ostapenko_yuliya_igry_ryadom (522881), страница 51
Текст из файла (страница 51)
Иначе где бы еще я нашел такой замечательный предлог сменить надоевшую игру на другую?.. На новую… А в эту игру неинтересно играть одному, Йев… Поиграем? Или хватит уже, пожалуй…
— Эван!
Паулина бежала ко мне через двор, спотыкаясь и путаясь в подоле. Я остановился и смотрел на нее, и мне было совсем не трудно не поднимать глаз, не искать в окнах темное страшное лицо — не трудно, почти легко.
— Что же ты… Куда ты? — выдохнула она.
— Еду. Хватит. — Я взял ее руки в свои и легонько сжал, улыбнувшись и глядя в ее широко распахнутые глаза. — Спасибо за всё, милая. Передай от меня мужу цветастые благодарности вкупе с нижайшими извинениями. Одежду я ему верну с посыльным, как только ограблю кого‑нибудь по дороге.
— По дороге куда? — в отчаянии спросила Паулина.
Это бы у Ларса спросить.
— Кто его знает. Куда‑нибудь да доберусь, — улыбаться было совсем не трудно… почти легко. — Паул…
— Что? — в голосе Паулины зазвучали подступающие рыдания, и я сжал ее руки крепче.
— Ты настоящая леди.
Ее лицо разгладилось.
— Правда?..
— Правда. — Я поколебался, потом легко коснулся губами ее лба. — Мое почтение ее милости леди Йевелин.
Я разжал пальцы, и Паулина потянулась за мной, будто не желая отпускать, но, если хорошенько подумать, какие у нее могли быть на то причины, кроме старой дружеской привязанности? Никаких, и именно поэтому я любил нашу маленькую продажную девочку.
— Что ты делала на улице Первых Пекарей? — спросил я.
И сразу пожалел об этом, потому что удар попал в цель, а она не сделала ничего, чтобы заслужить это. «За Грея», — подумал я, глядя в ее разом побелевшее лицо, и со вздохом обозвал себя неблагодарной скотиной.
— Ты настоящая леди, Паул… настоящая, — мягко улыбнувшись, еле слышно повторил я и, не оборачиваясь больше, вышел из ворот. А она, должно быть, осталась: стояла и смотрела мне в спину, белая‑белая, а выше нее у окна стояла Йевелин, тоже белая‑белая… с клочками кружева в сжатых руках… должно быть.
Должно быть — откуда мне знать наверняка?
Мне просто повезло, что я сумел отыскать тот свинарник, где провел эту ночь, я ведь даже не знал его названия, и повезло вдвойне, что Ларс оказался там. Когда я вошел, он пытался добиться от хозяйки внятного ответа на вопрос, куда меня понесло с утра пораньше. Хозяйка орала, надувая красные щеки, и я удивился, как это Ларс еще ее не убил.
— Ну что, достал коня? — спросил я, переступив порог.
Ларс обернулся. Хозяйка умолкла, тут же выпалила, ткнув в меня пальцем:
— Вот он, дружок твой! Катитесь оба отсюда, пока стражу не позвала!
Ларс двинулся ко мне, и на миг я ощутил почти непреодолимое желание сбежать. Впрочем, именно это я и делал уже в который раз, только вот Ларсу со мной, похоже, по дороге.
Я думал, он начнет язвить, но ничего подобного — пока мы шли к конюшне, Ларс не проронил ни слова. Выехали со двора мы тоже в полном молчании. Мне достался гнедой жеребец, довольно норовистый, зато резвый. Чтоб удирать — в самый раз.
По городу мы ехали всё так же молча.
— В леса, — тоном, не допускающим возражений, наконец сказал Ларс, когда городские ворота остались позади.
Я не спорил. Мне всё равно, куда бежать. Давно уже всё равно. Может быть, потому, что на самом деле бежать‑то некуда. Сейчас я не исключал мысли, что снова возглавлю арбалетчиков… если они захотят. В конце концов, это всё, что я умею. Внушать, что их игра — вовсе не игра… Это всё, что я могу.
Жалкое зрелище…
Йев, я понимаю, что нужно от тебя Безымянному Демону. Твои руки, твой змеиный смех, ужас в твоих глазах… твой огонь.
Что ему нужно от меня!
— Похоже, дождь будет, — сказал Ларс.
ГЛАВА 35
Много солнца и света. Свет не бывает черным. В этом его преимущество перед глазами, которые впитывают его в себя. Эти глаза могут быть только черными. Отныне и навсегда — только такими.
