Vadim_Panov_Tagansky_Perekrestok (522910), страница 15
Текст из файла (страница 15)
– Девчонки в восторге, – усмехнулся Боря, кавалер Светы. – Даже о нас забыли.
– Я не против, – рассмеялся Тареев. – Не хватало еще плясать под такую музыку…
И резко замолчал, поймав на себе взгляд незнакомой девушки.
Нет, скорее девочки. Хрупкой, еще немного угловатой, в дешевом зеленом платье и с косичками. С двумя косичками! Она стояла у бара и не сводила глаз с Игоря. Тареев отвернулся, вновь приложился к бокалу, но взгляд незнакомки манил, притягивал, и Игорь снова обернулся к стойке. Она по‑прежнему стояла у бара. И по‑прежнему смотрела прямо на него. И даже сквозь, клубный полумрак Тареев сумел разглядеть огонь в ее глазах. Пленительную искру, заставившую учащенно забиться сердце. «Что за черт? Я ее знаю?»
– Гарик, ты кого там увидел? – Боря допил коктейль и немедленно приступил к следующей дозе. – Слушай, я анекдот вспомнил…
Оторваться от глаз незнакомки было невозможно. Игорь резко поднялся на ноги.
– Боря, я сейчас. Там знакомые… кажется… надо поздороваться.
Он потерял девушку из виду всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Когда Тареев добрался до стойки, хрупкой обладательницы детских косичек там уже не было. «Я пьян?» Еще глоток коктейля из предусмотрительно захваченного с собой бокала – и… Игорь чуть не поперхнулся – девчонка
стояла в противоположном конце помещения. У выхода. Дешевое зеленое платье до колен, узкие плечи и глаза… Глаза, которые накрыли Игоря с головой. У него задрожали руки. «Да что происходит, черт побери?!» Девушка медленно повернулась и вышла из зала. Тареев машинально сделал шаг следом.
– Ищешь кого? – Маринка обняла Игоря за шею. – Пойдем потанцуем.
– Мне что‑то не очень… – Тареев поставил недопитый бокал на стойку, рассеянно поцеловал подругу в щеку. – Марин, я выйду на улицу, подышу.
Она удивленно хлопнула ресницами.
– Тебе плохо? Давай уедем.
– Пройдет… – Игорь потер лоб. – Если не пройдет – уедем. Я скоро.
Освободился от объятий и, на ходу закуривая сигарету, быстро направился к дверям.
Она стояла рядом с его машиной. Худенькая, угловатая, с двумя косичками. «Интересно, как ей удалось пройти фейс‑контроль? В этот клуб малолеток не пускают». Игорь докурил сигарету, растоптал каблуком, подошел к машине и, не глядя на девушку, отрывисто спросил:
– Как тебя зовут?
– Настя.
– К тебе или ко мне?
– К тебе.
– Садись.
Они молчали всю дорогу. Они встретились, что еще нужно? Могучий консьерж кинул на Настю удивленный взгляд: новая знакомая Тареева не соответствовала обычному уровню его подруг, но высказаться не посмел. Игорь провел Настю к лифту, нажал на кнопку своего этажа, а оказавшись в коридоре, кивнул на дверь.
– Сюда.
Первое слово с тех пор, как машина покинула стоянку клуба.
В обширном холле тареевской квартиры Настя нерешительно остановилась, но Игорь взял девушку за руку и молча, уверенно провел в спальню. Она не протестовала. Только попросила:
– Не включай свет.
Он подчинился, одернул потянувшуюся к выключателю руку и принялся молча раздеваться. Пиджак, сорочка, брюки… Вопреки обыкновению, Игорь не складывал одежду, а швырял ее на пол. Резко стаскивал и швырял, грубо, почти зло, словно дорогие тряпки были в чем‑то перед ним виноваты. Тареев не мог понять, что с ним происходит. Какая сила заставила его, хладнокровного и расчетливого бизнесмена, бросить любимую женщину и приехать домой с этой тощей и не очень красивой замухрышкой? Он не мог понять. Не мог объяснить. Но и не мог поступить иначе. Сердце, сорвавшееся с цепи в клубе, разрывало изнутри грудь и подсказывало, кричало: «Это она!»
Она?
Что за безумие?
А разве не безумие делает нас настоящими людьми?
Раздевшись, Игорь обернулся к девушке и замер.
Настя робко стояла около кровати. Тоненькая, хрупкая, немного угловатая. Она развязала косички, и пшеничные волосы рассыпались по узким плечам. Маленькие острые груди торчат в разные стороны, длинные пальцы закрывают треугольник волос вни‑
зу живота, а на шее бешено пульсирует крохотная жилка. Настя стояла в нескольких шагах от Игоря, свет в спальне он так и не включил, но даже в непроглядной тьме Игорь видел и сморщенные соски, и огонек в серых глазах, и крохотную, едва уловимую жилку на шее. Он видел так отчетливо, будто девушка стояла совсем рядом. Видел так, будто ее озаряло волшебное сияние. И он понял, что даже если закроет глаза, то все равно увидит каждую черточку Насти. Каждый ее волосок, каждую родинку.
