Bushkov_A._Planeta_Prizrakov (522858), страница 65
Текст из файла (страница 65)
– Жил на селе лядащий мужик, звали его Васильем; семья у Василья была большая, детей куча и все один одного меньше. Баба Васильева с новины до новины ходила по миру; подросли ребятишки и те стали побираться, а Василий лежит себе на печке и дела ему нет; земелька вся у соседей; про скотину и птицу говорить нечего. Одним словом, Василий и семья его жили в крайней нищете, во всем околотке не было беднее его. Знал Василий, что на Городище клад есть, знал, что найти его можно на Светлое Христово Воскресение, между утреней и обедней, что тогда здесь горит свеча; только смелость была бы, а то и клад будет. Надоело ли Василью кирпичи на печке протирать или невтерпеж ему были слезы его хозяйки и ребятишек, но только вздумал он пойти на Городище попытать счастья, благо идти недалеко, всего версты три будет. Сказано, сделано; отправился Василий на Пасху до заутрени клад искать; подошел к Городищу, – видит свеча горит, он к ней – и что же? Возле свечи старик сидит и говорит: «бери, Васильюшка, бери, да и другим вели приходить, здесь для всех хватит». Оробел было Василий, но увидал золото и давай его в мешок класть, – наполнил мешок, да и наутек собрался; ан, не тут‑то было, старик ухватил его за руку, – не пускает да и говорит: «дай мне клятву, что каждый год будешь ездить сюда, в это время, и непременно на лошади, чтобы больше золота увезти, а не то беда будет». Недолго думавши, Василий страшно поклялся, а там старик исчез, свеча погасла и что‑то сильно охнуло… седым пришел Василий с Городища, однако, принес мешок золота, которое и закопал в своем погребе. Испугался Василий своей клятвы и скоро удавился. Соседи и семья Васильева знали, что он ходил за кладом, и догадывались, что принес он и золота, но никто не знал, где он его схоронил; сам же Василий об этом никому не сказал. Прошло несколько времени, детки его подросли и один из них, самый младший, полез зачем‑то в погреб; ступенька в лестнице обломилась, он и попал ногой под лестницу; нога вязнет, он тащит, насилу вытащил, – смотрит, образовалась яма, блестит золото… Так и нашли клад, спрятанный Васильем; но вот беда: младший сын его, что упал с лестницы и нашел клад, недели через две тоже удавился, и хотя братья его и доныне живут богато, а все‑таки народ бает, что проку из их богатства не будет; счастье в несчастье обратится. – Один мужик пришел на Городище и давай рыть, клад искать; рыл, рыл, инда пот прошиб; присел отдохнуть, – глядь, а Городище на две половины растворилось, и выходит старичок, да и говорит мужичку: «зачем ты роешь, беду на себя накликаешь; я вот тоже копал, копал, да сюда и попал; беги лучше скорей, а то товарищем мне будешь». Испугался мужик, да и давай Бог ноги, восвояси, даже и заступ забыл, а идти за ним после побоялся. Перестал с тех пор мужичок думать о кладе и теперь всем рассказывает о старике, к которому чуть‑чуть не попал в товарищи.
Есть рассказы, что были случаи: пойдет кто на Городище клад искать, да и не воротится назад, но эти случаи относились к делам давно минувших дней, когда Городище представляло озеро, и не удивительно, – попадет кладоискатель, невзначай, на такое топкое место, что и поминай как звали.
Добавим, кстати, кое‑что о кладах вообще.
Народ говорит, что теперь клады перевелись, поразобраны; в старину же кладов много было; идешь, бывало, по полю, словно из пушки ударит, – знай, что клад, да не всякому он в руки давался. Клад дается тому, кому предназначен.
– Одному страннику приснилось во сне, что такому‑то в такой‑то деревне и в таком‑то месте предназначен клад. Пришел странник в эту деревню, отыскал счастливца и указал, где найти клад. Пошли, порылись в земле и на самом деле нашли клад. Дают и страннику известную долю, но тот напрямик отказался, как ни упрашивали его. «Кому дано, тот и пользуйся», – ответил странник, – «а мне не надо!» Однако при прощаньи бабы дали ему пирог, в который запекли несколько золота. Пошел старичок, подходит к реке и просит перевозчиков перевезти его на другую сторону; те перевезли его, и он отдал им за перевоз тот пирожок, в котором запечены были деньги. Перевозчики было не брали, но странник настоял. Нечего делать, взяли они пирог и не подозревали, что в нем золото; положили пирог в шалаш, а там и позабыли про него. Долго ли, коротко ли, а прошло‑таки довольно времени, – странник возвращается обратно и просит тех же перевозчиков снова перевезти его; те перевозят и тут‑то вспомнили про пирог и вспомнили, что они его не съели, а потому поискали в шалаше и нашли пирожок; но что за чудо? пирог, словно вчера был испечен. Отдают они его старичку, тот поблагодарил и идет в ту деревню, где был раньше; заходит к мужичку, что разбогател от клада; здоровается; все ему рады, угощают чем Бог послал, а он и подает ребятишкам гостинчика, тот пирог, который дали ему перевозчики; ребятишки взяли, разломили – и вдруг посыпалось золото. Догадались бабы, что это за пирог, обо всем рассказали; удивился тогда и сам странник и сказал: «ну, детушки, кому предопределено владеть кладом, тот им и будет владеть».
