17386-1 (589138), страница 8
Текст из файла (страница 8)
приворожить парня или вернуть любовь супруга;
помолиться о скорейшем возвращении мужа или сына с войны, из армии или с опасного (морского или таежного) промысла;
или – о здравии и плодородии домашней скотины (чаще всего – молочной, но также и лошадей, овец и кур);
помянуть умершего родственника, чаще всего – ребенка или супруга.
Все это ситуации нарушения в сфере воспроизводства жизни (как человеческой, так и животной, которые в народном представлении неразделимы). В святых местах надеялись обрести здоровье и плодородие, жениха и любовь супруга (т.е. возможность участия в репродуктивной деятельности) – воспринимая эти места как точки наибольшего проявления материнской, рождающей силы земли. В почитании их воплотилось отношение к территории как к Матери-Земле – рождающей, дающей и поддерживающей жизнь.
3.3. Ритуальные практики.
Еще более отчетливо “материнская” основа почитания святых мест проступает в самом ритуале поклонения. Неотъемлемой частью его является прохождение через проем или другая форма соприкосновения с ним. Можно в этой связи отметить следующие ритуальные практики:
- пронимание/протаскивание в отверстие. Детей протаскивали в дупло или развилку священного дерева. В дупле/развилке оставляли старую одежду малыша (по поверью, вместе с болезнью). Эта операция считалась средством излечения от болезней – грыжи, испуга, полуночницы, собачьей старости – и нередко прямо интерпретировалась как “перерождение” (о чем мы уже говорили в соответствующем разделе); сведения о пронимальных деревьях имеются из многих губерний, в осн. – Севера и Поволжья: Новгородской (пронимальная сосна в Череповецком у.), Петербургской (священный дуб, в развилины ветвей которого пронимали больных детей под Лугой), Вологодской (рябина у Александро-Куштского монастыря); Ярославской (рябина в Адриановской пустыни в Пошехонском у. , сквозь сучки которой в Ильинскую пятницу пронимали больных детей и пролезали взрослые).
погружение в водоем: “По обвету наши женщины шли на Демьяново, - вспоминает жительница с.Благовещенск на р.Устье. – К Тихвинской (иконе Божьей Матери. – Т.Щ.). Зайдут в реку, одежду снимут и по реке отправляли… Женщины – на ком какое платье – то всё в речку пускают. А одна баба портном* вся обмоталась, дак после молебна всё спустила в реку.” (АМАЭ, д.1621, л.6, 67. Архангельская обл., Вельский р-н, 1988 г.).
Подобная практика отмечена также в Чухломском р-не Костромской обл. (совершали омовение и оставляли одежду в ключике у дер.Приход, где был храм в честь св.Дм.Солунского), Тарногском р-не Вологодской обл. и Устьянском р-не Архангельской обл. (АМАЭ, д.1568, л.19, 1987 г.; д.1647, л.24, 26, 34, 1989 г.). Этот ритуал, с оставлением в отверстии (водоеме) одежды, практически полностью повторяет вышеописанное “перерождение”.
Разновидность того же погружения в отверстие – спуск в пещеру, где обитал святой отшельник, за советом и благословением;
обозначение погружения: напр., вставали в “след” святого на священном камне. Вставали в “след” св.Александра Ошевенского, чтобы излечиться от болезни ног; в ;след; св.Параскевы у церкви в Ильешах (под Петербургом) – для исцеления от женскихболезней;
вариантом такого обозначения было омовение или питьё воды из источника или углубления в камне (в Ильешах паломники мыли глаза водою из ступени святой Параскевы); явление того же порядка – поедание коры и корневых побегов священных деревьев (паломники скребли и грызли кору священного дуба в Пустыни под Кологривом и священной березы в Ильешах под Петербургом);
пролитие воды в “воротца” или развилину ветвей священного дерева (такой водою пользовали рожениц и больных младенцев);
оставление в отверстии/развилке разного рода предметов – приношений паломников. В водах святого источника, а также в развилке или дупле пронимального дерева, как уже говорилось, оставляли одежду больного. Часто все ветви таких деревьев бывают увешаны приношениями паломников. На р.Пинеге, в полутора километрах от с.Шиднема, и сейчас стоит священная ель: в развилке ее ветвей стоит икона св.Николая, а на других сучках висят платья, рубахи, платки, пелены** и мн.др. (приношений столько, что хватило бы одеть целую деревню).
