17386-1 (589138), страница 7

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 7)

Цель подобных манипуляций – добиться условленного вознаграждения, выпивки и угощения (по обычаю, хозяева угощали плотников при закладке дома, подъеме матицы, установке конька и т.д.). Иными словами – добиться выполнения хозяевами обычаев и условий договора.

Можно заметить, что и в женской, и в мужской магии горшок без дна, горло бутылки и прочие полые вещи – знаки вредоносной нежити (кикиморы), но используемые с противоположным “знаком”. Для женщин эти полые вещи – оберег, средство отторжения грешниц (нарушительниц норм материнства) и чужаков – обозначение границы “своего” мира (материнства). Для мужчин (пришлых!) – средство наслать нежить: сломать эту границу. Используя пронимальную – бабью - символику, они вступали во временные отношения с бабьим сообществом (как правило, в рассказах о “насланной нежити” описываются именно отношения с женщинами, от которых зависело угощение и которые, как правило, осуществляли расчеты).

* * *

Итак, в женском знахарстве пронимальная символика использовалась как средство отторжения категорий лиц, не принадлежавших к бабьему сообществу:

чужаков (пришельцев, прохожих, дорожных людей, антропологически иных);

грешников и грешниц (нарушителей традиционных брачно-репродуктивных норм);

представителей иных половозрастных групп (стариков, девиц и вековух, мужчин, детей).

На этом последнем остановимся подробнее.

2.6. Знаки границ.

Обратим внимание на значение пронимальной символики в мужской магии: здесь она используется как вредоносная либо опасная. По полесским поверьям, мужчине нельзя заглядывать в квашню (дежу), а то перестанет расти борода. 123 Пронимальная символика активно использовалась в мужской профессиональной магии (о роли ее в практике печников и плотников мы уже упоминали).

Рыбака - нарушителя промысловых табу – его товарищи сажали на котел (где готовили пищу для всей артели) и трижды поворачивали. После этого он назывался верченым, и отношение к нему становилось пренебрежительным.124

Пастуха, по легенде, записанной в Шенкурском у. Архангельской губ., леший посадил в расчоп (защемил в расщепленном дереве) – в наказание за то, что пастух потерял скотину и заставил лешего искать ее по всей округе.125

Мельники также опасались пронимальных средств. По поверьям, если бросить в пруд у мельницы овечью мостолыжку - косточку, наполненную ртутью (АМАЭ, д.1416, л.27, 1984 г.) или свиной пятачок: поросячью чушку, пёску, рыло (АМАЭ, д.1508, л.23. Кировская обл., Советский р-н, 1986 г.; 1568, л.44. Вологодская обл., Тарногский р-н, 1987 г.), то плотину непременно прорвет, и как ни крепи – все равно будет размывать. Можно заметить, что овечья мостолыжка весьма напоминает оберег колыбели – артутинец.

Женская символика воспринималась мужчинами как вредоносная и опасная, таким образом поддерживая разделение мужского и женского миров.

Ту же роль она играла и по отношению к другим половозрастным группам.

Дети (уже подросшие) избегали соприкосновения с символикой материнства: напр., в их среде есть поверье, что матери нельзя перешагивать своего ребенка – расти не будет (это поверье живо и до сих пор). Ср.: в женской среде перешагивание матерью своего ребенка считается наиболее эффективным средством от уроков и других напастей.

Старики (о которых говорили, что “зажились” на этом свете) при помощи пронимальных средств (дырка в матице, под лавкою, в потолке) отправлялись на тот свет – т.е. эти средства активировали программу их отторжения.

Таким образом, пронимальная символика маркировала границы бабьего сообщества, опосредуя отторжение представителей иных половозрастных групп, а также чужаков и грешниц. В этом суть пронимальной магии.

Сигналом к подтверждению и возобновлению этих границ служили разного рода несчастья :

в сфере человеческого воспроизводства (бесплодие, нарушения супружеской и семейной жизни, болезни и смерть детей);

в животноводстве, прежде всего молочном (кровоточивость сосков у коров, снижение удоев) и птицеводстве (снижение яйценоскости кур и гибель цыплят). Обращает на себя внимание связь с символикой “молока”, “яйца” и “крови” - знаками плодородия. В традиционном мировосприятии плодородие - человеческое и животное – не разделено, образуя целостную сферу воспроизводства жизни. Пронимальная символика маркировала всю эту сферу, поддерживая и возобновляя в кризисных ситуациях ее границы.

3. Мать-Земля.

До сих пор мы рассматривали пронимальную символику в домашней магии. Теперь обратим внимание на другую ее функцию – топографическую: ею маркированы сакральные центры этнической территории.

