Irvin_Uelsh_Porno (522865), страница 26

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 26)

Что случилось с его шилом в заднице? Это, должно быть, ужасно скучно — столько лет проводить дискотеки в клубах.

— Так что, ты играешь все в том же клубе все еоссмь лет? — говорю я чуть ли не с осуждением.

— Ну, на самом деле это не один и тот же клуб, он очень изменился за эти годы. Теперь мы устраиваем фестивали, типа вот «Танцевальная долина» и «Королевский день» здесь, и «Любовный парад» в Берлине. Мы ездим по всей Европе и даже в Штаты, на Ибицу, в Майами — на танцевальные фестивали. Мартин — пиаровское лицо «Роскоши», для прессы и типа того, а я держусь в тени… по очевидным причинам.

— Ага, ну прям как я, Бегби, Второй Приз и Урод… хотя кет, Урод выпадает, с ним ты рассчитался, — опять придираюсь я. Я до сих пор удивляюсь, что он выбрал Мерфи, а не меня.

Рыжий агент Апельсин вновь поворачивается ко мне.

— Кстати, а как там Урод?

Я коротко киваю, позволяя довольному презрению обозначиться у себя на лице.

— В глубокой жопе, — говорю я. — То есть он был на чистяке до тех пор, пока не подвалили твои деньжата. Потом он затарился целой кучей наркоты. И пошел путем Томми, Мэтти и всей той толпы.

Пусть этот предатель почувствует себя виноватым. Бледная морда Рентона даже не зарумянилась, но глаза малость оттаяли.

— Что, положительный анализ?

— Ага, — говорю я, — и ты сыграл в этом немалую роль. Хорошая работа, прими мои поздравления.

— Ты уверен?

Ну вот, как будто дел у меня больше нет, кроме как беспокоиться за иммунную систему нашего солнечного мальчика. Если у него еще пока нет СПИДа, он его заслужил.

— Положительно уверен, так же положительно, как и его анализ.

Рент обдумывает это какое‑то время и наконец выдает:

— Это плохо.

Я не могу устоять перед искушением и добавляю, чтобы добить его окончательно:

— И Али тоже. Ты же знаешь, они были вместе. Британские налогоплательщики должны тебя благодарить, — саркастично замечаю я. — Устраняешь всякие отбросы общества.

Рентой выглядит немного растерянным. Ложь во спасение — так это называется, я бы не удивился, если бы у Мерфи обнаружили СПИД. Но это еще не все. Это еще самое легкое из того, что предстоит перенести нашему мальчик)' Рента. Он уже почти успокоился и теперь пытается напустить на себя безразличие.

— Грустно это. А здесь хорошо, — улыбается он, глядя на эти узкие здания, которые поддерживают друг друга, как подвыпившие гуляки. — Ебаный Лейт. Пойдем, может, в квартал красных фонарей, дернем по пивку, — предлагает он.

Мы отправляемся по пиву и, кстати, неплохо проводим время. Я вижу, что мои страшные сказочки подействовали на Рента, хотя после пива он заметно взбодрился.

— Я пытаюсь держаться на плаву и при этом не мешать жить другим, по возможности, — говорит он, глядя на группку хулиганистых молодых англичан, что проходят мимо.

Это будет охуительный день, я уже чувствую.

— Да, согласен, это тяжело. Они и вправду — наш самый главный ресурс, — говорю я, и он смотрит на меня с явным недоумением, так что я объясняю: — Мы — люди с амбициями. То есть единственные из людей, которых сейчас принимают в расчет.

Рентой вроде как собирается протестовать, но потом обдумывает это получше, смеется и хлопает меня по спине, и я понимаю, что каким‑то извращенным образом, где‑то уже за чертой, мы снова стали вроде как друзьями.

Той ночью я предпочел переночевать у Рентона, вместо того чтобы возвращаться в этот дурдом, в смысле отель. Насколько я понял, вчера приятели Рэба решили отыметь всех шлюшек поголовно, как будто они вдруг прониклись мыслью, что скоро уже возвращаться домой, и теперь только и делали, что укуривались и еблись. Сегодня они планировали поехать в Утрехт, чтобы покататься на лодках с какими‑то идиотками. Пошло все в задницу, я остаюсь здесь с Рентоном.

Рентой живет с немецкой пташкой по имени Катрин, угрюмой тощей нацистской кошечкой. У нее нет груди, но, насколько я помню, Рентой всегда таких предпочитал. Похожа на мальчишку. Всегда знал, что он пидор, просто ему не хватает смелости себе в этом признаться, так что он трахает девочек, которые похожи на мальчиков. Небось еще и в задницу, ха, удовольствие только для мужиков с маленьким членом. А эта птичка Катрин, она, наверное, худшая из них всех. Возможно. Тощие плоскогрудые девицы с полным отсутствием зада обычно довольно распущены, это как компенсация за то, что у них нет того, что нравится нам, парням. Эта холодная тевтонская корова едва ли сказала мне пару слов, даже не среагировала на мои попытки с ней пофлиртовать — чисто из вежливости. Она мне на фиг не нужна — разве что чтобы позлить Рента. Забавно за ним наблюдать. На вид — почти как европеец. Он все еще довольно худой, но уже не такая скелетина. На его веснушчатой роже наросло малость мяса. Его волосы слегка поредели и обнажили лоб: ранняя лысина — проклятие многих рыжих.

