19124-1 (585191), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Маклаков, выразив сомнение в том, что какой-нибудь суррогат законного представительства мог обеспечить России равноправное участие на конгрессе (причем возражения он ожидал не только со стороны держав, но впоследствии и самой России), тем не менее счел создание суррогата необходимым, прежде всего для защиты интересов России на прелиминарной стадии конференции. В конечном же счете судьба России будет зависеть исключительно от успешности ее воссоздания, которое идет медленно. Вопрос о представительстве Маклаков считал настолько важным и трудным, что настаивал на приезде Бахметева в Париж; к тому же он рассчитывал, что послу в Вашингтоне удастся достать деньги для обеспечения работы представительства. Маклаков, после совещания с приехавшими в Париж Гирсом и Набоковым, телеграфировал Бахметеву, что они поддерживают его план, однако с некоторыми уточнениями: . . . пока не будет общепризнанного правительства для официозного представительства России, необходимо создать коллегию, в которую, кроме дипломатических представителей, вошли бы видные и авторитетные представители всех главных направлений и оттенков политической мысли. Мы считаем необходимым, чтобы были представлены все, для того, чтобы это мнение не казалось партийным и не могло быть оспариваемо видными политическими течениями. . . единогласное мнение такой коллегии кажется нам наиболее авторитетным как в России, так и для Конгресса. В этом наще разномыслие с Вами; у нас нет одного общепризнанного национального вождя. Алексеев умер, а кн.Львов один недостаточен. Необходим фронт, а не лицо.
В результате трудных переговоров было образовано нечто вроде общероссийского представительства, получившее название Русского политического совещания. Первое упоминание о нем относится к декабрю 1918 г. В его состав в конечном счете вошли послы Маклаков, Гирс, Бахметев, К.Н.Гулькевич, Ефремов, Стахович, а также бывшие царские министры иностранных дел С.Д.Сазонов, признанный министром иностранных дел Колчаком и Деникиным, и А.П.Извольский, бывший министр Временного правительства А.И.Коновалов, представители демократии - глава Архангельского правительства, в прошлом знаменитый революционер-народник Н.В.Чайковский, С.А.Иванов, член Кубанского правительства Н.С.Долгополов, террорист Б.В.Савинков. Председателем Совещания был избран князь Г.Е.Львов, бывший премьер-министр Временного правительства. Он являлся представителем Омска, да к тому же, вследствие его краткосрочного и неудачливого премьерства, был наиболее высокопоставленной в недавнем прошлом фигурой среди русских политиков за рубежом.
Несколько позже из состава Совещания была выделена более компактная Русская политическая делегация, уполномоченная в случае возможности представлять интересы России на мирной конференции; в Делегацию вошли кн.Львов (председатель), Сазонов, Маклаков, Чайковский; в августе 1919 г. добавился Савинков. При Совещании работал ряд комиссий; Бахметев возглавил работу Политической комиссии, занимавшейся в основном подготовкой документов по вопросам территориального урегулирования, в особенности по проблемам статуса Бессарабии и Финляндии.
Работа Совещания, а также экспертов, обслуживавших его нужды, была профинансирована, с согласия Госдепартамента США, за счет средств, находившихся на счетах Временнего правительства. Бахметеву было отпущено 100 тыс. долларов. Позднее необходимые средства стали поступать из Омска; в руках колчаковского правительства оказалась большая часть золотого запаса России. Бахметев прибыл в Париж в декабре 1918 года, сделавшись одной из ключевых фигур Совещания; вернулся посол в США в июле 1919 года. Во время совместной работы, несомненно, и произошло личное сближение Бахметева и Маклакова.
Среди важнейших задач, которые ставило перед собой Русское политическое совещание, были сохранение территориальной целостности России, оно стремилось также добиться, чтобы любое решение конференции, затрагивающее интересы России, было отложено до консультаций с признанным русским правительством; наконец, совещание добивалось от союзников ясных заявлений, осуждающих большевизм и провозглашающих поддержку либеральных сил в России. Бахметев информировал обо всех этих пожеланиях американскую делегацию.