И, едва ли не впервые в жизни, Игорь почувствовал робость наедине с женщиной. Молчаливая уверенность, с которой он вез Настю домой, сменилась юношеской застенчивостью, ожиданием… – нет, пониманием! – приближающегося чуда. Пониманием, что этот раз станет особенным.
– Я тебя вижу.
. Игорь откашлялся.
– Я знаю, – очень тихо ответила Настя. И улыбнулась.
Он подошел, взял ее руку и нежно, очень‑очень нежно, поцеловал тоненькие пальцы. Девушка закрыла глаза, судорожно вздохнула и прильнула к Игорю. Он понял, что дрожит. Не от возбуждения. От счастья. От волшебного ощущения слияния с женщиной. Он поцеловал каждый пальчик Насти, поцеловал пшеничные волосы и маленькие розовые ушки. Он медленно увлек ее на кровать, он гладил ее острые груди, плоский живот, узкие бедра. Он наслаждался прикосновениями к прозрачной коже и сухой сладостью ее губ. Игорь не говорил ничего, молчал, но знал, что Настя слышит стук его сердца, дрожь пальцев и шепот дыхания. Слышит и читает их, как открытую книгу. Зачем слова, если его прикосновения и ее горящие глаза говорили больше, чем тысячи признаний и многословных объяснений.
И когда он понял, что пришло время, то медленно вошел в Настю, замер, почувствовав сопротивление, но продолжил движение, стараясь быть аккуратным и нежным.
Он был первым.
У Марины имелся ключ от квартиры, и ее прекрасно знала охрана. Открыв дверь, она прошла по коридору, услышала шум воды в ванной и остановилась, тяжело прислонившись к стене. Ее переполняли обида, ярость, ненависть, но Марина ни за что бы не ворвалась за закрытую дверь, из‑за которой доносились негромкие голоса, мужской и женский. Она и без того была достаточно унижена.
Марина стояла, кусала губы и изо всех сил старалась сдержать слезы. За дверью выключили воду, и через некоторое время из ванной вышел Игорь, держа на руках худую белокурую девушку.
– Я так и думала, – хрипло произнесла Марина.
Тареев молча посмотрел на бывшую подругу. Красивая, красивая до боли. Чуть‑чуть силикона в губы и грудь, фитнес и диеты, тряпки из бутиков и коллекционные туфельки. Красивая до боли и чужая. Сейчас – чужая абсолютно. А раньше?
Марина сделала два шага и сильно ударила Игоря по шеке.
– Мерзавец! Дрянь! – Он продолжал молчать. Еще удар. Его щеки стали красными. Из ее глаз потекли злые слезы. – Какой же ты мерзавец! Отпусти эту тварь!
Игорь качнул головой, крепче прижал к себе дрожащую Настю:
– Нет.
Марина швырнула ему в лицо ключи от квартиры. Острое железо оцарапало щеку, но Тареев даже не вздрогнул. Марина плюнула в него и третий раз ударила по щеке. Он только опустил глаза. И не поднимал взгляд до тех пор, пока рыдающая Марина не исчезла за громко хлопнувшей дверью. Только после этого Игорь отнес Настю в спальню и опустил на кровать.
– Хочешь вина? Фруктов?
– Принеси, пожалуйста, воды.
– Воды?
– Из‑под крана.
Она жадно выпила целый бокал простой воды из‑под крана, забралась под одеяло и прижалась к Игорю всем телом.
– Я счастлива.
– Мы… – Он обнял узкие плечи и зарылся лицом в пшеничные волосы. – Мы счастливы, Настя. Мы.
И впервые за много лет Игорь заснул почти сразу, едва закрыв глаза. Заснул спокойным, безмятежным сном. Заснул без помощи снотворного.
Он проснулся один. Совершенно один в огромной пятикомнатной квартире. Он открыл глаза и понял, что Настя ушла. Не выскользнула в ванную или на кухню, чтобы сварить утренний кофе, а ушла, покинула его дом.
Навсегда? Вопрос напугал Игоря. Нет, разумеется, нет. Она ненадолго отлучилась. В институт или на работу. Или домой, успокоить родителей. Настя обязательно перезвонит, скажет, где они встретятся, он услышит ее голос… Но Игорь не мог ждать, не мог полагаться на случай, не мог отсчитывать мгновения тоскливого ожидания.
– Я должен найти ее, – твердо заявил Тареев своему отражению в зеркале ванной. – Немедленно.
Но как? Что он знает, кроме имени? Примерный возраст? Внешний вид? Не слишком ли мало информации, чтобы отыскать любимую в десятимиллионной Москве?
