Ханс Иоахим Шедлих. Про Эзопа (553420), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Увидев двух приметных рабов, а посредине между ними безобразного урода, Ксанф сказал:
— Какой проницательный ум у этого дельца, я имею в виду — у работорговца.
Один из учеников тут же спросил:
— За что ты хвалишь его?
— Этот хитрец поставил уродливого раба промеж двух других, отменных красавцев, ибо уродливое отвращает, выделяя и возвеличивая прекрасное. Без уродливости красота так бы не бросалась в глаза.
Объяснение Ксанфа привело учеников в изумление.
— Давайте подойдем поближе, — сказал Ксанф, — я хочу купить для себя одного раба.
Ксанф подошел к музыканту и спросил:
— Откуда ты?
— Из Каппадокии.
— Как тебя зовут?
— Лигурий.
— А что ты можешь?
— Я? Всё!
Эзоп громко рассмеялся.
Один из учеников Ксанфа показал на Эзопа пальцем и сказал:
— Взгляните-ка на него! Ну что за образина!
А другой спросил:
— Чего это он так смеется? Аж затрясся весь!
Третий ученик изрек:
— Да он не от смеха трясется, а от холода.
Второй ученик все же приблизился к Эзопу, дернул его за хламиду и спросил:
— Почтеннейший, что это тебя так развеселило?
— Проваливай отсюда, морской козел, — ответил ему Эзоп.
Ученик никогда не слышал про морского козла и потому молча отошел от него.
Ксанф обратился к Офелиону:
— Сколько стоит этот Лигурий?
— Тысячу денариев.
Ксанфу это показалось слишком дорого, и он спросил учителя, знатока чужих языков:
— А ты откуда?
— Из Лидии.
— И как тебя зовут?
— Филокал.
— Ну, а ты что можешь?
— Всё!
Эзоп опять засмеялся.
Второй ученик сказал:
— Да он надо всем смеется. Но почему? Даже если он снова обзовет меня морским козлом, я все равно спрошу его об этом еще раз.
Ксанф тем временем вновь обратился к Офелиону:
— Сколько ты просишь за Филокала?
— Три тысячи денариев.
Ксанф повернулся и уже хотел было уйти. Но тут один из его учеников спросил:
— Учитель, разве эти красавцы рабы тебе не понравились?
— Нет, почему же? Но они для меня слишком дороги. Я ищу себе простого слугу.
Тогда ученик сказал:
— Так возьми себе этого урода. Мы сложимся. А с работой он справится.
— Что за потеха, — сказал Ксанф, — я куплю себе раба, а вы заплатите за это деньги? Однако шутки в сторону. Моя жена невероятная чистюля и не потерпит в доме такого неопрятного и безобразного раба.
— Но, учитель, — произнес ученик, — разве не ты учил нас, что не стоит слушать женщину.
— Ну ладно, — сдался Ксанф, — сейчас испытаем, на что годится этот урод. Негоже бросать деньги на ветер.
Ксанф повернулся к Эзопу и изрек:
— Смысл жизни не в том, чтобы грустить.
— А с чего бы это мне грустить?
Один из учеников воскликнул:
— Действительно, почему он должен грустить?
Ксанф снова обратился к Эзопу:
— Что ты за человек?
— Как все — из плоти и крови.
— Не об этом речь. Откуда ты такой взялся?
— Из утробы матери.
— Экий ты, право, шутник! Я хочу знать, в каком месте ты появился на свет?
— Моя мать ничего мне об этом не говорила: может, в спальне, а может, в столовой.
Это начинало понемногу злить Ксанфа. Он сказал:
— Какого ты роду-племени?
— Я — фригиец.
— И что ты можешь?
— Я? Да ничего.
— Что ж так?
— Вот эти оба красавца ничего мне не оставили — они ведь все могут.
Один из учеников опять воскликнул:
— Блестяще!
— Хочешь, я куплю тебя? — спросил Ксанф Эзопа.
— Что ты о себе возомнил? Стоишь и задаешь мне без конца вопросы, будто я уже твоя собственность и обязан давать тебе советы. Хочешь меня купить — покупай. Не хочешь — ступай подобру-поздорову. Мне-то какое до тебя дело. Хватит тут играть со мной в кошки-мышки.
— Здорово он врезал нашему учителю, — шептались между собой ученики.
А Ксанф сказал:
— Хорошо, я готов тебя купить, да вот только не сбежишь ли ты от меня?
— Кто же будет виноват, если я сбегу? Ты или я?
— Ты.
— Нет, — сказал Эзоп, — ты.
— Я?
— Конечно ты! Будешь относиться ко мне хорошо, я останусь у тебя. А вздумаешь обращаться со мной плохо, не задержусь у тебя ни на день, ни на полчаса, ни на минутку.
— То, что ты говоришь, звучит разумно. Вот только внешность у тебя безобразная.
— Разве это так важно, какое у меня тело. Поинтересуйся лучше, что у меня за ум и душа.
— А что такое, собственно, тело? — спросил Ксанф.