Очень тихо, и каждый шаг по гладким плиткам мостовой отдается болью в висках. Может быть, отдавался бы яростью, как раньше… когда‑то… но теперь только болью, а не идти — нельзя.
Он улыбается, его улыбка похожа на солнце и эти глаза, на эти шаги: ясная и черная, и больно в висках…
— Моя дорогая. Вы всё‑таки приехали. Я знал. Я не сомневался…
И я не сомневалась. Не сомневалась ни на миг, как я могла? Это всё, что мне осталось… теперь…
Холодные пальцы в холодных пальцах, потом — в холодных губах… в горячем рту… Когда‑нибудь он откусит их, а она только засмеется черным смехом и легонько ударит его кровоточащими обрубками по небритой щеке.
— Он скоро будет здесь… дорогая. Совсем скоро. Я так вам рад…
Она тоже рада… Она ТАК рада этому черному сиянию в его глазах. Так рада, потому что это единственное, с чем она не может ничего поделать… не правда ли?
— Вы не пожалеете…
Много солнца и света, нет ветра, нет страха. Только холодные пальцы у холодных губ и глаза, которым прощается всё.
Когда мы отбили сумбурную атаку мародеров в третий раз за прошедший день, Ларс рассвирепел. Мне нечасто доводилось видеть его в гневе, и это зрелище меня неизменно забавляло, даже сейчас, несмотря на то, что я вполне разделял его чувства.
— Проклятье! На что эти олухи рассчитывают?! Что двое вооруженных мужчин в ужасе попадают с коней при виде этой горстки ошалелых крестьян?! — заходился он.
— Они рассчитывали убить нас, Ларс, — усмехнулся я, хотя не хуже его понимал, что рассчитывать на это стали бы только полные идиоты или люди, находящиеся на грани отчаяния. Мы были конные, в полном вооружении, а их — трое, и самым грозным их оружием были вилы. Я даже немного сочувствовал им, понимая, что они идут на разбой от безысходности. Наверняка у них есть дети, а дети всегда хотят есть, мало считаясь с военной ситуацией.
— Эдак еще разок, и можно вставать тут лагерем: всё равно из‑за этих кретинов сегодня почти не продвинулись, — мрачно проговорил Ларс.
Я невольно потрогал арбалет у пояса. Пока мы ехали по королевским землям, всё было спокойно, не считая случайной стычки в трактире, где какому‑то выпивохе, до карточной партии с которым снизошел Ларс, почудилось, будто его партнер мухлюет. А может, и не почудилось, Жнец с ним — я никогда не интересовался тонкостями пагубного пристрастия Ларса. В тот раз обошлось небольшой дракой без жертв, но, когда мы выехали за пределы Аленкура, радужно‑голубое небо затянули тучи. Чем дальше мы удалялись от столицы, тем явственнее становились следы прохождения Зеленых. Здесь они и сами вели себя как партизаны, нападая на деревни и заваливая дороги, но настоящие проблемы начались позже, в Рейменсе, который держали Зеленые. И тут уж вздорный братец нашего государя разгулялся вовсю. Разграбленные поселения чередовались с выжженными полями и всё еще горящими лесами, редкий город держал ворота открытыми, а дороги были запружены войсками в зеленом и обозами беженцев. Зеленые шли к Аленкуру, на северо‑запад, мы — на восток, и пробраться к заливу, не говоря уж о Перешейке, было не таким‑то простым делом. И никакого окружного пути — весь восток заняли войска Шерваля. За время, прошедшее после отъезда из Мелодии, я поминал его «ласковыми» словами чаще, чем за всю свою жизнь, особенно когда думал о том, что собственноручно спас его поганую голову. Хотя, учитывая его сложные отношения с братом, слово «спас» тут вряд ли уместно, но тогда ведь я этого не знал.
Но так или иначе, благодаря моему импульсивному порыву — хотя, я надеялся, не только ему, ведь без Шерваля Зеленые бесчинствовали не меньше — мы с Ларсом оказались в крайне неудобном положении между молотом и наковальней: рыскающие по дорогам Зеленые, с одной стороны, и ударившееся в мародерство мирное население в лесах — с другой. Мы всё‑таки предпочли последних (благо организованных отрядов крестьяне не создавали, посему справиться с ними было просто) и пробирались на восток по лесополосе, что замедляло наше продвижение втрое. Если бы не эта игрушечная война, мы еще два дня назад были бы в Лемминувере, а при нынешнем раскладе не преодолели еще и половины пути.
Мне казалось, что Ларс злится именно из‑за нашего медленного продвижения, хотя я и не мог понять почему, а он резко возражал, когда я намекал ему на это.