Русское политическое совещание, несмотря на проявленную его членами активность и упорство, большинства своих целей, если не считать заявления Англии, Франции, США и Италии от 26 мая 1919 г. о готовности признать Колчака при условии проведения им демократических выборов и соблюдения прав национальностей (признания независимости Польши и Финляндии, автономии, впредь до окончательного решения вопроса об их статусе, Литвы, Латвии и Эстонии, а также кавказских и закаспийских образований), подтвержденного 12 июня, после получения положительного, хотя и уклончивого по вопросу о национальностях ответа Колчака, не достигло. Да и не могло достичь, ибо все-таки висело в воздухе. Надо признать, что в той ситуации, в которой оказались люди, заявлявшие, что они говорят от имени России, они сделали все возможное.
Бахметева многие считали противником белого движения. Это нашло впоследствии отражение даже в одном из некрологов. Историку. . . придется решать, - писал анонимный автор, возможно, М.М.Карпович, - кто был прав в некотором расхождении, возникшем между руководителями белого движения и Б.А.Бахметевым: они ли, хотевшие, чтобы он стал их дипломатическим агентом, или он, считавший, что может принести больше пользы, если останется в глазах американцев носителем идеи свободной России, которая была и будет. Это не значит, конечно, что он отказывался помогать тем, кто боролся с большевиками на русской территории. Вероятно, все возможное в условиях того времени было им сделано. Но во многом он не одобрял политики руководителей белого движения, и хотел сохранить свою от них независимость.
Этого не отрицал бы и сам Бахметев; в начале 1921 г. он подвергся неистовой критике со стороны В.Л.Бурцева на страницах парижского Общего дела, игравшего в период Гражданской войны роль заграничного официоза сначала Деникина, а затем Врангеля. Бурцев обрушился на Бахметева за то, что он оказывал помощь левым кругам эмиграции, в частности, Исполнительной комиссии членов Учредительного собрания, в то же время не поддержав в достаточной мере белые армии в ходе Гражданской войны. Бурцев, я думаю, прав в одном, - писал Бахметев П.Н.Милюкову, - что никто из послов не держал себя более независимо по отношению к национальным правительствам и избегал солидаризироваться с ними. Он неправ, однако, упрекая меня в саботаже.
Бахметев, конечно, оказывал белому движению и дипломатическую и материальную поддержку. Похоже, что больше симпатий он испытывал к Колчаку; возможно, потому, что тот был в чем-то таким же новым русским, как Бахметев - ученым-гидрографом, путешественником, технарем - специалистом по минному делу, флотоводцем. Однако то ли сам Колчак, то ли его окружение относились к Бахметеву с подозрением. Несомненно, играло свою роль социал-демократическое прошлое Бахметева; возможно также, что независимое поведение посла не устраивало Омск.
Любопытно, что когда Колчак был признан основными антибольшевистскими силами верховным правителем России, а бывший царский министр иностранных дел Сазонов стал заграничным представителем не только Деникина, но и Колчака в ранге министра, то верховный правитель счел нужным официально подтвердить полномочия послов. Он утвердил всех, кроме Бахметева, активно боровшегося за признание Колчака. Сазонов добился у Колчака признания Бахметева, и лишь после этого показал послу предыдущую телеграмму, содержавшую неприятные для него сведения. Этот инцидент, по мнению Бахметева, характеризовал отношения между старым и новым. Впрочем, Бахметев сказал новому (старому) министру, что одобрение или неодобрение адмиралом его миссии никак не повлияло бы на его позиции в Вашингтоне, так как сам Колчак не признан. Однако несмотря на это крайне тупое и глупое отношение, - заявил посол Сазонову, - я намерен работать для признания колчаковского правительства, потому что я верю, при данных обстоятельствах, несмотря на то, что я знаю все его недостатки, это лучшее, что может быть сделано.
Колчаковское правительство было ближе к признанию союзниками, чем какое-либо другое из белых правительств. Союзников сдерживали колебания Вильсона, подозревавшего, что Колчак - монархист и реакционер. Этим подозрениям способствовали высказывания в Париже А.Ф.Керенского и некоторых других представителей революционной демократии, а также донесения американского посла в Пекине Пола Рейнша (Reinsch). Тогда в Омск с инспекцией был направлен американский посол в Токио Роланд Моррис.