Клады зарывались на известный срок; иной раз зарывали клад на сто годов, а то и на сто голов.
– Рубит малый в лесу дрова и видит: идет старичок, что‑то несет. Малый спрятался за дерево и думает: «дай погляжу, что это старик хочет делать». Притулился, смотрит, а старик подходит к большому дубу и начинает что‑то зарывать; зарывает и приговаривает: «на сто голов!» Малый был удал, догадался, что делает старик, и сам начал приговаривать; старик: «на сто голов», а малый: «лапотных». Зарыл старичок клад и ушел. Малый же принес сто лапотных голов, бросил к дубу и отрыл клад.
Когда клад отворяется, то бери деньги два раза, а в третий за ними не суйся, не то – беда будет. Попрешься за деньгами в третий раз, то тебя кто‑нибудь остановит и скажет: «сколько я сидел, теперь ты посиди!» Он выйдет, а ты останешься.
О кладах только. Теперь о других проделках чертей.
Существуют рассказы, что в ночном, т. е. во время пастьбы лошадей ночью, если один кто пасет и стережет своих лошадей, то пугает его черт или в образе собаки, зайца или же человека, но в действительность черта сами рассказчики не верят и относятся к своему видению как‑то скептически, объясняя это очень просто, что это, мол, ничто иное, как игра воображения.
Крестьянин села Богодухова Трофим Рещиков рассказывал мне, что он стерег лошадей в ночном; вдруг видит едет барин, верхом на лошади, на барине белая с широкими полями шляпа, и прямо к нему, соскакивает с верха, наваливается на него и начинает душить, – душил, пока мужичка пот не прошиб; наконец, он, еле живой, приподнялся, перекрестился, и видение исчезло. Другой крестьянин рассказывал мне, что стерег он также лошадей, в ночном, и что его лошади ни с того, ни с сего фыркнули и бросились бежать, а к нему подбегают два пса с огненными глазами, языки высунуты и красные; он все‑таки перекрестился, и собаки тотчас же исчезли, а лошадей он нашел только в пяти верстах. А вот еще рассказ про зайца: это был не заяц, а черт.
– Едет крестьянин Архип на своей лошадке, верхом, в ночное, с ним едут также на своих лошадях человек пять молодых парней; глядь, а заяц бежит через дорогу. Приехали они на свое поле, пустили лошадок, а на самих напал крепкий сон; проснулись, а лошадок нет как нет: их загнали на барский двор, знать попались они в господском хлебе. На утро управляющий приказал молодцов выпороть, – дело было в крепостное право; во всем виноват был заяц.
Был и другой подобный случай.
– Несколько мужичков везли до города барскую пшеницу. Дело было зимой; едут мужички, воза поскрипывают; глядь: заяц перебежал дорогу. «Быть худу», говорят они и призадумались. Проехали еще немного, видят, у товарища их Семена лошадь стала, ни с места; побились мужички с лошадью, ничто не берет, так и бросили товарища на волю Божью, среди дороги, искать счастья, а сами поехали, так как помочь ничем не могли, да и время‑то было господское, крепостное; всякому своя шкура была дорога, а до чужой беды дела нет. Повозился оставшийся мужичок Семен еще немного с лошадью, повозился, да и стал распрягать ее, думая бросить воз на дороге, а самому ехать до ближней деревни, хоть переночевать, а наутро, что Бог даст. Вдруг неожиданно, негаданно едет ему навстречу, порожняком, на хорошей лошади кум его, односелец Ермолай. «Куманек, милый, голубчик, не оставь, возопил мужик, дай своей лошадки, сам знаешь – дело барское, ни за что шкуру сдерут; что будет стоить, дома разочтусь». Не хотелось Ермолаю, было, давать лошади, да делать нечего, ведь родной кум‑то; хоть и почесал мужик затылок, а все‑таки дал лошадь. Перепрягли, попрощались кумовья и поехали: Семен с возом на Ермолаевой лошади в город, а Ермолай на Семеновой порожнякам восвояси. Теперь у Семена лошадь была добрая, везла хорошо, и он недалеко до города догнал своих товарищей. Было уже поздно, и мужички порешили в город не ехать, а остановиться в деревне, на постоялом дворе переночевать, а там утром, пораньше в город. Сказано, сделано; приехали на постоялый двор, отпрягли лошадок, задали им корма, а сами в хату, где потеплее. Вдруг один из товарищей Егор, мужик бедовый и сметливый, несколько раз уже поротый розгами и говорит: «а что, братцы, ведь у нас лишняя пшеница есть, хорошо бы ее сбыть, да и выпивку устроить!» – «Как так?» спрашивают товарищи. – «Да вот, как. Когда вешали ее, то я незаметно клал кирпич на „вывеску“ (место, где гири), только Семенов воз верен, а у нас