ostapenko_yuliya_igry_ryadom (522881), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Наше появление было встречено достаточно бурным восторгом полусотни дворян, успевших съехаться на празднование. В основном благородное собрание состояло из грузных краснорожих рыцарей, что меня немного расстроило: мне‑то начинало казаться, что такие, как лорд Аннервиль, — больше чем случайное исключение. Были и женщины, хоть и не очень много: разодетые, разукрашенные и глуповато хихикающие под прикрытием огромных аляповатых вееров. Судя по тому, как они смотрели на нас с Ларсом, можно было заключить, что в свет они выходят редко. Местные мужчины смотрели на Флейм точно так же, что, впрочем, не доставляло ей особого удовольствия.
Господа дворяне, по обыкновению, принятому в высшем свете, после многочисленных формальностей расселись за длинным дубовым столом и принялись жрать. Слуги сбивались с ног, не успевая сменять пустеющие блюда и подливать вино, музыканты и гимнасты ненавязчиво маячили где‑то на заднем плане, тщетно пытаясь пробудить интерес к своим стараниям. Я впервые за долгое время ел много и с удовольствием, Флейм сидела слегка пришибленная, Ларс морально уничтожал пирующих своими великолепными манерами, которых он набрался в игорных домах. Чета Аннервилей расточала любезности в наш адрес, Дарла, сидевшая слева от меня, краснела, когда к ней обращался отец, белела, когда с ней заговаривала мачеха, и на протяжении всего вечера усиленно пинала меня в бедро под столом своей маленькой ножкой. Флейм, которую посадили напротив, между Ларсом и Куэйдом, быстро и сильно надравшимся, похоже, ничего не замечала, и я был несказанно этому рад.
Словом, это оказался обычный, заурядный провинциальный пир, ничем не отличавшийся от всех, которым я был свидетелем. Гости много и шумно пили, хохотали, грубо шутили и пели застольные песни, тискали партнерш по столу и швыряли обглоданные кости в музыкантов. Малышка Дарла, хватив чуток, раскраснелась и хохотала вместе со всеми, похоже, забыв о своих горестях. Лорд Аннервиль, трезвый как стеклышко, несмотря на довольно большое количество выпитого, сохранял вежливое и приятное выражение лица, был обходителен и сдержан, и я невольно подумал, что ни ему, ни его жене не место среди этой своры собак. Его жене… Да, его жене.
Среди всего этого пьяного вульгарного сброда леди Йевелин, маркиза Аннервиль, казалась ангелом, попавшим на ведьмин шабаш. Я уже говорил, что она была восхитительна. Я готов повторять это вечно: более роскошной женщины мне встречать не доводилось. Очень высокая (выше меня), белокожая, голубоглазая, с мягкими, тонкими и безупречно правильными чертами, с шикарным водопадом золотых волос. Телосложение у нее было необычное для женщины — атлетичное, сильное, хотя вполне пропорциональное. Вероятно, среди ее недалеких предков были шангриерцы. В тот вечер она облачилась в платье небесно‑голубого цвета с белым шлейфом, еще больше делавшее ее похожей на ангела. И при всем этом от ее ошеломляющей, пронзительной красоты веяло смертельным, почти могильным холодом. Когда она говорила, оставалось лишь удивляться, как из ее тонких карминовых губ не вылетают клубья ядовитого пара. Хотя, должно быть, они вылетали, просто мы их не видели. Стоило лишь раз взглянуть ей в глаза, чтобы понять: такая женщина вырвет сердце голыми руками и бросит собакам.
Тогда я еще не знал, как близка к истине эта мысль.
И вполне закономерно, что именно эта змея, обольстительно улыбаясь, попросила дорогих спасителей ее возлюбленной падчерицы немного рассказать о себе. Конечно, мы ждали подобного вопроса, но то, что его задала именно эта шикарная сучка, казалось еще более ожидаемым. Надо признать, к тому времени я уже выпил достаточно, чтобы лишиться дара связной речи и начать мямлить что‑то невразумительное. Флейм растерянно молчала. Спас положение Ларс, спокойно и детально рассказавший присутствующим легенду, которую мы наскоро придумали по дороге, прибавив еще несколько деталей, о которых мы не договаривались, но которые, вероятно, по его мнению, должны были придать истории правдоподобие. Например, он зачем‑то поведал, что мой и его отец с юных лет враждовали и лишь перед лицом смерти помирились, повелев нам, их детям, скрепить мир совместными странствиями. А Флейм, сей эталон добропорядочности и жизнелюбия (взгляды присутствующих тут же обратились на мою раскрасневшуюся от вина радость; та икнула и смущенно улыбнулась, заехав локтем в тарелку Куэйда, мрачно смотревшего в одну точку), так вот, моя дорогая сестрица была нежно любима и своим отцом (нашим с ней батюшкой), и дядей (родителем Ларса), посему путешествовала с нами как символ единения и общности помыслов.