В Заонежье широкой известностью пользовалась дорожная сосна: в ее дупле стояла иконка (позже – крест), и проезжие, помолившись об удачном путешествии, оставляли в дупле деньги или лоскутки ткани. В Ильешах, в развилке ствола священной березы, застрял камень и был повешен кнут: по легенде, когда-то св.Параскева Пятница, убегая от пастуха, укрылась на этом дереве; преследователь бросил камень ей вслед.
В развилках (ветвей и корней) или дуплах деревьев, по легендам, загорались свечки и являлись чудотворные иконы, что и служило основанием к их почитанию. “На ивовых прутьях” явилась в 1659 году Иссаковская-Пошехонская икона Богоматери. Между 1676-1682 гг. явилась крестьянам с.Никольского Вологодской губ. “на сухих сучьях” также богородичная Дуниловская икона; крестьяне сами вырубили на дереве углубление, в которое и поставили эту икону. В литературе приводится еще множество такого рода примеров.
Таким образом, элементом культа святых мест были ритуальные практики пронимального типа (протаскивание, погружение в отверстие людей и вещей, пролитие воды и т.п.), воспроизводившие, а нередко и прямо интерпретировавшиеся как обряд “перерождения”.
Итак, пронимальная символика святых мест выражала отношение к ним как средоточиям материнской силы земли, рождающей и поддерживающей жизнь. Заметим, что поводом к паломничеству служили по сути те же ситуации, что и к использованию пронимальной магии в домашнем знахарстве: нарушения в брачно-репродуктивной сфере и в домашнем (чаще всего молочном) животноводстве, - только принявшие затяжной и тяжелый характер. Поэтому паломничество (обращение к чудодейственной силе камней с отверстиями, деревьев в дуплами и проч.) можно рассматривать как разновидность понимальной магии.
Итак, выяснилось, что пронимальная символика в святых местах выражает прежде всего прокреативные программы (брак, деторождение, нормализация супружеской жизни, здоровье людей, а также плодовитость и здоровье скота), но, как далее увидим, она активирует также и коммуникативные.
3.3. Коммуникативный аспект.
Как мы видели, пронимальная символика святых мест служила сигналом к осуществлению коммуникативной практики – паломничества: погружения на время в мир дорог. Эта практика включала в себя ряд коммуникативных программ:
пространственного перемещения (путешествия): “По обету шли в Качем, - описывает свой путь к местной святыне жительница северодвинского села Борок. - Волок*** перешли девять километров, там по деревням. Там до Керги волок, опять тридцать километров волок до Качема. Там часовенка есть… Туда на Качем шли только по обету – потому и шли, что дальняя дорога, трудишься много… Если обвет, дак он далёко должен быть.”(АМАЭ, д.1623, л.7, 13. Архангельская обл., Виноградовский р-н, 1988 г.). Роль жертвоприношения играла не только принесенная паломником вещь, но и сам его путь – чем он дальше и дольше, тем лучше. Поэтому в наиболее важных случаях ходили к дальним (региональным, общероссийским) святыням. Путь же к местной святыне занимал обычно сутки (туда и обратно), что и поределяло радиус ее действия (30-60 верст, в зависимости от проходимости дорог).
Интенсивные контакты паломников: -- - - между собою (в пути и у самой святыни): рассказывали друг другу о своих бедах и обстоятельствах, их сюда приведших, делились способами преодоления аналогичных несчастий (напр., лечения болезней); именно так – от попутчиков – нередко узнавали заговоры и приемы лечения; - - - с жителями попутных деревень, где останавливались на ночлег (если путь занимал более суток); - - - со святым старцем, спасеником , а иногда и местным юродивым-хранителем святого места. Визит к старцу составлял необходимый элемент паломничества: у него просили совета и благовсловения, искали исцеления и помощи. В результате у него концентрировалась вся информация, приносимая паломниками (в основном об их несчастьях и приемах избавления от них – т.е. кризисная информация);
Массовое стечение народа, особенно в храмовые и часовенные праздники. В каждом из святых мест особенно почитаемы определенные дни, к которым и старались приурочить паломничество; в эти же дни сюда стремились профессиональные странники, для которых путешествие от одного святого места к другому было образом жизни и средством ее поддержания (разнося по деревням и продавая крестики, просфорки, а иногда кусочки мощей и другие святости, собирая деньги на святые места, берясь отнести туда денежные и другие приношения, они кормились подаянием, которое богомольцам давали с большей готовностью, чем простым бродягам). Если паломники в основном поддерживали связи сакрального центра с округой, то странники – еще и связывали его с другими аналогичными центрами, поддерживая сетевую структуру. Массовое стечение народа было в глазах населения характеристикой святых мест (их называли прощи, поскольку здесь искали прощения грехов), войдя в поговорку: “Идут, как на прощу”, - говорили в деревнях, когда собиралось большое количество молодежи на гуляние или множество гостей съезжалось в какой-нибудь дом.
