7250-1 (590923), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Смидович между тем был уверен, что после выборов советов солдаты сами определят свою позицию и уже само создание революционных органов обеспечит организованное влияние на армию.
«Совершенно обессиленный», поздно ночью склонный к компромиссам большевик приехал в Исполком с докладом. Но когда во время его отчета из штаба привезли пакет с текстом соглашения, оказалось, что он изменен в самых важных пунктах. Солдаты, в частности, не могли выбирать общегородской Совет. Смидович огласил текст и объяснил смысл подлога, но тут же получил незаслуженное обвинение М.М.Костеловской в предательстве. Ногин запротестовал.
Расхождения между левыми и «умеренными» в большевистском руководстве Москвы постоянно давали знать о себе.
«Дорогой товарищ Костеловская в своей великой преданности делу не раз способна была доходить до смешного», — с иронией писал Смидович о том, как она обвиняла его и Ногина в пособничестве соглашателям и пыталась публиковать в «Известиях Моссовета» не принятые большинством резолюции, а большевистские, которые не проходили при голосовании (там же. С. 175—176).
В конце концов получилось так, как предполагал Петр Гермогенович: избранные солдатами 4 (17) марта депутаты явились в Моссовет, и с 5 марта ССД заработал. В его Исполком вошли 3 большевика, приказ №1 был проведен в жизнь. 4 марта состоялся и парад войск округа на Красной площади. «Гражданину командующему» Грузинову с аэроплана был сброшен букет тюльпанов, состоялось торжественное богослужение. В похоронах погибших в дни революции трех солдат участвовали свыше 70 тысяч москвичей.
Еще 2 марта Грузинов призвал население города вернуться к работе, и 6-го властям удалось возобновить работу основных предприятий. Однако ощущение вседозволенности «праздника революции» прошло не сразу; скорее, наоборот, ее разрушительная составляющая постепенно набирала силу.
5 марта 1917г. СРД заслушал доклады исполнительной и военной комиссий. Хинчук призвал, несмотря на страшную усталость и напряжение сил (весь президиум Моссовета несколько дней работал практически без сна), решить самые важные вопросы.
На заседании выступал 21 человек — представители всех фракций. Смидович, в частности, видел своеобразие ситуации в потере управления, так как вместо старой власти новые исполнительные органы еще не созданы, а многие слои населения «не имеют своих правильно организованных ячеек».
Наибольшую организованность, по мнению большевика, проявил рабочий класс — не случайно СРД имеет часто решающее значение, его громадное влияние признают солдаты и офицеры. В эти переходные месяцы именно от Совета зависит, как будут проведены выборы в Учредительное собрание. Важно закрепить влияние в армии, опираясь на ее безусловное доверие, «сорганизовать эту силу в непосредственной связи с силой рабочего класса», не допускать противоречий в самом Совете по этому поводу.
Смидович стремился снизить опасность дезорганизации армии из-за обострения отношений солдат с офицерами. Он считал возможным привлечь к выборам органов власти офицеров, что предотвратило бы анархию.
Компромисс был достигнут: договорились обменяться делегатами и не издавать приказов по армии, затрагивающих непосредственно «военную жизнь», выразив в этом смысле доверие Грузинову. Солдаты объявлялись полноправными гражданами и могли участвовать во всей политической жизни. Совет получил возможность непосредственной работы в частях.
Предстоит, подчеркивал Смидович по итогам соглашения, провести громадную организационную работу, чтобы на деле реализовать лозунг солдатского знамени: «Народ и армия — сила несокрушимая» (ЦГАМО. Ф.66. Оп. 12. Д. 27. Л. 1—2, 4—6).
12 марта в Москве состоялась «грандиозная всенародная» демонстрация. В ней участвовали рабочие, безоружные солдаты — всего около полумиллиона человек. «Красной лавиной стекала она с Лубянской площади на Театральную и разливалась по городу» (Смидович П.Г. Выход из подполья в Москве. С. 177).
Ответственный организатор Ногин быстро пресек попытку Грузинова преградить путь шествию. Демонстранты поддержали требования Совета о созыве Учредительного собрания, об установлении демократической республики и восьмичасового рабочего дня.
13 марта состоялось первое собрание попавших в Моссовет большевиков. Было решено создать отдельную фракцию, хотя до сих пор настроение большинства депутатов было внефракционное, и размежевание объективно нарушало единство рабочих.
Там же обсуждался вопрос о введении восьмичасового рабочего дня. Переговоры с Биржевым комитетом вел П.Г.Смидович. Игнатов писал позже, как, покачивая своей седой головой, он говорил: «Настроение в рабочих массах такое, что восьмичасовой рабочий день мы можем вырвать, и если мы выбросили этот лозунг в массу, то авторитет нашей партии сильно возрастет. Однако и промышленники — черти, они правильно учитывают положение и соотношение сил и, кажется, хотят добровольно пойти на этот шаг».