Лучший способ начать водить эту суку за нос — дать ему проникнуться ко мне доверием. Тогда он попался. А я знаю, что почем. Это не из‑за денег, а из‑за предательства. Так что я плавно подъезжаю к интересующей меня теме, когда он уже готов после очередного пива.

— Бегби считает, что ты был героем того ограбления в Лейте. — Конечно, все это — откровенное вранье. Тем более что Бегби ублюдок и его мнение мало кого волнует.

И Рентой это знает. Он не так глуп на самом деле. В том и проблема, что этот рыжий Иуда может быть кем угодно, но только не идиотом. В его глазах мелькают циничные искорки, и я понимаю, что он мне не верит.

— Что‑то я сомневаюсь, — говорит он. — У Бегби много Малахольных приятелей. Эти мальчики порвут любого — просто по приколу. А я дал им повод.

Слишком близко к правде, воришка. Интересно, а как бы отреагировал большой Лексо Сеттерингтон, бывший «партнер» Бегби, который живет сейчас в отеле в полумиле отсюда, если бы он узнал, что Рент сейчас в городе. Да, он поливал грязью Бегби, но это еще ничего не значит для таких уебков, как эти двое. Наверняка сразу бы ломанулся звонить своему драгоценному Франко, и тот примчался бы первым рейсом. Ага, он бы секунды не утерпел — сразу бросился бы звонить Бегби, мол, вот тебе адресок Рентона.

Искушение велико, но нет. Я хочу сам донести эту хорошую новость до мира. У Рентона здесь клуб, квартира, подружка. Вряд ли он куда‑то сорвется, тем более если здесь он чувствует себя в безопасности.

— Ну, может быть, — говорю я угрюмо и, сменив тон, добавляю: — Но тебе надо съездить в Эдинбург, повидаться с ребятами, — говорю я, и это при том, что я сам едва ли виделся с кем‑то из наших — из бывших наших, — с тех пор, как вернулся.

Рентой пожимает плечами.

— Да был я там несколько раз. По‑тихому, конечно.

— Йопть, а я и не знал… — Меня действительно бесит, что я ничего не знал, пока этот ублюдок спокойно мотался туда‑сюда.

Рыжая сволочь громко ржет.

— Я думал, что ты вряд ли захочешь меня увидеть.

— Да нет же, я был бы безумно рад тебя видеть, — говорю я.

— Ну, именно это я и имел в виду, — говорит он, потом добавляет, с надеждой распахнув глаза: — Я слышал, Бегби все еще сидит.

— Ага. Ему еще несколько лет осталось, — изворачиваюсь я, стараясь говорить ровным голосом. Вроде как у меня получилось.

— Ну, тогда можно и съездить, — улыбается Рентой. — В Эдинбург, в смысле.

Класс. Похоже, этот пиздюк купился. Я начинаю собой гордиться.

Позже я звоню Терри и предлагаю им с Рэбом встретиться с нами. Я подумал, что Рентой может оказаться полезным со своими музыкальными и вообще амстердамскими контактами. Я говорю ему о нашей задумке, и он, похоже, заинтересовался. Так что мы встречаемся в джаз‑кафе «Хилл‑Стрит» на Вармоэ‑страат, мы — это я, Рэб, Терри, Билли и Рент, сидим, пьем пиво, курим и болтаем. Терри и Билли смутно помнят Рентона по прежним временам, девки, диско, футбол, хуйня всякая. Терри то и дело поглядывает на него, как будто не совсем уверен. Вот ведь как: ни один уебок не доверяет мошеннику, который думает только о своей выгоде, и, черт подери, твердо уверен, что получит свое.

Рэб Биррел, который решил пропустить поездку в Утрехт, благоразумно объяснив это тем, что сломанный нос и синяки под глазами будут плохо смотреться на свадебных фотографиях, что‑то нам впаривает. Мы с Терри считаем, что Рэб — большая зануда, но он много знает, этот Биррел, так что его занудство все же терпимо. А сейчас он делает предложение, которое нам с Терри кажется сомнительным.

— Я так и не понял, почему фильм нужно снимать именно ТУТ, — говорит Терри Рэбу.

Рэб смотрит на меня, такой весь из себя серьезный.

— Ты про полицию не забывай. Такие фильмы… — он колеблется, и улыбается, когда Терри морщит губы и потирает запястья, — …ну, в общем, Терри, такие фильмы, как тот, что мы пытаемся снять, запрещены АРГТ.

— Ну хар‑рашо, мистер вумный студент, — говорит Терри, — а просвети‑ка нас, темных, что такое АРП.

Рэб кашляет и смотри на Билли, потом на Рента, как будто ища поддержки.

— Это Акт о распространении порнографии, закон, который регулирует производство и распространение порнопродукции.