Я снова коснулся приклада арбалета. Мы ехали шагом по жухлой листве: уже почти стемнело, и вероятность, что конь попадет ногой в канаву или споткнется о кочку, была слишком велика. Я считал, что риск вовсе ни к чему, но Ларс, кажется, не разделял моего мнения.
— Куда ты гонишь‑то? — решил еще раз попытаться я. — Мы и так потеряли три месяца. Неделей больше, неделей меньше…
— Да говорю же, надо прямо тут форт закладывать! — вспылил Ларс. Я посмотрел на него с удивлением. И вдруг поймал себя на мысли, что за время дороги он почти ни разу не встретился со мной взглядом. Внезапно я понял:
— Ларс, ты думаешь, я захочу вернуться? Ты поэтому так торопишься?
Он резко выпрямился, бросил на меня хмурый взгляд и тут же отвернулся. Мне вдруг стало смешно, но я не засмеялся.
— Глупо… — пробормотал он. Я был полностью согласен… только вот много ли это меняло? Говоря начистоту, разве я не думал о возвращении всё время пути? Причем упорство, с которыми я помимо воли возвращался к этим мыслям, росло прямо пропорционально расстоянию, которое отделяло меня от Йевелин… Я знал, что она права: ей нечего мне дать, и она уже забрала у меня всё, что мог дать ей я, стало быть, теперь каждый сам по себе. В следующий раз, когда Ржавый Рыцарь придет за мной, я просто скажу ему: стоп, парень, дальше нельзя. А потом мы, вероятно, усядемся у походного костра и затянем похабную песню. Ну, ту, про рыцаря и козу…
Усмехнуться этой мысли мне помешал разряд, который прошиб меня до самого затылка, когда я вдруг понял, что в тот, последний раз, когда Рыцарь пришел за мной, при этом были Йевелин, Ларс, Флейм… Я ведь понятия не имею, что случилось в замке Аннервиль после того, как я вошел в портал. И за всё то время, что мы с Ларсом преодолевали путь на восток, мне ни разу не пришло в голову спросить его об этом. Я рассказал ему почти всё, умолчав лишь про обстоятельства личного знакомства с Шервалем, но его похождениями почему‑то не интересовался.
— Что случилось, когда я исчез? — резко спросил я. К моему удивлению, Ларс понял вопрос.
— Ты об этом твоем Ржавом Рыцаре? Мне оставалось только догадываться, был ли он там, но ты драпанул так резво — не от Аннервиля же, в самом деле… Если тебя это волнует, никто не умер. Видно, он понял, что ему тебя не достать, и потерял интерес к остальным. А эта… как ее… подружка его…
— Стальная Дева?
— Если она и вернулась за Йевелин снова, то уже после того, как мы уехали из замка.
— Мы?..
Он помялся, потом неохотно сказал:
— Флейм сразу же пропала. Когда суматоха улеглась, я не смог ее найти. Ну, я и сам тогда уехал, что мне там было дальше делать? В столицу я не собирался, думал обогнуть, но как раз подошли войска Шерваля… Они перли напролом, другого пути не было.
— А Юстас?
— Не знаю. Он остался в Далланте. Может, уже ворон кормит.
Я кивнул. Худшие мои опасения не подтвердились: Рыцаря в самом деле интересует только то, что непосредственно в данный момент преграждает ему путь ко мне. Хорошо, что Флейм не оказалась у него на пути. Хорошо…
— И ты даже не догадываешься, что могло случиться с Флейм?
Понятия не имею, зачем я это спросил, и Ларс, судя по его взгляду, разделял мое недоумение.
— Нет, не догадываюсь.
И плевать мне на это, стоило тебе добавить, дружище. Разве нет? Одна ночь, или сколько их там у вас было, это еще не повод для сантиментов, верно? Только вот она ведь еще и просто хорошая девчонка, понимаешь? Ты вроде бы с этим никогда не спорил.
— Я ее видел, — сказал я, глядя прямо перед собой. В сгущающейся темноте чащоба неохотно расступающихся деревьев казалась почти непроглядной.
— Правда? — обернулся Ларс. — Когда?
— Когда переправлялся через Ренну. Она совсем немножко опоздала. — Я поежился: эх, а ведь осень уже. Вечера стали совсем холодными.
— Опоздала? — переспросил Ларс. Какого хрена он спрашивает? Ему ведь всегда плевать было на такие вещи.
А я какого хрена об этом говорю? Только остановиться почему‑то никаких сил…