16 марта вопрос о восьмичасовом рабочем дне обсуждался на пленуме МСРД. Председатель Биржевого комитета Третьяков был вынужден дать согласие на его введение — с исключением работавших на оборону и выпускавших предметы первой необходимости предприятий, в том числе топливных. Сверхурочные работы оплачивались особо. Так как Биржевой комитет объединял предприятия восьми губерний, решение имело важное значение.
На заседании было оглашено решение комитета от 14 марта, которое шло вразрез с договоренностями Смидовича и эсера Гендельмана. Предлагалось обсудить вопрос «правильно образованными законодательными учреждениями», к каковым Совет, конечно, не относился.
Обсуждение было продолжено на пленуме 18 марта, который решил ввести восьмичасовой рабочий день явочным порядком с 21 марта 1917г. Подготовили обращение Совета к населению Москвы.
В ослабленной войной и дезорганизацией экономики стране такая мера не была оправданна. Но революционное настроение масс, давивших на Совет через фабзавкомы, многочисленные митинги и собрания, не считалось с объективными требованиями хозяйственной жизни. Конфликт — между имущими и неимущими, работодателями и рабочими — нарастал с каждым днем.
Одной из важнейших забот было налаживание деятельности самого Совета. Исполнительная комиссия, выполнявшая роль технического аппарата с помощью «девиц из Земсоюза», не устраивала рабочих. Объективно роль Исполкома должна была усилиться, так как сам Совет не мог быть постоянно действующим органом. 13 марта комиссия была упразднена, а 16 марта Смидович сделал доклад о новом проекте: предлагалось избрать в Исполком 60 человек из состава Пленума и еще по два от фракций большевиков, меньшевиков и эсеров, а также по одному от менее крупных организаций. Исполкому давалось также право кооптации 10человек. Этот проект был принят.
Для содержания Совета устанавливались процентные отчисления с жалования рабочих, определяемые через фабзавкомы общими собраниями. 10 рублей выделялось членам Совета за каждое заседание, члены Исполкома получали 300 рублей в месяц. Однако предприниматели всячески сопротивлялись проведению отчислений.
В то же время попытки КОО через суд приостановить незаконное выселение жильцов из гостиницы «Дрезден», занятой Моссоветом вместе с губернаторским домом на Скобелевской площади, были проигнорированы.
Серьезное расхождение обнаружилось при разработке принципов формирования состава Исполкома. Большевики предлагали выбирать его на пропорциональной основе от фракций. Меньшевики и эсеры были против.
На совещании большевистской фракции состоялось обсуждение ситуации. «Черт возьми, — восклицал Смидович, — как же это мы так опростоволосились? Мы, большевики, которые были всегда впереди?» Однако, считал он, «не рискнуть ли нам выставить свой самостоятельный список? Может быть, районы нас поддержат, поскольку они за нас голосовали в районах» (там же. С.50—51, 65). Дискуссия затянулась, что вызвало недовольство беспартийных членов Совета. В конце концов было решено согласиться на паритетное представительство трех партий (по 20 человек) и попытаться увеличить число своих членов через районы.
Выборы состоялись 11 апреля 1917г. Председателем Совета стал Хинчук, в Президиум прошли большевики Смидович и Ногин. Пленум собирался 2 раза в неделю и заседал с утра до вечера, Исполком работал ежедневно с 15 до 20 часов, комиссии и отделы — с 10 до 14. Кроме того, члены Исполкома поочередно дежурили для решения неотложных вопросов.
На содержание Моссовета отчислялась половина всех средств. По 1% отчислялось от жалования каждого рабочего и служащего; районы и завкомы обеспечивали по 1/4 необходимой суммы.
Постепенно складывалась структура Совета, были созданы отделы райсоветов, фронта, труда, борьбы сэкономической разрухой, а также провинциальный, редакционно-издательский, экономический совет и другие. Принятый принцип формирования отделов обеспечивал в них большинство эсеров и меньшевиков.
Смидович был делегирован в Моссовет электростанцией «Общества 1886г.» и старался лоббировать интересы работников электростанций. 18 марта 1917г. он обратился в мандатную комиссию Моссовета, обосновывая важность их непосредственной и прочной связи с Совдепом.
«Слишком велико общественное значение этих предприятий и очень велика их роль в промышленной жизни Москвы, — писал Смидович. — В случае обострения политической борьбы роль этих предприятий может оказаться решающей». Он предлагал предоставить по два места в Совете представителям обеих электростанций и отступить от классового принципа делегирования— из-за небольшой численности рабочих на станциях, тем более, что разница между рабочими и служащими была лишь в том, что работа первых оплачивалась поденно, а вторых — помесячно.
