Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 50
Текст из файла (страница 50)
– Совершенно верно.
Федор допил кофе и отодвинул от себя стаканчик.
– Все равно Проказа – твоя игрушка.
– Нет. Она – создание Сигала и игрушка Гончара. – Механикус помолчал. – Я не имею ничего против его теории. Душа Вселенной, высшая ступень развития и все такое прочее. Она любопытна. А самое главное, помогает тем, кто воспарил над вершиной, помогает искусникам. Ведь в какой-то момент каждый из вас понимает то, что только что понял ты: у вас – магия мастерства, совершенство, абсолют. Но это предел, потолок. А у других, не добившихся грандиозного успеха в чем-то одном, есть возможность покорять разные вершины. И каждый задается вопросом: чья жизнь полнее? Не сделал ли я ошибку? Гончар помог многим искусникам обрести душевный покой, но, как это частенько бывает, его теория имеет побочные эффекты. Уверовав в собственное величие, искусники начинают считать себя избранными, высшей кастой, люди для них – пыль. И в последнее время Гончар, как это ни печально, все больше и больше привечает именно таких.
– Зачем ему Золотая Баба?
На лице Механикуса, совершенно неожиданно для Федора, появилось умиротворенное выражение. Одно упоминание об идоле заставило бога машин расслабиться. Забылись проблемы, забылось страшное известие о появлении Трех Палачей. Перед Очкариком сидел человек, вспомнивший первую любовь. Трепетно. Нежно. Сентиментально.
Голос Механикуса стал очень-очень мягким:
– Она – Богиня. Она – загадка, которую Гончар не может разгадать. Он ведь не стоит выше искусников так же, как я не стою выше изобретателей. Его перерождения вызывают у них или зависть, или ухмылку, они не поднимают Гончара выше других. А Богиня… Богиня дарит тепло, возвращает надежду, лечит душу. Искусники не просто уважают Богиню, они ей поклоняются. Ей… А Гончара…
– Считают равным себе?
Механикус не ответил, кивнул, подтверждая, что Волков понял правильно, и продолжил:
– Фактически Богиня – единственное, что препятствует Гончару создать, а самое главное – возглавить касту избранных. Пока Богиня свободна, ее авторитет, тайна, которая ее окружает, ставят ее выше Гончара. Пока Богиня свободна, он не сможет полностью использовать свое отличие от других искусников, не сможет объявить себя Мессией и требовать подчинения. Именно поэтому он приехал в Москву не один, а сколотил команду – ему нужна поддержка, хотя бы видимость поддержки. Ему нужно продемонстрировать искусникам, что он не один. И пусть сначала в партии будут только те, кто ему обязан, затем, если все пройдет удачно, подтянутся нерешительные, колеблющиеся, потом он прижмет остальных. У искусников появится объединяющая сила. Власть Гончара будет освящена Богиней, а если он не сможет использовать ее в своих интересах, то уничтожит.
– Разве это возможно?
– Гончар думает, что да. На самом деле не обязательно разрушать Золотую Бабу, достаточно вывести ее из игры, спрятать. Достаточно продемонстрировать, что она в его власти. – Механикус внимательно посмотрел на Очкарика. – Власть, понимаешь? Идет большая игра за власть над самовлюбленными, талантливыми и циничными эгоистами, овладевшими магией мастерства. Сейчас искусники довольствуются тем, что у них есть, но что будет, если их объединить и поставить перед ними конкретную цель? Не найти Душу Вселенной, разумеется, а… а наконец-то занять свое настоящее место среди людей? К примеру.
– Почему этого не произошло до сих пор? Честолюбия не хватало?
– Честолюбцев среди искусников всегда было в избытке, – рассмеялся Механикус. – Не хватало того, кто сумел бы сколотить из них единую силу. Не было достаточно авторитетного человека, объединителя. Теперь он может появиться.
– Я смотрю, ты хорошо разобрался в замыслах Гончара, – медленно произнес Федор.
– Пришлось.
– Но кто может гарантировать, что ты не вынашиваешь аналогичные планы?
– Никто.
– Тогда почему я должен тебе помогать?
– Потому что я не уйду отсюда, – жестко ответил Механикус, – приму бой на фабрике, а это может оказаться небезопасным для Ильи Петровича. А еще потому, что я дал слово вернуть Богиню домой. Шаман наделал кучу ошибок, пора их исправлять.
Никаких гарантий. Никаких обязательств. Только слово невысокого плешивого человечка, обожающего следить за изобретателями. Только слово бога машин.