— Это сосуд, что несет сам себя в харчевню и наливается вином. И бывает так, что сосуд безобразен, а вино — превосходное.
Ксанф обратился к Офелиону:
— Сколько ты просишь за него?
А работорговец и говорит:
— Ты что, хочешь надругаться над моим товаром?
— Как тебе могло прийти такое в голову?
— Ты отверг отменных рабов и хочешь приобрести этого выродка? Купи одного из двух красавцев, а этого получишь в придачу.
Но Ксанф снова спросил:
— Сколько ты, однако, просишь за него?
Офелион ответил:
— Шестьдесят денариев, сверх того еще пятнадцать, что пошли на его прокорм.
Тем временем сборщики податей прослышали, что продают рабов, и поспешили к месту торгов, настойчиво спрашивая, кто — продавец, а кто — покупатель. Офелион молчал, словно воды в рот набрал, а Ксанф стеснялся сказать, что купил раба всего за каких-то семьдесят пять денариев. Тогда Эзоп воскликнул:
— Я был продан и был куплен! Но раз никто в этом не признается, тогда, выходит, я — свободный человек.
Ксанф тут же сказал:
— Я купил этого раба за семьдесят пять денариев.
Сборщиков податей рассмешила такая цена, и они освободили Ксанфа от уплаты налога.
И Эзоп вместе с философом Ксанфом и его учениками покинули рынок.
Солнце стояло в зените, жара была изнуряющая, а путь до дома Ксанфа долог. Вдруг Ксанф приподнял подол своего платья и стал мочиться прямо на ходу. Эзоп схватил его за рукав и говорит:
— Продай меня снова, а не то убегу.
— Эзоп, что на тебя нашло?
— Продай меня. Я не смогу тебе служить.
— Кто-нибудь очернил меня в твоих глазах? Назвал, поди, живодером? Не обращай внимания на клевету. Ее для того и выдумывают, чтобы досадить человеку. Людям доставляет иногда радость возводить на меня напраслину.
— Никто на тебя не клеветал. Ты сам себя подвел своим поведением. Ты — хозяин, свободный человек, никто тебе не указ, мог бы потерпеть и до дому. А ты что сделал? Помочился на ходу, словно тебя кто гонит! Как же тогда мне быть, если я вдруг получу от тебя срочное поручение? Может, прикажешь мочиться на бегу?
Ксанф спросил его:
— И ты из-за этого так раскипятился?
— А ты как думал!
— Солнце нещадно палит. Если я остановлюсь помочиться, раскаленная земля прожжет мне подошвы до дыр, моча ударит едким запахом в нос, а солнечные лучи напекут мне голову.
— Это убедило меня, — сказал Эзоп, — можешь продолжать свой путь.
— Скажи пожалуйста, а я и не подозревал, что вместо раба приобрел себе хозяина, — ухмыльнулся Ксанф.
Когда они наконец добрались до дому, Ксанф сказал:
— Моя жена помешана на чистоте. Подожди у ворот, пока я не поговорю с ней. А не то, увидев тебя, она потребует назад свое приданое и уйдет из дома.
— Ну, если тобой командует жена... — произнес Эзоп.
Ксанф вошел в дом и сказал, обращаясь к своей жене:
— Больше тебе не придется пенять на то, что меня обслуживают твои служанки. Я купил себе раба.
— Отдыхая в полуденную жару, я видела сон, как ты покупаешь очень красивого раба. Благодарю тебя, Афродита, мой сон исполнился.
— Обожди, жена, тебе предстоит увидеть красоту такого рода, какой тебе еще никогда не доводилось видеть!
Служанки тотчас же принялись обсуждать между собой эту новость. Одна из них сказала:
— Вот и нашелся муж для меня.
— Нет, для меня, — сказала другая.
А третья объявила:
— Он достанется той, что краше всех.
Тогда вторая спросила:
— Уж не думаешь ли ты, что ты красивее меня?
— А то нет! — сказала третья.
Тут жена Ксанфа спросила:
— И где он?
— У ворот, — ответил Ксанф. — Воспитанный человек не переступит порога чужого дома, пока его не попросят об этом. Он стоит и ждет, когда его позовут.
— Ну так зовите его сюда, — распорядилась жена Ксанфа.
А самая сообразительная из служанок подумала про себя: “Пойду-ка я приберу его к рукам”.
Вышла она и крикнула:
— Где тут новенький?
Эзоп сказал:
— Здесь!
— Это ты новенький?! А где ж твой хвост?
Эзоп понял, что он для нее все равно что собака, и ответил ей:
— Не поверишь, но он у меня — спереди.
— Хм! Стой и жди!
Служанка вернулась в дом и объявила двум другим рабыням:
— Чем так долго ссориться из-за новенького, ступайте лучше взгляните на этого красавца.
Одна из них тут же выбежала и спрашивает:
— Где тут новенький, мой суженый?
— Вот он я! — говорит Эзоп.
— Ты?! Да ты же страшилище! — закричала в испуге рабыня. — Живо отправляйся в дом! Но ко мне и близко не подходи!
