Мифы народов мира II (1250008), страница 263
Текст из файла (страница 263)
С. Ю. Неклюдов.
ЭРЭКЭ-ДЖЭРЭКЭ («семьдесят разряженных девиц», «девяносто разукрашенных парней»), в якутской мифологии духи — хозяева деревьев и трав, дети хозяйки земли Ан Дархан хотун.
Н. А.
ЭСЕГЕ МАЛАН-ТЕНГРИ [«отец плешивое (лысое, широколобое) небо»], Осеге Малан бабай («отец плешивый батюшка»), в бурятской мифологии один из 55 западных (добрых) тенгри, по другим версиям, глава всех 99 тенгри. Олицетворяет ясную, солнечную погоду как одно из свойств неба. Э. М.-т. — сын Хухе Мунхе-тенгри («синего вечного неба»), выражает его волю. Согласно некоторым преданиям, Э. М.-т., до того как стать небожителем, обитал на земле. Как культурный герой он ввёл ярмо для быков, упряжь для лошадей, переселение невесты во время свадебной церемонии в дом жениха (до этого жених переходил в дом невесты). С его именем связывают отмену обычая умерщвления стариков, достигших 70 лет. По одному из мифов, Э. М.-т. спас солнце и луну, запрятанные в подземелье хозяина земли. Женат Э. М.-т. на Эхе Юрин-хатун (Эхе Юрен), имеет девять сыновей и девять дочерей (вариант: трёх сыновей и девять дочерей). Среди его сыновей — покровитель тункинских бурят Шаргай-нойон и хозяин огня Сахядай-нойон.
Исследователями высказывается мнение, что в бурятской мифологии Э. М.-т. — это обожествлённый после смерти Чингисхан, который, будучи представителем Золотого рода великих ханов, ещё при жизни почитался как сын Хухе Мунхе-тенгри, а жена Э. М.-т. Эхе Юрин-хатун — это обожествлённая шаманством жена Чингисхана Борте, имевшая почётное прозвище Эхе Юджин («мать-супруга»). Сахядай-нойон и его жена Сангалан (Са-хале) — не кто иные, как сын Чингисхана Чагатай и его жена Чанхулан, бывшие при жизни шаманами, после смерти включённые шаманством в число божеств.
Н. Л. Жуковская.
ЭСКИМОСОВ МИФОЛОГИЯ. Согласно Э. м., природа населена духами. Наиболее распространённая разновидность духов — инуа — хозяева или хранители предметов, животных, явлений природы. Инуа есть у скал, озёр, мысов и т. п. особенностей рельефа, направлений ветра, у сна и других состояний человека и животных. Инуа может принимать вид маленького человечка с деформированными чертами лица или маленькой копии того предмета или животного, духом которого он выступает. От инуа отличают тарнек — души людей и животных.
Седна верхом на тюлене. Камень. Автор — Нивиаксиак. Кейп-Дорсет (остров Баффинова земля).
Завывающий дух (Торнрак или Торнгарсоак) и его ребёнок. Камень. Автор — Киавак Кейп-Дорсет (остров Баффинова земля).
Одним из наиболее характерных и значительных персонажей Э. м. является хозяйка тюленей и других морских животных Седна. Это божество известно в разных частях эскимосского мира под разными именами. В западной Гренландии её называют Арнаркуагссак («старая женщина»), в восточной Гренландии — Имап-инуа («мать моря»), у канадских эскимосов нетсилик — Нулиаюк. Седна обитает на дне моря и повелевает всеми животными, которых она время от времени даёт людям. Если люди грешат, их грехи, как грязь, запутываются в волосах Седны, тогда она гневается, держит моржей и тюленей далеко от берега, и в эскимосских селениях наступает голод. По мифам некоторых эскимосских групп, например нетсиликов, Седна — хозяйка не только морских, но и сухопутных животных, в частности оленей карибу, а также речных рыб и птиц. У обитателей Арктического побережья Канады — медных эскимосов и эскимосов нетсилик Седна считается самым могущественным из духов. Она управляет погодой, загробным миром и др. Седна враждебна мужчинам.
Характерным персонажем эскимосов Лабрадора является Торнгарсоак, дух — хозяин морских животных, которого представляют в образе белого медведя, живущего в пещере в горах на северной оконечности Лабрадора. Согласно некоторым мифам, Торнгарсоак является хозяином не только морских животных, но и оленей карибу, созданных его женой Супергаксоак. В большинстве мифов Супергаксоак выступает не только создательницей, но и хозяйкой оленей карибу. Большое место в Э. м. занимают рассказы о многочисленных злых духах, которых азиатские эскимосы называют тугныгат, лабрадорские — торнайт, медные — торнрайт, эскимосы Аляски — тунерак. Торнайт представляют в виде антропоморфных гигантов или карликов, или людей с одной рукой и ногой, или в виде существ самых различных фантастических форм.
Заметную, хотя и меньшую, чем у индейцев, роль в Э. м. играет Ворон, выступающий как культурный герой. У эскимосов Аляски Ворон создал мужчину из бобового стручка, а из глины вылепил различных животных и вдохнул в них жизнь. Первыми он создал горных козлов, потом оленей, а уже затем женщину, ставшую женой первого мужчины. Ворон научил эскимосов, как жить на земле, как добывать пищу. Согласно мифу эскимосов острова Кадьяк, Ворон принёс в мир свет, и в тот же момент с неба упал пузырь с мужчиной и женщиной, которые создали горы, леса, море и населяющих их животных.