– Где она? – негромко спросил Волков.
– Здесь. Спрятана в одной из комнат.
– Я могу на нее посмотреть?
– Конечно.
Охранник, стороживший проходную фабрики, не показал себя профессионалом. Он сидел за пуленепробиваемым стеклом, за железной дверью, и должен был не геройствовать, а просто вызывать подмогу. Но не вызвал. Увидел перескочившую через турникет девушку и бросился за ней, намереваясь лично призвать хулиганку к порядку. Распахнул дверь и даже что-то крикнул… и на этом его участие в защите фабрики завершилось. Проказа отправила охранника в нокаут одним ударом, и не таких, бывало, валила, что ей запылившийся на сонной должности мужик? Затащила его обратно в дежурку и с улыбочкой открыла турникет.
– Дальше будет труднее, – предупредил Гончар, проходя на фабрику.
– Знаю.
– Помни, о чем договаривались.
Обойтись без лишних жертв. Команда оставила за собой слишком много следов, не следует раздражать московских искусников больше необходимого.
– Не волнуйся! Справлюсь!
И справилась.
Болтающийся во дворе телохранитель Стрекалова не забеспокоился, увидев посторонних, решил, что, раз охранник на проходной пропустил, значит, так и надо. Тем более что выглядели посетители прилично: хорошо одетый господин, стильная девушка… Его Проказа тоже вырубила одним ударом. Врезала, проходя мимо, захихикала и повернулась к Гончару:
– Нас не ждали!
Она искренне надеялась, что Гончару не придется вновь вызывать призраков.
– Ошибаешься.
Волков опоздал всего на несколько секунд. Слишком поздно он понял, почему Механикус был столь уверен в себе, когда говорил, что примет бой. Бог машин не собирался воевать сам, для этого в его колоде были люди.
Волков выскочил во двор в тот самый момент, когда бойцы в черном взяли Гончара и Проказу на мушки. Двое на крыше, двое слева, выскочили из подсобки, еще двое справа, прятались за углом.
– Стоять!
Гончар спокоен, улыбается. Проказа напряжена, автомат вскинут, но видно – нервничает, понимает: на открытом пространстве они прекрасная мишень.
Кажется, нечто похожее уже было…
– Не шевелиться!
– Я не хочу вас убивать! – рявкнул Гончар. – Не мешайте мне! Уходите!
Вот только приказ, который получили люди в черном, гласил совсем другое.
– Бросить оружие! Встать на колени! Руки за голову! Две секунды на размышление, и мы открываем огонь!
– Ладно, ладно. – Гончар развел в стороны руки, показывая, что не вооружен.
– Нет! – заорал Волков.
Он знал, что последует за этим жестом. И не ошибся.
Навалилось.
Животный ужас. Дрожь. Слезы на глазах и трясущиеся губы. Марево страха окутало двор фабрики. Парализуя волю. Превращая опытных бойцов в покорные жертвы.
Три Палача.
Они не выглядели сгустками тумана, как иногда рисуют привидения художники. Они выглядели живыми… и в то же время – мертвыми. Три прозрачные фигуры, словно сделанные из чистейшего стекла. Три стеклянные фигуры во дворе стеклянной фабрики.
И двигались Палачи не быстро, не с умопомрачительной скоростью, а плавно, размеренно. Не торопясь. Желая насладиться каждым мгновением, проведенным вне вечного забытья.
Едва различимая фигура мужчины приблизилась к бойцам справа…
– Нет!!
И в этот момент из открывшихся в здании ворот во двор выехало «Изделие № 1».
«Руссо-Балт» К12/20.
Стеклянный.
Полностью.
От колесной спицы до трубочек, по которым бежал бензин. От крыльев до сидений. От руля до самой последней заклепки.
Нереальный.
Движущийся.
Сжигающий топливо и выплевывающий дым через потемневшую выхлопную трубу. Со стеклянными поршнями, ходящими в стеклянном двигателе под стеклянной крышкой капота. С мизерным количеством иных материалов: свечи, провода, покрышки…
«Вы думаете, я помогаю оптимизировать запирающие устройства? Придумывать новые модели паровозов? Меня интересуют шедевры, Собиратель, подлинные шедевры. Меня интересуют люди, бросающие вызов, готовые продалбливать несокрушимые стены и сворачивать горы. Люди, вкладывающие в свои творения душу. Я стою рядом и смотрю, как сбываются самые смелые мечты. Я восхищаюсь, я склоняю голову».
«И помогаете».