Ларс нес всю эту галиматью до тех пор, пока гости не стали откровенно позевывать. Я слушал с умилением, отдавая должное способностям Ларса, перед которыми, пожалуй, преклонился бы даже Юстас, будь он здесь. Дарла смотрела на меня с обожанием, похоже, тронутая столь романтичной историей; Аннервиль внимал благодушно, веря каждому слову, и лишь блистательная леди Йевелин обласкивала Ларса нежным взором подколодной гадюки, очаровательно улыбаясь и каждым своим сочувственным вздохом давая понять, что поверит скорее в сказки пьяного ключника, чем в сладкое вранье Ларса. Я наблюдал за их поединком с восхищением: они оба были изящны, элегантны и отчаянно хитры, оба лгали и притворялись мастерски. На миг я подумал, что они стали бы великолепной парой. Я почти видел Ларса, сидящего за суконным столом в дорогом вечернем костюме, сжимающего в сильных чутких пальцах карты с бархатной «рубашкой», и Йевелин за стулом его партнера, в роскошном туалете, небрежно обмахивающуюся веером и то и дело касающуюся пальцем губ, лба, плеча… Двойка, девятка, валет…
В конце концов она сдалась или сделала вид, что сдалась. Лорд Аннервиль предложил немного размяться, гости ринулись на середину зала, оттеснив артистов. Музыканты заиграли что‑то ужасно чопорное, господа разбились на пары. Я волей‑неволей оказался под руку с Дарлой. Танцевать я не умею, но к этому времени гости были в таком состоянии, что умение либо неумение выводить определенные па не сильно бросалось в глаза. Я держал в руке дрожащие пальчики моей партнерши и вышагивал по мраморным плитам зала с изяществом пехотинца на строевой подготовке, чувствуя легкую дурноту от выпитого вина, мелькания сотен огней и высокого визга флейты.
— Она вас уже ненавидит, — прошептала Дарла, безумно меня осчастливив.
— Леди Йевелин? — переспросил я, бросив на маркизу быстрый взгляд. Она танцевала с Ларсом, сияюще улыбаясь. Флейм досталась Куэйду, Аннервиль танцевал с одной из дам. — За что?
— За то, что вы спасли меня! Разве не ясно? Она знает, что я всё вам рассказала. Днем она приходила ко мне и сказала, что убьет, если я или вы хоть слово скажете отцу о том, как всё было на самом деле. И теперь она боится, что вы меня не послушаете.
— А вы этого хотите? — спросил я, снова проникаясь к ней жалостью.
— Я… что вы делаете, милорд Эван? Сейчас разворот…
Называя в мыслях ее и все развороты в мире словами, которые совсем не пристало употреблять милорду, я совершил требуемую фигуру и повторил:
— Разве вы не хотите, чтобы ее злодеяния были разоблачены?
— Я не думаю, что отец поверит мне. А если и поверит, она найдет способ отомстить прежде, чем ее выдворят вон, — пояснила Дарла и уныло вздохнула: — Боюсь, единственный для меня выход — уехать отсюда…
— Почему вы все еще не замужем? — поинтересовался я. — Вам ведь уже двадцать, не правда ли?
— Отец не хочет отпускать меня от себя, — с сожалением сказала Дарла. — Я должна была выйти замуж за сэра Алистера в год, когда исчезла Миранда. Тогда отец отказал ему, и сэр Алистер женился на Флоренс Кэдрик… Отец заявил, что отдаст меня лишь за самого достойнейшего из всех достойных. А мне уже так надоело ждать того, кого он таким сочтет! Вы же понимаете, о чем я, не правда ли? — многозначительно добавила она и посмотрела на меня так, что мне захотелось ответить: «Нет, не имею ни малейшего представления!», но это, к сожалению, было бы неправдой.
— Ну вот, — снова вздохнула Дарла и крепче сжала мои пальцы, — я и надеюсь, что теперь… что отец сочтет достаточно достойным…
Музыка оборвалась за миг до того, как я был готов отбросить эту наглую маленькую ручку, обладательница которой делала мне совсем уж недвусмысленные намеки. Я раскланялся, рассыпаясь в цветастых благодарностях, и стал искать путь к бегству, прежде чем эта дурочка не принялась за старое. Такой путь нашелся быстро: пошарив глазами по залу, я не обнаружил в нем Куэйда и Флейм, еще несколько минут назад с мрачным видом танцевавших недалеко от нас.
