74250 (589347), страница 5
Текст из файла (страница 5)
В контексте кардинального для современной компаративистики положения о равноценности актов воздействия и восприятия рецепция как осмысление и переосмысление воспринятого входит в число герменевтических процедур и всегда обусловлена исторической относительностью интерпретации и понимания. Два основных взаимозависимых механизма рецепции - "пересоздание" и "воссоздание" - определяются характером продумывания дистанции, отделяющей одну культурную ситуацию от другой, "свое" и "чужое". Рецепция, таким образом, связывается с рефлексией, с ответной позицией, с коммуникативной природой творческого акта. Рецепция текста не является субъективным актом. Традиция как исторически действующий духовный опыт опосредует субъективность восприятия. Важным фактором рецепции является принцип "набрасывания предварительного смысла" (Гадамер) и постоянного его пересмотра по мере углубления в смысл воспринимаемого текста.
Смысл произведения искусства не имманентен ему, он рождается во взаимодействии текста и читателя. Инстанция читателя понимается как смыслополагающий субъект, при этом учитываются и объективные компоненты текста и контекст восприятия (в первую очередь культурно-исторический) как фактор актуализации смысловых значений, заданных текстом. Рецепция рассматривается как перевод с одного языка культуры на другой. Таким образом, акцент переносится на воспринимающую культуру, которая, трансформируя воспринимаемое явление, в то же время перестраивает всю свою парадигму.
Результат инокультурной рецепции всегда значительно отличается от результата внутрикультурной рецепции. Поэтому вопрос о продуктивности взаимодействия "своего" и "чужого" выдвигается на первый план. Важнейшее в бахтинском диалогизме понятие соединяющей границы встречи культур разъясняет особенности механизма рецепции инокультурных явлений, глубинные смыслы которых преодолевают свою замкнутость и односторонность. В диалогическом взаимодействии существенную роль играет активное ответное понимание, предполагающее оценку: согласие или отталкивание. Парадокс рецепции заключается в двойственной роли инкорпорированного в данный культурный мир образа внешней культуры, который осознается как "свой-чужой".
Рецепция как творческое понимание чужой культуры всегда носит избирательный характер. В восприятии чужой культуры особую роль играет различие национальных картин мира, или иначе национальных концептосфер, которые являются фильтром, выполняющим функции отбора и просеивания "чужих" смыслов, оценки и "редактирования" другой культуры.
В данном исследовании мы принципиально избегаем термина "интертекстуальность", который получил широкое распространение в различных литературоведческих парадигмах, но всякий раз оговаривается согласно вкладываемому в него смыслу. Поэтому термин "рецепция" как диалог автора со всей предшествующей и современной культурой представляется предпочтительнее для анализа генетических и типологических связей и восприятия писателем иноязычных литературных явлений.
В литературоведческой критике об Н.С. Лескове представлены следующие статьи англоязычных авторов:
Великобритания:
Malcolm V. Jones & Robin Feuer Miller, 1998, “Editors’ Preface,” The Cambridge Companion to the Classic Russian Novel, eds. M. V. Jones & R. F.miller, Cambridge, p. xiii.
Hugh McLean, 1977, Nikolai Leskov: The Man and His Art, Cambridge, Mass., pp. ix-x,
США:
Kenneth Lantz, 1979, Nikolay Leskov, Boston, p.7.
Трудность прочтения Н.С. Лескова некоторые критики рассматривают в ракурсе сложности перевода его текстов и необходимости чтения в оригинале, поэтому ряд исследователей из Великобритании (см. выше) считают, что Лесков не может считаться классиком в силу специфики его труднопереводимого стиля:
"This is so because every time one of his works is experienced by us as readers, it becomes recreated anew, not merely as an experience within the reading subject, but rather as something occurring as subject and object converge; in this process, the work’s external references are being made part of the work as a whole. Th at said, in order to read Leskov “aesthetically” and with pleasure, it is neither possible nor necessary to know everything about the way his literary works. t into nineteenth-century life, about how and why they were written and read, and what relation they had to other competing texts and cultural institutions".