4 апреля 1917г. Смидович выступил на Первой московской общегородской конференции РСДРП(б) с докладом о предстоящих первомайских празднествах. 15апреля на Второй конференции большевиков города он сделал доклад о IIIИнтернационале. Было принято решение о необходимости его создания.
По предложению Смидовича конференция пением «Интернационала» приветствовала К.Либкнехта и поручила Президиуму найти возможность выразить ему свою поддержку. Это решение подтвердила 17 апреля окружная конференция большевиков, на которой Смидович также докладывал о положении в Интернационале.
Московские большевики последовательно укрепляли свои позиции в рабочей среде. В апреле 1917г. их численность составляла 7тысяч, меньшевиков — 4тысячи, эсеров — 5тысяч. К августу в Москве было уже 15тысяч большевиков.
На VII (Апрельской) конференции РСДРП(б) 1917г. Смидович говорил, что, несмотря на первоначально разношерстный состав МСРД, большевики добивались внимания депутатов, но отстоять свои резолюции было трудно, так как «большая часть рабочих была без определенной политической окраски». Тем не менее удалось провести резолюцию о Временном правительстве, в которой не было «ни слова о поддержке и доверии» ему, говорилось о неспособности правительства решать назревшие задачи. Там же указывалось на необходимость «сплочения и организованности рабочих для осуществления контроля за властью» и создания условий, при которых эта власть может перейти в руки революционной демократии. Он констатировал также последовательный рост организационной силы большевиков в Москве, «укрепление … взаимных контактов» социал-демократических фракций, что содействовало развитию революции (Седьмая Апрельская всероссийская конференция РСДРП(б). Протоколы. М., 1958. С. 88—89).
Первый серьезный межфракционный конфликт в МСРД произошел при обсуждении вопроса о так называемом «займе свободы», объявленном правительством на нужды войны. Отношение к нему определялось принципиальными установками партий и, естественно, разнилось.
Временное правительство не могло прекратить войну, углублявшую радикализацию массовых настроений и подрывавшую усилия власти, нацеленные на то, чтобы сформировать новую политическую систему и провести социально-экономические реформы.
10 апреля комиссия на заседании исполкома, обсуждавшего вопрос о «займе свободы», поддержала эту идею. Представители большевиков — Ногин, Смидович и другие — были в отъезде, оставался лишь Скворцов-Степанов, не сумевший повлиять на решение. 14 апреля исполком вернулся к вопросу. На заседании присутствовали Ногин, Смидович, Вознесенский, министр финансов Терещенко. К этому времени в Совет поступили многочисленные протесты с мест — против займа.
Выступавший от большевиков Смидович говорил, что единственный довод в защиту займа — оборонческий. Приняв его, «мы ломаем нашу революционную линию». Обращаясь к меньшевикам, он сказал, что поддержка займа означает выражение доверия Временному правительству и предательство интересов международного пролетариата. Он предложил, однако, голосующим за заем социалистам предъявить правительству ультиматум.
В резолюции большевиков (она имеется в фонде П.Г.Смидовича в РЦХИДНИ) подчеркивалось, что характер войны новая власть не изменила, а сам заем является лишь новым налогом на бедноту. Фракция считала также, что «заем свободы» явится ударом в спину пролетариату Германии, где социал-демократы единодушно выступили против кредитов.
В конечном счете исполком принял резолюцию в поддержку займа при требовании гарантий против траты средств «на вредные для демократии цели и закабаление масс».
На пленарном заседании Совета 15 апреля П.Г.Смидович вновь акцентировал внимание на тесной связи вопроса о займе с вопросом об отношении к правительственной политике в целом. «Не денег от вас ждут, — говорил он, — от вас ждет Временное буржуазное правительство штемпеля одобрения, выражения доверия, ибо нет, товарищи, более высокого доверия, как голосование бюджета». Большевикам (выступали также Д.П.Боголепов и В.П.Вознесенский) не удалось отстоять свою позицию; за их предложение проголосовало чуть более трети состава Совета. Но ряд предприятий поддержали их, отозвали своих представителей в СРД, выступавших за «заем свободы», и заменяли их большевиками. Борьба вокруг займа впервые достаточно резко обозначила разногласия между социалистами в Моссовете.
15 (28) апреля Моссовет поддержал заем (242 голоса за, 127 — против, 16 — воздержались). Это означало, что МСРД идет «против нашей линии», считал Смидович. «За заем голосовали вопреки нашим горячим протестам, и это вызвало взрыв негодования среди наших сторонников в тех районах, которые идут за нами» (Седьмая Апрельская конференция РСДРП/б/. С. 89).