Моррис, прибывший в Омск 21 июля 1919 г., три недели изучал положение. В своих донесениях он отмечал недостатки режима, недовольство населения колчаковской диктатурой; тем не менее он рекомендовал признание и оказание финансовой поддержки Колчаку, что должно было спасти его от надвигающегося краха. Колчак, как бы ни оценивать методы его управления, оставался наиболее серьезной альтернативой большевизму. Предложения Морриса достигли Госдепартамента в конце августа, накануне общенационального агитационного турне президента Вильсона в поддержку ратификации Версальского мирного договора. Так что чиновники Госдепартамента были озабочены совсем другими проблемами; к тому же почти все новости, приходившие в то время из Сибири, содержали сообщения об очередных победах Красной Армии. Признание вновь было отложено. Хотя Бахметев, только что вернувшийся из Парижа, продолжал свои обращения (о признании - О.Б.) и говорил о перспективах Колчака в пылких выражениях, - с иронией писал Ф.Шуман, - Красная Армия убрала эту проблему из сферы практического рассмотрения. Бахметев боролся за американскую поддержку Колчака до самого конца, - пишет Линда Киллен, оправдывая, сама того не ведая, предсказание Бахметева, сделанное им в письме к П.Н.Милюкову в апреле 1921 г.: . . . будущие историки, вероятно, покажут, что из всех представителей [России] я сделал, м[ожет] б[ыть] больше всего, чтобы подвести вопрос о признании колчаковского правительства к осуществлению, а также, вероятно, из всех послов оказал непосредственно наибольшую материальную и денежную помощь национальным армиям.
Возможно, на долю антибольшевистского движения на Юге пришлось меньше посольских забот, в особенности при Деникине. Отчасти это объяснялось охлаждением американской администрации к русским делам и утратой доверия к антибольшевистским правительствам. В разговоре с Бахметевым Лонг как-то раз заметил, что антибольшевистские силы сражаются с большевиками только немногим упорнее, чем друг с другом. Тот же Лонг высказал предположение, что иностранное военное вмешательство только помогает большевикам, позволяя им заявлять, что они сражаются с войсками союзников, а не с небольшими воинскими контингентами, противостоящими им на различных фронтах. После поражения Колчака Бахметев продолжал просить об американской поддержке для оставшихся антибольшевистских сил. Однако в декабре 1919 года Вильсон, Лансинг и Лонг пришли к выводу о необходимости вывести американские войска из Сибири, что и было завершено к апрелю 1920 года.
Как бы ни хотели Соединенные Штаты видеть прогрессивную, антибольшевистскую Россию, они не хотели брать на себя всю ношу, - пишет Л.Киллен. - Лонг мог сказать Бахметеву в декабре 1919 года, что Соединенные Штаты не должны нести ответственность за судьбу России. Тогда же Лансинг заметил, что союзники и Америка пришли к решению, что они не имеют более обязательств поддерживать любую из русских фракций.
Симптоматично, что как раз в начале декабря 1919 года Маклаков писал начальнику деникинского штаба генералу И.П.Романовскому, пользовавшемуся репутацией либерала, об отношении к русским делам во Франции: . . .ответственные политические люди превосходно понимают, что большевизм есть общая опасность, что Деникин борется не только за Россию, но и за весь цивилизованный мир, что все разумные люди должны бы помогать нам не торгуясь, но как говорится в Lettres Frances: дураков всегда больше, чем умных, и у большевизма есть сторонники всюду. Очень многие предпочитают выгоду сегодняшнего дня большому выигрышу в будущем. Нельзя требовать от союзников большего напряжения сил против большевизма. Демократия этого все же не позволит. И хотя в паламенте консервативное большинство, оно все же демократии испугается.
В тех условиях, в которых оказался Бахметев, он, по-видимому, сделал все, что мог. Приведу фрагмент письма Бахметеву П.Н.Врангеля, в котором послу воздавалось по заслугам: От имени Русской армии и нашего национального дела прошу Вас принять глубокую благодарность за оказанную Вами бесценную помощь армии, - писал генерал 31 августа 1921 г. - Благодаря Вам, Русская армия, последний оплот антибольшевистских сил, спасена и перевозится в дружественные нам славянские страны. Далее следовали традиционные денежные просьбы. Похоже, Бахметева считали противником белого движения не столько потому, что он не снабжал его средствами, сколько потому, что руководители белых ждали и хотели получать от него все больше и больше.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