Однако в целом признаётся общая ценность его произведений для мировой литературы:
Whether or not Leskov’s “charming" prose works will speak to a modern student of literature, be it in the Russian original or in translation, depends, I believe, on the choice of perspective, on the questions asked and the tools employed in order to achieve one’s critical purpose. It is one thing to observe the di. erent formal properties of a given literary text; it is quite another to implement the knowledge drawn from discourse analysis, so that the text tells us something of importance about human nature and human relationships".
Как известно, первые переводы Лескова появились во Франции, Италии, США еще в начале 20 века. Но, несмотря на это, имя его до сих пор остается малоизвестным за рубежом даже среди широко образованных и начитанных людей. Проза классика насыщена фразеологией, диалектизмами, просторечными словами и выражениями. Воспроизвести это стилистическое богатство на другом языке - чрезвычайно трудная задача.
Джемс Майкл проделал огромную работу, чтобы донести до английских читателей все своеобразие языка Лескова. За время своего пребывания на орловской земле переводчик познакомился с исследователями творчества писателя, посетил литературные места, встретился с вузовской молодежью. Он побывал в Орловском государственном университете, где побеседовал со студентами факультета иностранных языков, рассказал им о своей работе над произведениями писателей-орловцев: Лескова и Тургенева.
"Now firmly established among specialists as one of the most original nineteenth-century Russian prose writers, Leskov is regarded as an accomplished creator of short stories and novellas rather than long novels. To be sure, he wrote several novels, but what characterizes his surveys his predilection for experimenting within the shorter genres which, in turn, bear witness to an incessant generic search: “biography” (biografia), “rhapsody" (rapsodiia), “anecdote" (anekdot), “paysage and genre" (peizazh i zhanr), “feuilleton-story" (rasskaz-fel’eton), and so on. A multitude of narrative forms and a rare, innovative approach to language and narrative style come together in a complexity which, according to D. S. Mirsky, makes him stand out “in striking contrast to the habits of almost every other Russian novelist. ” From this vantage point, three prevailing lines of inquiry may easily be distinguished".
Сложность перевода Н.С. Лескова связана со словами, которые трудно переводить в силу их культурной значимости.
Глобализация земной цивилизации усилила центростремительные тенденции в развитии разноязычных культур. Устраняются всевозможные барьеры, препятствующие общению народов. Принимаются единые системы измерения, народы отказываются от устоявшихся веками денежных единиц. Вводится единая система образования. Сокращается количество языков, и все более активно используются ведущие языки международного общения, в первую очередь - английский, а след за ним "языки второго эшелона" международного общения: испанский, французский, русский и китайский. В стремлении выйти на широкую аудиторию читателей и слушателей, народы все более активно обращаются к иноязычному описанию родной культуры. Мы сталкиваемся с этим видом коммуникации, начиная с заполнения анкеты на английском (французском, немецком и т.д.) языке в ходе межкультурного делового общения, которое затрагивает родную культуру, в СМИ, в ходе разнообразных межкультурных контактов. Возникает необходимость изучения особенностей языка, ориентированного в область иноязычной культуры. Лингвистическую дисциплину, занимающуюся этой проблематикой можно назвать интерлингвокультурологией.
В основе возможности использования языка в приложении к иноязычной культуре лежит функциональный дуализм (Кабакчи 2005): язык, с одной стороны, является способом общения всего земного сообщества, с другой - это конкретный язык отдельного народа (ЛЭС). Налицо антиномия: подобно двуликому Янусу, естественный язык направлен как в сторону "своей" (внутренней) культуры, так, хотя и в меньшей степени, и в пестрый мультикультурный мир иноязычных (внешних) культур. Исторически язык ориентирован, в первую очередь и более всего, именно на "свою", внутреннюю культуру. В этом проявляется его первичная культурная ориентация. Более того, естественный язык не может существовать без единения с этой культурой. В своем единстве они образуют лингвокультуру. Язык в данном случае выступает в качестве семиотической надстройки, в то время как его внутренняя культура выполняет роль семантического базиса.
Вместе с тем, ни один язык, менее всего международный, не может замыкаться исключительно рамками внутренней культуры и вынужден, хотя и в меньшей степени, обращаться и к тематике внешних культур. Ориентация язык в сферу иноязычных внешних культур - это его вторичная культурная ориентация. Иноязычное описание культуры и осуществляется в рамках вторичной культурной ориентации языка.