Эзоп вошел в дом. Жена Ксанфа как увидела темное и безобразное лицо Эзопа, так тут же рассвирепела и накинулась на мужа:
— Тонко задумано! Ничего не скажешь! Решил сменить меня на другую и потому привел в дом эту рвань и страшилище! Рассчитываешь на то, что я сразу вернусь к своим родителям! Ты ведь знаешь, что чистота для меня превыше всего. Я не потерплю, чтобы кто-то грязный и в рубище ходил по дому. Верни мне мое приданое, я ухожу!
Тут Ксанф и говорит Эзопу:
— Ну что же ты? Читал мне по дороге нотацию из-за пустяка, а теперь стоишь и молчишь?
— Да пусть катится ко всем чертям! — сказал Эзоп.
— Замолчи! — прикрикнул Ксанф. — Я люблю ее.
— В самом деле?
— Да!
— И хочешь, чтобы она осталась?
— Ну конечно, дурак ты этакий!
Эзоп даже топнул в сердцах ногой.
— Значит, ты хочешь, чтобы я высказал то, что думаю? Пожалуйста! Раз философ Ксанф живет под каблуком у жены, тогда я ткну в него в присутствии учеников пальцем и скажу: “Взгляните на него. Так выглядит тот, кого жена скоро выметет на свалку”.
— Недурно, Эзоп, — оценил Ксанф.
— А ты, женщина, — продолжил Эзоп, обращаясь к своей новой хозяйке, — ты хочешь, чтобы твой муж порадовал тебя молодым рабом-красавцем?
— А почему бы и нет?
— И чтобы этот красавчик ходил за тобой по пятам, и в баню тоже, снимал там с тебя одежды, подсаживался к тебе поближе после купания, не сводил бы с тебя глаз, словно ты бесценный сверкающий изумруд. А ты улыбалась бы ему, потом повела бы его к себе в спальню, приказала растирать себе ножки, а потом стала бы целовать его и вытворять с ним такое, что было бы тебе в радость, но опозорило бы философа Ксанфа. Ах, Еврипид, бессмертны твои уста, произнесшие золотые слова:
Ужасно в гневе море пенное,
Ужасен рев потоков с гор и буйство пламени,
Ужасна нищета, насилья власть ужасна,
Но нет ужасней зла, чем злая жена.
А ты, женщина, — жена философа, и тебе положено быть умной, ты же хочешь, чтобы тебе прислуживали писаные красавцы, и навлекаешь хулу на своего мужа, хочешь ославить его. У тебя на уме, как я погляжу, только одно — совокупление, и ничем другим твоя голова не занята, лишь бы заполучить в постель нового мужчину, ах ты блудница!
Жена Ксанфа возмутилась:
— Как ты смеешь так оскорблять меня!
Но Ксанф сказал своей жене:
— Не так уж он и не прав. И поостерегись еще, чтобы он не увидал, как ты справляешь малую нужду, а не то он развернется в полную силу, вот уж достанется тебе тогда на орехи!
— Клянусь музами, — сказала жена Ксанфа, — этот человек опасен. Я хочу заключить с ним мир!
И тут Ксанф объявил Эзопу:
— Хозяйка примирилась с тобой.
— Это уже кое-что, — сказал Эзоп, — если мне удалось укротить женщину бранью.
А Ксанф, бросив взгляд на жену, строго сказал:
— Однако покончим с этим, хорошего понемножку.
Жена Ксанфа обратилась к Эзопу:
— Теперь я вижу, что ты очень умен. Но меня сон попутал — я видела такого красавца раба! А ты, напротив, такой безобразный!
— Что за чепуху ты несешь! — возразил ей Эзоп. — Не все сны вещие. Не зря же Зевс наградил Аполлона даром провидения. Но тот, окруженный всеобщим восхищением, возомнил о себе, что может теперь поглядывать на всех свысока. Большой был задавала и враль. Вознес себя даже выше Зевса. Да только Зевс вовсе не хотел того, чтобы Аполлон стал таким могущественным. И сделал тогда так, что некоторые сны людей стали сбываться. Аполлон почувствовал, что его предсказания больше никому не нужны. И стал умолять Зевса простить его. Зевс помирился с Аполлоном и снова возвратил людям сны, которые лишь сбивают их с толку. Отныне смертные, только обратясь к толкователям, смогут разобраться, что правда, а что нет. Твой сон, возможно, предвещал тебе что-то такое, что должно было случиться реально. Но сам образ, который ты увидела, оказался ложным.
Ксанф признал правоту слов Эзопа и похвалил его за остроту ума и находчивость. После этого он сказал ему:
— Эзоп, бери сумку, мы пойдем покупать овощи.
Взял Эзоп большую полотняную сумку и пошел за Ксанфом к крестьянину, возделывавшему сад и огород.
— Дай мне овощей, — сказал Ксанф земледельцу.
Тот срезал ему спаржи, кочан капусты, немного мангольда и разных пряных трав. Все это он передал Эзопу. Ксанф велел ему заплатить, но крестьянин вдруг и говорит:
— За что, учитель?