свобод человека, и потребуют, чтобы они предстали перед марионеточным Международным трибуналом в Гааге.
По воле сверхдержавы США и их сателлитов страной-изгоем может быть названа любая страна мира. В начале 90-х гг. это был Ирак, в конце 90-х гг. — Югославия, Иран. В недалекой перспективе по воле США ею может стать Россия. Главный критерий для отнесения страны в число изгоев — несовпадение ее государственных интересов с интересами атлантистской, мондиалистской структур.
У России, как и других странах бывшего Советского Союза очень мало возможностей противостоять этим структурам. США в первой четверти XXI в. в состоянии создать глобальную систему контроля над планетой. Но ни Россия, ни Китай, ни Индия, а тем более Иран и Ирак не самостоятельны в той степени, какая требуется для формирования такого блока, участия в нем. Россия экономически, технологически, в еще большей степени финансово зависит от Запада. Китай в силу специфики своей юго-восточной политики вынужден тщательно продумывать свои дипломатические, военные, геополитические решения с учетом позиции США. Слишком много получает Китай от Вашингтона, чтобы решиться на резкие шаги по отношению к Америке. Хотя случай с самолетом-шпионом говорит о том, что КНР выходит из ряда региональной державы в державу «номер два». Индия по традиции находится в зоне британского контроля. Иран и Ирак числятся в списках государств-изгоев. Кроме того, Китай и Индия, Иран и Ирак имеют между собой много нерешенных проблем, прежде всего территориальных, являются конкурентами в сфере азиатского и ближневосточного влияния.
Потенциально реализуется другой антиглобалистский проект — союз России и исламского мира. Либеральное лобби в Москве упорно видело Россию исключительно как часть западного мира. Оно было готово заплатить любую цену за то, чтобы втащить ее за волосы в Европу. О несовместимости ценностей, исповедуемых в Европе и России, писал еще во второй половине XIX в. русский мыслитель Данилевский, а о различной, несовпадающей комплиментарности — в конце XX в. Гумилев. А проблемы, с которыми столкнулась Россия в финале XX в., и проблемы стран исламской цивилизации имеют общую природу.
Исламские страны готовы многим поступиться «ради создания действенной силы, способной представлять их политические интересы». И проект создания новой геополитической структуры Россия — Казахстан — Таджикистан — Иран — Ирак с перспективой присоединения к ней со временем Афганистана и других исламских государств предпочтительнее, нежели формирование оси Москва — Пекин — Дели. В подобном предложении есть большая привлекательность для российских политиков. Если рассматривать проект с точки зрения престижности, Россия, бесспорно, будет играть в этом союзе первую роль. Кроме того, такой союз при условии заключения военного соглашения позволил бы контролировать евразийское пространство. Далее, единая экономическая политика огромного «евразийско-ближневосточного» региона, располагающего гигантскими сырьевыми ресурсами, прежде всего мировыми запасами энергоносителей, положила бы конец хождению по всему миру необеспеченного доллара США.
Но для того чтобы успешно реализовать этот проект, необходима политическая воля, желание поставить во главу угла государственные интересы, а не интересы либерально-демократического крыла политической элиты РФ, фактически продолжающей печально знаменитую козыревско-ельцинскую линию уступок Западу. Здесь должны объединить свои усилия все субъекты политической элиты России; речь, безусловно, идет о политиках-государственниках, представляющих все спектры политической системы общества. Проект очень велик и реализовывать его отдельной группе сторонников просто не под силу, поэтому для «поддержки контрглобалистского союза необходимо новое структурирование партийного пространства России, должна сформироваться новая массовая политическая партия, которая осознает будущее России как часть единого евразийского будущего».
Для создания евразийского будущего союза в противовес Атлантическому союзу, блоку НАТО есть все предпосылки: политические, военные, экономические, в том числе связи с бывшими союзными республиками, входящими в Таможенный союз, представляющий, по сути, Евразийский экономический союз. Кроме того, Иран и Ирак кровно заинтересованы прорвать блокаду США, отбросить отношение к ним как странам-изгоям. Далее, этот контрглобалистский союз должен взять за основу, а затем расширить рамки Договора о коллективной безопасности, подписанный пока большинством среднеазиатских республик и Россией. Расширенный вариант Договора (вплоть до договора о совместных военных действиях в случае нападения на одного из участников и создания единого командования) готовы подписать Иран и Ирак.
Есть и другая точка зрения на новое мироустройство. В XXI в. в качестве геополитического противовеса может выступить Китай. Для такого подхода есть много «за»: стремительный экономический рост КНР, огромная территория, не уступающая территории США, большой демографический потенциал, превосходящий более чем в 4 раза потенциал США, активная динамичная внешняя политика, мощные быстро модернизирующиеся вооруженные силы и т.п. Но Китай на практике балансирует между атлантизмом и евразийством. И эта политика, по-видимому, будет продолжаться и в первое десятилетие XXI в.
В научной литературе можно встретить еще одну точку зрения относительно судеб мира. Идея евразийского геополитического "треугольника" — России, Индии и Китая, выдвинутая Е.М. Примаковым в 1998 г., долгое время считалась утопической ввиду определенных противоречий между этими государствами, а также противодействия США таким начинаниям. Однако в период после 11 сентября 2001 г. и появления войск НАТО в Афганистане и Средней Азии усилилась геополитическая роль ранее чисто региональной "Шанхайской пятерки"; она преобразовалась в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). На правах наблюдателей началось присоединение к ней государств не только сопредельных России или Китаю (Монголия), но и не сопредельных им (Узбекистан или Индия, находящиеся по разные стороны Афганистана).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