О тесной связи языка и культуры сказано много, при этом обычно подчеркивается неразрывный характер этой связи. В частности, именно это имеет в виду многократно цитируемое высказывание В. Гумбольдта:
"… каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка".
С нашей точки зрения, однако, эту мысль следует интерпретировать следующим образом. Иноязычное описание культуры - это контакт лингвокультуры языка описания с описываемой иноязычной внешней культурой ("инолингвокультурой"). Этот межкультурноязыковой контакт осуществляется в условиях двуязычия (билингвизма) и представляет собой пересечение кругов двух лингвокультур. Можно с полной уверенностью сказать, что описание иноязычной культуры неизбежно должно включать в себя элементы инолингвокультуры, которые мы будем называть инолингвокультурным субстратом (ИЛКС). Таким образом, ИЛКС - это такие элементы текста, появление которых объясняется влиянием языка описываемой иноязычной культуры.
В концепции иноязычного описания культуры вскрывается дихотомия традиционных языковых реалий: они разграничиваются с точки зрения языка, на котором осуществлена номинация элементов культуры. В отличие от традиционной лингвистики, мы делим языковые реалии на исходные наименования специфических элементов культуры, которые называем идионимами (Москва, царь, старовер), и наименования элементов иноязычных ("внешних") культур, которые мы называем ксенонимами (от греческого "ксенос", иностранный); в данном случае англоязычными ксенонимами-русизмами будут, соответственно, Moscow, tsar (US: czar), Old Believer.
Мир иноязычного описания культуры вводит нас в проблематику двуязычия. В эпоху глобализации проблематика билингвизм выдвигается на первый план лингвистики межкультурной коммуникации. Именно в изучении билингвизма следует искать ответ на загадку пересечения двух "кругов Гумбольдта", то есть в работах таких лингвистов как Л.В. Щерба, У. Вайнрайх (U. Weinreich), Ю.А. Жлуктенко, В.Ю. Розенцвейг, E. Haugen.
Иноязычное описание культуры - это самостоятельная область языкового общения, в рамках которой формируется специализированная разновидность данного языка, своеобразный подъязык, соотносимый по своим базовым характеристикам с языком науки - язык межкультурного общения (ЯМО). Под языком межкультурного общения будем понимать разновидность данного языка, возникшую в результате контакта с иноязычной культурой. Определение закономерностей ЯМО и становится основной задачей исследования текстов иноязычного описания культуры. ЯМО - универсальное явление, и распространяется на различные виды иноязычного описания (русской) культуры, которое может осуществляться на французском, немецком, испанском или любом другом языке. В нашем случае речь идет о частном случае ЯМО: мы сосредоточим свое внимание на англоязычном описании русской культуры, то есть на английском языке межкультурного общения, ориентированном в область русской культуры: АЯМО (РК).
В поисках достоверности и объективности исследования текстов иноязычного описания культуры, в виду маргинальности этого вида коммуникации, нами был разработан т. н. метод опосредованного наблюдения и экстраполяции (МОНЭ), суть которого заключается в том, что при изучении языкового объекта, непосредственное исследование которого связано с субъективными трудностями, отыскивается аналог данного феномена, более благоприятный для анализа, изучается, а результаты исследования переносятся (экстраполируются) на искомый объект.
Можно выделить два вида текстов иноязычного описания культуры. Наряду с текстами иноязычного описания родной культуры (отечественные англоязычные тексты) существует огромный фонд аутентичных текстов "родноязычного" описания иноязычной культуры, созданных непосредственно носителями либо родного (native language), либо второго (second language, например, англоязычные произведения Набокова) языка, что и дает возможность применения метода опосредованного наблюдения и экстраполяции (МОНЭ).
Вопрос о сказе остается дискуссионным, сохраняет свою остроту и в наши дни. До сих пор не существует определения сказа, которое в полной мере может отразить противоречивую сущность этого художественного явления. Он вошел в литературу в начале XIX века как художественно обособленное произведение устного народного творчества. По мнению Г.В. Сепик, "литературный сказ - это речевой тип, а стилизация под этот речевой тип в литературно-художественной практике помещает сказ в плоскость представлений о типе и форме повествования, о жанровых разновидностях эпической литературы".
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