3.1.Маркирование местности.

У старой дороги, соединявшей в прошлом поселения по речкам Леди и Кице (соседним притокам р.Ваги в Архангельской обл.), в ложбинке – родник, известный у местных жителей как Варлаамиев/ Варламиевский колодчик. Под навесом из коры – сруб: круглое око темной воды, со дна вскипают ключи, поднимая песчаные фонтанчики. На земле у колодца лежат обернутые в целлофан, но все равно размокшие иконы (на одной просматривается лик Богоматери). Тут же на ветке белая кружка для прохожего. Невдалеке – камень с небольшим углублением: по преданию, след пяты местного святого Варлаамия Важеского, будто приплывшего сюда на этом камешке вверх по течению реки. С ним же связывают и происхождение родника: по легенде, он остановился здесь отдохнуть, стал взбираться по склону, поставил в землю посох – и в этом месте забил родник. Здесь же у родника лежат конфеты, печенье, восковые свечи, букетики цветов, мелкие деньги в жестяной банке – приношения паломников, которые ходят сюда по обету (обещанию) из деревень по Леди, Кице, а также и со всей Средней Ваги. ( см. подробнее: АМАЭ, д.1569-1570. Архангельская обл.. Шенкурский р-н, записи 1987 г.).

Варлаамиев колодчик - сакральный центр здешней местности, радиус его влияния составляет примерно 30 км. Подобные местные святыни рассеяны по всей заселенной территории, образуя сетевую структуру, к тому же иерархически организованную: есть локальные (пример – Варлаамиев колодчик: их влияние не выходит за рамки одной локальной группы поселений), региональные (напр., Соловецкий монастырь – сакральная доминанта всего Русского Севера), общероссийские (долгое время эту роль играла Киево-Печорская лавра) и общехристианские (Иерусалим ) святыни.

Наше внимание они привлекли постольку, поскольку маркированы пронимальной символикой. В каждом из таких мест присутствует почитаемый природный объект, иногда не один: дерево, камень, водный источник, пещера, провальная яма. Яркий пример – комплекс Александро-Ошевенского монастыря в Каргопольском р-не Архангеольской обл., подробно описанный в археологической литературе.126 Среди объектов поклонения здесь отмечены: круглое озеро, сосна с дуплом, другая сосна -–с двумя стволами, растущими из одного корня, а также знаменитый в округе Ошевенский камень-следовик, углубление в котором интерпретируют как след св.Александра Ошевенского, основателя здешнего монастыря.

В Кологривском р-не Костромской обл. еще недавно ходили поклониться в Пустыню (радиус влияния примерно 30-50 км). Там умывались и пили из святого ключа, прикладывались к громадному валуну с вмятиною (по легенде, здесь проходила и села отдохнуть Богородица), грызли кору священного дуба – от зубной боли и др. недугов (АМАЭ, д.1647, л.45. Костромская обл., Кологривский р-н, 1989 г.).

Сакральные объекты святых мест так или иначе связаны с символикой дыр и развилок: это либо водный источник (колодец, родник, озеро и т.д.) – провал в окрытую глубь рождающей воду земли, - либо пещера или провальная яма (со многими св.местами связаны легенды об ушедших под землю/воду церквах, домах или целых городах127 ), либо дерево (как правило, с дуплом, раздвоенным стволом или “воротцами”, образованными вросшим обратно в ствол суком) или камень (в большинстве случаев с углублением, которое интерпретируется как “чаша” или “след” , оставленный, по преданию, местным святым, Богоматерью или Богом, но иногда и животным128 ). Обратим внимание, что существовал обычай бросать в провальные ямы крест или кольцо – в последнем случае дублируя пронимальную маркированность данного места.

Обратим внимание еще на структуру местности, где обычно располагались почитаемые святыни: это слияния рек, перекрестки дорог, повороты (рек и дорог), - т.е. сама местность имела здесь форму развилки.

Таким образом, святые места – разновидность объектов, отмеченных пронимальной символикой. Наша задача – выяснить, какие из заложенных в ней программ прочитываются и реализуются в данном случае.

3.2. Материнство: прокреативный аспект.