«Только тем, что не даю угаснуть надежде. Все остальное они делают сами. Ведь каждый из нас способен сотворить чудо. И тогда будет вечно работать деревянная мельница, выдавая больше энергии, чем в нее поступает. Оживет и перестанет стареть мертвая девушка. И поедет стеклянный автомобиль…»
Гордый, улыбающийся во весь рот Стрекалов сидел за рулем. Рядом – Механикус. А позади… То, что находилось на заднем сиденье «Руссо-Балта», было скрыто ослепительным золотистым сиянием.
Богиня…
– Взять! – выкрикнул Гончар, указывая пальцем на автомобиль.
Призрачные фигуры бросились к машине. И отшатнулись.
– Взять!! Взять!!!
Гончар ревел, как зверь, брызгал слюной, захлебывался злобой. Он уже понял, что стеклянный «Руссо-Балт» – истинный шедевр. Раритет. Исполнившаяся мечта, способная пережить само Время. Что ему призраки? Что ему пули? Гончар понял. Но не смирился.
– Убить!!!
Проказа тоже поняла, что их обманули. Завизжала в бессильной злобе, мгновенно превратившись из некрасивой женщины в отвратительную, потеряв всякий шарм, обнажив душу. Ударила из автомата по стеклянной машине, по людям, по Богине. Давила на спусковой крючок и визжала.
Но как можно убить тех, кого защищает чудо?
Механикус издевательски расхохотался, заставив завыть Проказу. Заставив Гончара вскинуть кулаки. И заставив призраков искать другие жертвы. Три Палача жаждали крови, а потому отвернулись от недоступного автомобиля, направились к людям в черном.
И Волков сделал шаг вперед.
«Сработает?»
«Если ты ничего не напутаешь. – Оружейник посмотрел на сосредоточенного Федора, улыбнулся. – Не веришь мне – твое дело. Но подставлять тебя я не стану, кто-то ведь должен позаботиться о Серафиме».
«Но это призраки, а не люди».
«А мне все равно кого убивать, Собиратель, все равно…»
Серебряный клинок должен быть горячим, очень горячим – обязательное условие. А потому в левой руке Очкарик держал пылающий факел – намотанную на палку тряпку, пропитанную бензином. А в правой – серебряный нож из дорогущего набора, единственное подходящее оружие, которое Волков сумел раздобыть по дороге на фабрику.
Но ведь клинок – всегда клинок.
А теперь самое сложное – бросок вперед. Заставить себя двигаться. Превозмочь накативший ужас, подавить дрожь, собрать в кулак волю.
И убивать.
Призрачная женщина оказалась на его пути первой. Развернулась, развела в стороны руки, намереваясь сдавить Федора в смертельных объятиях, и… И завыла, когда раскаленный клинок вошел ей под ребра. Именно туда, куда когда-то вонзил «финку» ее обдолбанный любовник.
«Вторая смерть должна копировать первую. Кинжал должен ударить туда же, подтвердить приговор. И тогда они уйдут навсегда. Ни вверх, ни вниз, просто растворятся. Перестанут быть…»
Вой умирающей твари придал Очкарику сил.
«Теперь не перепутать…»
«Вилле мелкий такой, недомерок…»
Серебро ударило в затылок призрака в то самое мгновение, когда нечто, бывшее некогда товарищем Валксисом, разрывало одного из бойцов.
«Извини, друг, не успел…»
Ноги подкосились. Дрожь, казалось, унятая, забытая в пылу сражения, заколотила вновь. А на шее сомкнулись едва различимые глазу, но такие сильные, такие холодные руки…
«Матроса отличить легко: здоровый, гад, как медведь».
Последний Палач атаковал Федора сзади, навалился, вытягивая из Волкова душу, потянулся к горячей крови.
«Я не справлюсь!»
Рубахин сзади, Рубахин крепок, Рубахин зол. А силы убегают, растворяются. Сил остается только на один удар. Даже не удар…
Теряющий сознание Очкарик слабо махнул клинком назад. Не надеясь ни на что. Махнул, чтобы не умирать просто так, без сопротивления.
Махнул.
И нож, разорвав прозрачные губы, проломив прозрачные зубы, врезался в глотку призрака. Именно туда, куда когда-то влетела пуля…
Эпилог
– Я рада, что ты наконец-то присоединился к искусникам, – мягко произнесла Бабушка Осень. – Ты обрел себя, Федя, себя настоящего.
– Но закрыл все другие дороги.
– Ты переживаешь?
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