у всех лишняя пшеничка есть». Разгорелись у мужичков глаза на дармовщинку, и давай они перемерять Семенов воз; перемерили меркой, а там перемерили один и из своих возов, узнали «лишок», прикинули, сколько всего будет этого «лишку»; оказалось, что пшеницы можно сбыть мер десять. Так и сделали; высыпали пшеничку в два мешочка, по пяти мер в каждый, и понесли продавать хозяину постоялого двора, но этот дает за пшеницу очень мало, тогда мужички, долго не думавши, понесли ее в другое место, где дали подороже. На вырученные деньги купили водочки, закусочки; выпили, порядочно покушали, да и спать легли, а на завтра еще осталось, чем опохмелиться. Чуть свет проснулись они и стали собираться в дорогу; лошадей напоили, сами опохмелились, рассчитались с хозяином и поехали себе с Богом, ни о чем не думая. Хозяин же постоялого двора рассердился на них, что не продали ему пшеницы, а так как он знал, кто они и откуда, знал их и бурмистр, которому впоследствии и рассказал о проделке наших приятелей. Прошло несколько времени, мужички уже успели забыть про проданную пшеницу, как вдруг призывают их сердешних на барский двор, за исключение Семена, про которого хозяин постоялого двора ничего не сказал: воз был у него верен, пшеницу не отсыпали, стало быть не виноват. И что же? Без всяких спросов и расспросов, положили, растянули приятелей да и начали подговаривать с каждым ударом розги «за пшеничку, друга, за пшеничку». Долго с тех пор помнили приятели наши, как продавать лишки; а виноват был заяц.
Тот же рассказчик говорил мне, что не дай Бог встретиться с попом, а если миновать этого нельзя, то останови попа и попроси у него благословенья, – тогда ничего. Дьякон встретится – ничего. «Еду я, говорит, на сукновальню валять сукно, смотрю, поп наш едет навстречу; мне бы остановить его, да подойти под благословенье, а я взял да и проехал мимо. Приезжаю на валяльницу, сдаю сукно, а там и ко двору. Дня через два слышу, амбар на сукновальне сгорел, а сукно мое сгорело, так и пропало».
При ходьбе и езде относительно встреч необходимо соблюдать следующие правила: если едешь по какому‑нибудь делу, то не отвечай на вопрос: «куда едешь?» закудакает кто – толку не будет. Кто с порожним встретится – лучше вернись. Собираясь в дорогу, прочти три раза следующие слова: «Помяни, Господи, деда Адама, бабу Еву, царя Давида и всю кротость его». Встретишь покойника – потерпишь неудачу.
На Святой Руси есть много охотников до всякой всячины. Встречаются нередко и охотники до перепелов; заслышит иной крик перепела где‑нибудь во ржи или в овсе, и давай бродить по зарям с сетью и перепелкой в клетке, а то с особой, для этой цели предназначенной, дудочкой, и если перепел кричит хорошо, то во что бы ни стало поймает его. Ловят перепелов непременно утренней и вечерней зарей, причем перепелка криком своим манит перепела, и последний запутывается в раскинутой сети; иной раз перепелку заменяет дудочка. Для таких охотников есть очень важное правило: ночью перепелов не ловить и сетей не расставлять; если же дожидаешься утренней зари, то лучше сосни немного, сети же ни в каком случае не расставляй, не то черт спутает ее, перепелку убьет и в тебя чем‑либо бросит.
– Был у нас на селе старик, страстный охотник до перепелов; заслышит он где‑либо крик перепела и пробродит за ним несколько десятков верст, а все‑таки непременно поймает. Пошел этот старик как‑то ловить перепелов, взял сеть, перепелку и засел в барском овсе, а чтобы не прозевать утренней зари, то он распутал, расставил сеть, поставил клетку с перепелкой, а сам только глазами моргает, о сне и не думает. Вдруг в спину старика попадает ком земли, немного спустя летит другой ком, а там третий, четвертый… Старик, не оборачиваясь, говорит: «не балуй», – ан, не тут‑то было: комья все валятся и валятся и прямиком в старикову спину. Оробел он и давай Бог ноги; сеть, перепелку с собой не захватил, забыл второпях. Наутро приходит и видит; сеть скомкана, не распутаешь; перепелка убита; старик тогда и говорит: «Сумел спутать, сумей и распутать», причем ругнул как следут черта и ушел. Через день снова приходит и видит, что сеть распутана. Подивился старик, и с тех пор шабаш ночью караулить перепелов, а придет, бывало, на поле и спит до зари; когда же зорька займется, он и расставит сеть, подманивая в нее перепела дудочкой или перепелкой.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