Рентой молчит с загадочным выражением на лице. Рентой. Кто он такой? Что он такое? Предатель, стукач, сука, подлец, себялюбивый эгоист — он воплощает в себе все, что нужно рабочему классу, чтобы успешно интегрироваться в капитализм. И я ему даже завидую. Я, блядь, в самом деле завидую этому ублюдку, потому что он пальцем не пошевелит ни для кого, кроме себя, любимого. Я пытаюсь быть таким же, как он, но огонь — дикий, страстный итальянско‑шотландский огонь — горит во мне слишком ярко. Я наблюдаю за ним: вот он сидит и смотрит на все будто из зрительного зала — и я чувствую, как мои руки сжимают подлокотники кресла, так что костяшки пальцев белеют.

— В общем, у нас могут быть крупные неприятности с полицией, — нервно заключает Рэб.

Я смотрю на него и бодро качаю головой.

— Есть много фишек, чтобы обвести полицию вокруг паяьца. Ты не забывай: копы — это всего лишь недоразвитые долдопы.

Рэб явно сомневается. Тут вмешивается Рентой.

— Псих… э‑э… то есть Саймон. Люди становятся преступниками, потому что они растут в криминальной среде. Большинство копов начинают как противники преступников, но так как через свою работу они тесно соприкасаются с преступным миром, они волей‑неволей проникаются этой средой. Сейчас самое лучшее место для всяких ублюдков — как раз в полиции.

Биррела, похоже, это прикалывает. У него такой вид, будто он вдруг обрел родственную душу. Да, Терри прав насчет этого ублюдка. Он — тот еще пиздобол, и если ему позволить, он может часами болтать о том, живут ли кролики на Луне. Так что я вступаю в беседу, чтобы опередить Биррела и Рента, а то они как заладят — их потом не остановишь:

— Ладно, хватит уже пиздеть. Полицию я беру на себя. Все будет путем. Тут на днях все должно решиться. Я сейчас как бы там вентилирую все вопросы.

Я выхожу из бара и пытаюсь поймать сигнал на зеленой мобиле. Она по идее должна работать в Европе, но хрена с два она тут работает. Я чуть не выкидываю эту хрень в канал, но все‑таки убираю ее в карман, иду в ближайший табачный магазин, покупаю телефонную карту и звоню домой из автомата. Я чувствую сладкую дрожь, сексуальное напряжение накатывает без причины, и я звоню в «Интерфлору» и посылаю Никки дюжину красных роз и еще дюжину красных роз — для ее соседки Лорен, еще больше возбуждаясь при мысли о том, как она на это отреагирует.

— Записки не будет, — говорю я женщине на линии. Потом я звоню в полицейский участок Лейта.

— Здравствуйте. Меня зовут Саймон Уильямсон. Я владелец «Порта радости». Я хотел бы узнать результаты экспертизы конфискованных пилюль, — говорю я, доставая из кармана листок бумаги, который мне дал коп Шашлык. — Мой идентификационный номер ноль семь шесть два…

После длинной паузы извиняющийся голос на другом конце провода говорит:

— Извините, сэр, в лаборатории много заказов…

— Хорошо, — роняю я возмущенным тоном недовольного налогоплательщика и кладу трубку. Когда я приеду, первое, что я сделаю, — подам жалобу главному констеблю.

29. «…дюжина роз…»

Мы с Лорен потрясены этой посылкой; дюжина роз — каждой, кроваво‑красных, на длинных стеблях, посланы анонимно, на сопроводительных карточках — только наши имена. Лорен совсем в замешательстве, она думает, что это кто‑то из колледжа. Мы слегка подвисаем, потому что вчера напились по случаю возвращения Лорен из лона семьи в Стерлинге. Заходит Диана, наши букеты производят на нее впечатление.

— Девочки, да вы просто счастливицы, — говорит она и изображает обиженного несчастного ребенка. — Ах, а когда же и мне будет счастье? Где мой мудацкий принц на белом коне?

Лорен с каменным лицом осматривает цветы — так осторожно, как будто в них спрятана бомба.

— В магазине должны знать, кто их послал! Я сейчас позвоню и выясню, — говорит она. — Это же сексуальное домогательство!

— Остынь, — говорит Диана, — вот тот мудак в «Грушевом дереве» на прошлой неделе — это было домогательство. А это — романтика. Лучше порадуйся за себя, подружка.

Эти цветы вносят в скучные будни немного тайны, что помогает мне пережить скучные лекции в универе. Потом я возвращаюсь домой и начинаю готовиться к смене в сауне. Я хочу поменяться сменами с Джейн, и она согласна, но я не могу найти Бобби, чтобы поставить его в известность. Он, надо думать, в одной из парилок, распаривается со своими приятелями. Сегодня четверг, то есть гангстерский вечер. Так что там много‑много золотых цепей, и пот течет градом с крепких, но все же немного заплывших жирком тел. Забавно у нас получается: с понедельника по среду приходят в основном бизнесмены, в пятницу развлекаются обычные парни, в субботу — футболисты, а по четвергам — криминальные элементы.

Характеристики

Список файлов книги