— А где моя дорогая сестрица?! — возмущенно воскликнул я и, извинившись, отправился проверить, в порядке ли наша родовая честь.
Я вышел в галерею, соединявшую бальный зал с ближними помещениями, услышал бормотание, а затем звук пощечины. Через миг из оружейной, гневно шурша юбками маркизы, вышла Флейм. Корсет сидел на ней криво, и я понял, что еще минута, и честь рода Соммерсен была бы опозорена навек. Счастье, что у моей сестренки столь крутой нрав.
— Всё в порядке? — спросил я, придержав ее за локоть. Она отпрянула, не узнав меня в полутьме галереи, потом кивнула и с отвращением сказала:
— До чего же мерзкий тип этот Куэйд.
— Неужели хуже меня?
— Я тоже думала, что это невозможно! Что тебе там болтала эта дура?
Прямоугольник прохода в оружейную заполнился темным силуэтом. Флейм умолкла, обернулась. Я крепче сжал ее локоть, не сводя глаз с пошатывающейся фигуры.
— Иди в зал, сестрица, — процедил я.
Она молча подчинилась. Я двинулся к светлевшему проему, заложив руки за спину. Задираться я не собирался, но кое‑какие акценты считал нужным расставить.
— Не уделите ли мне несколько минут, сударь? — внезапно проговорила фигура низким хриплым голосом Куэйда Аннервиля.
— Охотно, — ответил я, ступая в оружейную. Света здесь было гораздо меньше, чем в зале. За окнами уже стемнело, и единственным источником освещения был десяток небольших факелов в тяжелых настенных держателях. Пламя бросало алые блики на отполированные поверхности клинков, развешанных по стенам. Я не очень разбираюсь в холодном оружии, больше — в арбалетах и луках, но могу судить, что коллекция маркиза внушала уважение.
Куэйд подошел к одному из ковров, снял с крюка огромный двуручный меч с инкрустированной серебром рукояткой, встал в стойку, дважды со свистом рассек воздух. Его лицо и глаза налились кровью, короткие жесткие волосы растрепались, бычью шею заливал пот. В боевой позиции, на полусогнутых ногах, с двуручником наперевес он напоминал зверя‑шангриерца из страшилок, которыми матери пугали детей во время войны, пятьдесят лет назад. Я невольно подумал, что не хотел бы встретиться с ним на поле боя.
— Взгляните, — хрипло проговорил он. — Вам нравится? Над этим работали лучшие вуртонские мастера. Ему четыреста лет.
— Впечатляет, — спокойно кивнул я.
— Хотите попробовать? — ухмыльнулся Куэйд, и его глубоко посаженные глаза недобро сверкнули из‑под густых бровей. — А я возьму вот этот… — он разжал одну руку и потянулся к не менее огромному мечу, висевшему выше, чем я мог бы дотянуться, — опять‑таки двуручнику, с узором из черепов на гарде.
— Благодарствую… — начал было я, но мой голос потонул в звоне громыхнувшей о пол стали. Наследник лорда Аннервиля стоял передо мной с двумя мечами в руках, хищно согнувшись и вызывающе скаля ровные белые зубы. Я в который раз подумал, что высший свет не для меня, и спокойно повторил:
— Благодарствую, сударь. Однако вы обратились не по адресу. Я не ценитель подобных… забав. Да и вообще, откровенно говоря, предпочитаю стрелковое оружие.
Не знаю, зачем я это сказал. Будь здесь Ларс, лететь бы мне через весь зал от его подзатыльника. Но Ларса здесь не было. Здесь никого не было, и даже гул унылого веселья из бальной залы не доносился сюда. Этот детина мог разрубить меня пополам, как свечку, и об этом узнали бы, лишь когда прислуга явилась бы стирать пыль с экспонатов коллекции хозяина.
— Стрелковое? — словно не веря, переспросил Куэйд, и по интонации я не мог понять, восхищается он или презирает меня. — Это лук, что ли?
— Арбалет. У вас случайно нет арбалета?
Ну не хватало, еще чего. А может, достать листочек и нарисовать? А ты, парень, мне его вытащишь… Ха‑ха.
— Нет, — после долгой паузы ответил Куэйд. — У отца только мечи.
— Ну, на нет и суда нет, — пожал плечами я.
Куэйд по‑прежнему смотрел на меня. Я вдруг понял, что даже с двумя мечами в бугрящихся мышцами руках он кажется беспомощным.