Любимую? Игорь не сразу понял, что назвал Настю любимой. Конечно, любимую! Единственную! Половинку… И застыл, забыв вытащить изо рта зубную щетку.
«Половинка. Женщина, предназначенная для меня. Кусочек меня самого».
Тареев вымыл щетку и сполоснул рот. Имел ли смысл вчерашний разговор? Встреча с психологом на пенсии: совпадение или нет? Игорь вытер лицо, аккуратно повесил полотенце на крючок и вышел из ванной. Вероятность совпадения – мизерная.
А раз так, он знал, где искать Настю.
– Игорь Александрович, от Манаяна звонили уже три раза. «ТехЭнергоЭкспорт» упал еще на девять пунктов…
– Зина, я приеду не раньше обеда. Я заболел. У меня личные проблемы. Я на важных переговорах, все понятно?
– Вы будете в обед, – слегка обиженно повторила секретарша.
– Правильно.
Тареев убрал телефон в карман, вошел в кафе и внимательно оглядел зал.
Они сидели за самым дальним столиком. Настя, все в том же дешевом платьице, и Сан Саныч, в старомодной тройке. Девушка завтракала – перед ней стояли две тарелки, с омлетом и десертом, и бокал с соком. Психолог‑пенсионер ограничился чашкой кофе. Игорь молча подошел к столу, без приглашения присел и коротко, почти враждебно, поинтересовался:
– Что все это значит?
– Я не могу обвинять тебя, Настя, – ровным голосом произнес Сан Саныч. Он проигнорировал появление Тареева и спокойно продолжал начатый до появления Игоря разговор. – Но считаю, что ты поступила неправильно.
– Мы созданы друг для друга, – ответила девушка. – Мы половинки.
И продолжила завтракать. Пирожное, дожидавшееся своего часа на второй тарелке, было надкусано, словно Насте не терпелось попробовать сладкого. А на бокале с соком Игорь заметил след губной помады.
– Ты должна думать не только о себе, – глухо проронил Сан Саныч.
Настя доела омлет, вытерла губы и только после этого сказала:
– Теперь уже ничего не исправить.
– Да, – согласился старик, – теперь уже поздно.
– Объясните, в чем дело? – угрюмо поинтересовался Тареев.
– Я не могу. – Сан Саныч вздохнул и поднялся на ноги.
– Далеко собрался?
– Игорь, он не может тебе ничего рассказать, – негромко проговорила девушка.
– Не может или не хочет?
– Не может. Ему запрещено.
– Кем?
Сан Саныч медленно побрел к выходу из кафе.
– Что происходит? – Тареев пристально посмотрел на девушку.
Она не отвела взгляд, но ответила не сразу, видимо, пыталась подобрать правильные слова:
– Игорь, я… Я не знаю, кто я и кто мои родители. У меня нет дома, нет семьи, нет документов. Единственное, что связывает меня с миром, – Сан Саныч.
Психолог на пенсии. А она? Бывшая пациентка? Или нынешняя? Тареев жестко посмотрел на девушку, на надкусанное пирожное, на испачканный красным бокал. Снова на девушку – помады на ее губах не было.
– Что ты ешь?
– То, что принес Сан Саныч. – Ее голос дрогнул. – Он ворует и кормит нас украденной едой. Ничего другого нам нельзя.
– Вас? Кого вас?
– Меня и… Нас четверо, сейчас четверо… Настя наконец решилась, собралась с духом и
заговорила быстро, торопливо, словно боясь, что Игорь поднимется и уйдет. Оборвет ее монолог. Не дослушает. Рассмеется. Она говорила быстро, но убежденно, без малейшего сомнения в словах:
– Самое сильное проклятие на Земле – материнское. Самое тяжелое, самое ужасное. Ни одна мать не должна желать вреда своему ребенку. Ни при каких обстоятельствах! Это главный закон. Вечный закон. Один из принципов мира. И если его нарушить, последствия будут страшными.
– Что за сказки? – пробормотал сбитый с толку Тареев.
– Люди делали все, чтобы забыть слова проклятой формулы. Никто, ни темные колдуны, ни ведьмы, ни шаманы, никто не рисковал связываться с этим страшным заклинанием. Материнское проклятие бьет по всем, кто к нему прикоснется, и его формула давно исключена из книг. Но иногда ее произносят. – Настя всхлипнула. – По незнанию, случайно. Я верю – случайно! Иногда, в пылу ссор, матери невольно озвучивают древнюю формулу, не понимая, что она работает! Не думая… – Губы девушки дрожали все сильнее, но она старалась не сбиваться. – Ребенка, на которого легло материнское проклятие, ждет страшная участь. Особенно некрещеного ребенка, за которого совсем некому заступиться. Проклятый родной матерью, он становится отверженным, парией.
– Настя, Настя! – Игорь потянулся и взял девушку за плечо. – О чем ты говоришь? Что за ерунда? Какие колдуны? Какая формула?
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