Гуляния, игрища, другие формы общения молодежи. Девушки нередко знакомились здесь с местными парнями, специально являвшимися с гармонью и песнями. (АМАЭ, д.1623, л. 7, 13, 67). По нашим наблюдениям, часто совершали паломничество туда же, откуда брали девиц в жены (такое положение мы зафиксировали, напр., на р.Пинеге и ее притоках Суре, Нюхче и Вые).
Торжки и ярмарки обычно устраивались у почитаемых святынь (монастырей, храмов) в дни наибольшего стечения паломников. Таким образом, к демографическим функциям сети святых мест (циркуляция информации, связанной с рождаемостью, брачностью, здоровьем и смертностью населения, и нарушениями в этой сфере – т.е. информации наиболее адаптивно значимой) прибавлялись экономические (движение товаров и средств).
Расположение святыни на пересечении дорог, у слияния рек, у переправ и мостов в коммуникативных узлах местности. Для обетных часовен и крестов специально выбирали наиболее посещаемое место: “Место выбирали – на угоре, да на видном месте, чтобы где людей больше ходит, - объясняли мне принцип выбора на р.Вые. – Всё у дороги ставят: мимо идут – помолятся, и пугать не будет…”(АМАЭ, д.1646, л.3, 6-7. Архангельская обл., Верхнетоемский р-н, 1989 г.). Ставили на водоразделах, у лесных избушек, где встречались путники и охотники из деревень, располагавшихся в разных речных бассейнах. В ряде случаев сакральные центры возникали на месте лесных охотничьих избушек. Обетные кресты и часовенки отмечали также границу локальной группы – место, где обычно прощались с отъезжающими в дальний путь. Пример – холм Солонуха на выезде из куста селений по р.Вые (на холме у дороги стоит крест, под холмом – часовенка) или часовенка св.Николы в самом дальнем углу куста деревень по р.Суре, у начала дороги через водораздел, ведущей на Северную Двину.
аким образом, пронимальная символика отмечала важные в коммуникативном отношении точки территории, места интенсивных контактов и – служила сигналом к таким контактам. Выше нам уже приходилось замечать, что она (как и вообще символика материнства) заключала в себе определенный тип коммуникативных программ (именно – объединительные). Маркируя вышеупомянутые точки местности, она активировала именно эти программы (интенсивные контакты, максимальную открытость и доброжелательность, табу на ссоры и брань, считавшиеся в святом месте страшным грехом).
Вообще дорога в народных представлениях – сфера отчуждения, опасная и тревожная. Уходящие в путь запасались оберегами, настраиваясь на избегание встречных и отношение к ним как к врагам. Святое место, отмеченное знаками “материнства”, как бы исключалось из этой сферы: становилось островком “дома” в мире дорог. Здесь отменялись законы отчуждения и действовал коммуникативный принцип дома (табу на деструктивное поведение и поощрение интегративного).
* * *
Таким образом, и в этом случае пронимальная символика выполняет роль проводника (транслятора) сигнала из демографической сферы в коммуникативную. Интенсификация территориальных коммуникаций оказывалась реакцией на нарушения в демографической сфере. Связь между ситуацией и реакцией осуществлялась посредством святых мест и маркировавшей их символики “материнства”. Схема:
Демографические – Пронимальная – Интенсификация
Нарушения символика территориальных коммуникаций святых мест
Здесь опять то же сцепление коммуникативных и репродуктивных кодов, с которым мы сталкивались, рассматривая символику полой утвари и пронимальную магию.
Большинство обетных святынь посвящено свв.Николе и Параскеве Пятнице: в почитании их слились две идеи – дороги и материнства: еще одно проявление того же сцепления.
Несколько слов в заключение. Выставка, ставшая реализацией изложенных рассуждений о пронимальной символике, была развернута в стенах Музея Антропологии и Этнографии им.Петра Великого (Кунсткамеры) в Санкт-Петербурге. Об основании Кунсткамеры существует легенда: будто Петр 1, гуляя по стрелке Васильевского острова, заметил “дерево-монстр” - сосну, у которой толстый сук врос обратно в ствол, образовав “воротца”. На этом месте он и повелел основать первый российский музей.146 Заметим еще, что сосна эта росла на мысу, где соединяются два русла Невы – как раз в таком месте, в каких обычно располагались святые места.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://woman.upelsinka.com/