Прежде всего, это комплекс значений “материнства/порождения”. “Материнская” семантика святых мест (а точнее, их природных объектов-символов) фиксируется в лексике:

 источник вод обозначается как родник (в письм.источниках фиксируется с 1731 г.), др.-рус. -родище, - т.е. это место маркируется как рождающее (воду). В рязанских говорах глубокая лощина, овраг (где обычно располагались родники и ручьи) – маточина и вообще “источник чему-л., происхождение, корень” - матка129 - это предопределяло восприятие таких мест как “материнских”. Отметим еще, что слово колодец (в народном понимании – родник, источник, яма) обозначало еще и молочные протоки в вымени коровы, а колодези – ямки у коровы под ребрами, считавшиеся признаками молочной коровы. При этом колодезь - также и точка слияния нескольких ключей в один ручей.130 Приходя к святым источникам и речкам, паломники обращались к ним со следующими словами: “Пришел-де я к тебе, матушка-вода, с повислой да с повинной головой – прости меня…”131

пещера: др.-рус. печера, в народном произношении печора, лингвисты соотносят с др.-рус. печь (ср.: устойчивое восприятие устья печи как символа материнской утробы). Подобная ассоциация – в загадке: “Стоит гора, в горе нора, в норе жук, в жуке вода (Печь и котел с водой)” В Гдовском и Лужском уу. небольшие пещерки назывались боговы печки, а урочище с пещерками в Полужье. Было известно под названием Печерской матери.

Раздвоенный ствол дерева (использовавшийся как рассоха под колодезный журавль) в севернорусских, поволжских, уральских, сибирских говорах, как мы помним, - баба, бабина, бабица, бабенка.

“Материнская” составляющая культа святых мест иллюстрируется еще следующим обстоятельством. По материалам С.В.Максимова (а он пользовался данными Этнографического бюро кн.В.Н.Тенишева из большинства губерний России), большая часть почитаемых обетных или заветных часовен, как и родники, на которых они были построены, носили название пятницких. К.К.Логинов (по материалам, собранным им в Заонежье) связывает это название с тем обстоятельством, что заветные часовни строились, как правило, в пятницу. Так или иначе, но и по сей день значительная часть местных святынь посвящена св.Параскеве Пятнице, либо Богоматери и другим женским святым. На Русском Севере, пожалуй, столь же распространены часовни и источники, освященные в честь св.Николая Мирликийского – Николы (по нашим полевым наблюдениям в верховьях р.Пинеги, в представлениях местных жителей он и есть Бог – АМАЭ, д.1646, Архангельская обл., Верхнетоемский р-н, с.Усть-Выя, 1989 г.). Отдельные источники посвящены местным святым (напр., св.Артемию Веркольскому в окрестностях с.Веркола на Пинеге; св.Прокопию Устьянскому на р.Устье; св.Варлаамию Важескому на р.Ваге и т.п.), но эти случаи единичны. Преобладают (причем подавляющим образом) свв.Параскева Пятница и Николай Угодник. Причем черты изоморфизма свв.Николы и Пятницы, подробно прослеженные в монографии А.Б.Успенского, позволяют считать св.Николу “двойником-заместителем” Пятницы.

Еще более явственно идея “материнства/порождения” просматривается в почитании святых мест. Обратим внимание, в каких ситуациях обращались к их чудодейственной силе. Паломничество ко святым местам предпринимали чтобы:

- получить исцеление от болезни:

“По обету шли в Качем, - рассказывает мне женщина в с.Борок на Северной Двине. – за шестьдесят километров. У меня болели руки, мама дала овет* , что я схожу туда. Вот я и еще девушки пошли… Там часовенка есть… Там свечку поставили… туда на Качем шли только по обету… платки шелковы носили, вешали на стенку.”(АМАЭ, д.1623, л.7,13. Архангельская обл., Виноградовский р-н, 1988 г.); особенно часто ходили матери – помолиться об исцелении тяжело или часто болеющих детей; водой с места слияния (такие места во Владимирской губ. назывались встречники) лечились от лихорадки. Впрочем, иногда просили не столько об исцелении, сколько о решении участи больного: больного, долгое время не встававшего с постели, поили спорною (из места слияния двух рек) водою с приговором: “К животу или к смерти?” - после чего он должен был либо выздороветь, либо умереть.

- исцелиться от бесплодия (вода из святых источников или из “следов” в чудотворных камнях считалась хорошим средством) или получить облегчение в родах (роженице давали пить воду из святого источника или пролитую в развилку/”воротца” священного дерева);

- вступить в брак:

девушки, в особенности уже засидевшиеся, ходили по святым местам группами, и до сих пор некоторые наши информантки, рассказывая о местных святынях, вспоминают приговор: “Пятница-Парасковея, пошли жениха поскорее!” Кору священного дерева, у которого сук врос обратно в ствол, образуя “воротца”, на р.Ваге использовали как приворотное средство (АМАЭ, д.1571, Архангельская обл.,Шенкурский р-н, 1987 г.);

Характеристики

Список файлов ВКР