Лит.: Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки, М., 1974; Расмуссен К., Великий санный путь, пер. с дат., М., 1958; Токарев С. Б., Религия в истории народов мира, 2 изд., М., 1965, с. 87 — 92; Hawkes E., The Labrador Eskimo, Ottawa, 1916, p. 124—64; Jenness D., Myths and traditions from Northern Alaska, the Mackenzie Delta and Coronation Gulf, Ottawa, 1924; Rasmussen K., The Netsilik Eskimos, Cph., 1931; его же, Intellectual culture of the copper Eskimos, Cph., 1932; Gubser N., The Nunamiut Eskimos, New Haven, 1965; Oswalt W., Alaskan Eskimos, S. F.—Chi., 1967, p. 209— 21; Weyer E., The Eskimos, Hamden, 1962, p. 233—466; Sculpture, [Toronto, 1971].
Л. А. Файнберг.
ЭСФИРЬ, Есфирь (евр. Esther, греч. Еуизс), в иудаистической мифологии героиня, спасшая свой народ в эпоху владычества персидского царя Ксеркса (именуемого в Библии Артаксерксом); главный персонаж Книги Есфири, вошедшей в иудейский (ветхозаветный) канон, которая читается в праздник пурим. Иудейка Э. (её имя также было Гадасса), будучи сиротой, жила в Сузах и воспитывалась родственником Мардохеем (греч., в оригинале: Мордехай). После того как царь, разгневанный на царицу Астинь (греч. в оригинале: Вашти), отказавшуюся явиться на званый царский пир, её устранил и приказал собрать прекрасных девиц со всего царства, его выбор пал на Э., избранную им царицей. Через неё Мардохей извещает царя о готовящемся против него заговоре и тем самым спасает ему жизнь, о чём царь приказывает записать в памятной книге. Как правоверный иудей, Мардохей отказывается кланяться царскому любимцу визирю Аману, который этим уязвлён настолько, что замышляет погубить весь иудейский народ и добивается от царя рассылки по всем подвластным областям приказа о поголовном его истреблении. Мардохей взывает о помощи к Э., и та после трёхдневного поста и молитвы незванной является к царю (за что ей грозит смертная казнь). Однако царь проявляет к ней милость и обещает исполнить любое её желание, но Э. ограничивается приглашением его вместе с Аманом к себе на пир. На пиру царь повторяет своё обещание, но она лишь снова зовёт их к себе назавтра. Аман, исполненный гордости, решает просить царя повесить Мардохея и готовит виселицу вышиной в пятьдесят локтей. В эту ночь царю не спится, и он приказывает читать ему памятную книгу. Прочитав о разоблачении заговора Мардохеем, царь решает почтить его и наутро приказывает Аману провести его по городу в царском облачении и верхом на царском коне.
Вечером на пиру Э. открывает своё желание, прося царя пощадить её вместе с её народом, и объявляет Амана своим врагом. Царь в гневе выходит в сад, а Аман припадает к ложу Э., моля её о заступничестве; увидев это, вернувшийся царь решает, что тот насилует царицу. Амана вешают на виселице, уготованной им Мардохею, который занимает его место при дворе и рассылает по областям письма, отменяющие избиение иудеев, а дни, когда оно было назначено, объявляются праздником пурим («днем празднества и веселья») (Есф. 9, 17). Приурочение изложенных событий к празднику пурим (неясного происхождения) объясняется тем, что Аман, выбирая день для истребления иудеев, бросал жребий — пур (Есф. 9, 24—26; ср. 3, 7).
М. Б. Мейлах.
Образ Э. получил отражение в живописи (Микеланджело, Я. Тинторетто, Рембрандт, П. Веронезе, П. П. Рубенс, К. Лоррен и др.), литературе (Ж. Расин, Лопе де Вега и др.), музыкально-драматическом искусстве.
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЕ МИФЫ (от др.-греч. Эучбфпт, «последний»), мифы о предстоящем конце мира. В противоположность большей части мифов, повествующих о важнейших событиях прошлого — времени мифологического, Э. м. содержат пророчества о будущем конце света. Космогонические и этиологические мифы составляли главное содержание архаичных мифологий; Э. м. отсутствовали у народов, сохранявших первобытный уклад жизни и культуру. Для архаичных мифологий характерно представление о катастрофе, отделяющей мифические времена от настоящего: о потопе, пожаре, гибели поколения великанов (нартов, онаров и т. п.), обитавших на земле до появления человечества. Не будучи собственно эсхатологическими, эти мифы допускали возможность мировых катастроф. Вместе с тем представления о гибели мира подготавливаются в архаичных мифологиях календарными мифами о смерти и воскресении природы, о силах хаоса, злых духах и чудовищах, угрожающих существованию космоса (в чем усматривается один из факторов формирования этического учения о борьбе добра и зла), а также мифами о смерти и загробном мире. К календарным мифам восходят, по-видимому, представления о космических циклах — периодах становления и гибели мира, известных уже архаичным мифологиям.
Более актуальными для человечества были Э. м. науа, ацтеков и др. (см. в ст. Индейцев Центральной Америки мифология) о циклических эпохах четырёх солнц: гибель солнца, воплощения стабильности космоса, означала конец мира, поэтому силы солнца и богов необходимо было поддерживать регулярными кровавыми жертвоприношениями, призванными отсрочить очередную катастрофу, землетрясение и голод, от которых погибнут люди. Здесь, как и в первобытном обществе, ритуал оказывается средством гармонизации жизни вселенной и человечества, гарантом их долговечности.
Этическая оценка мировой катастрофы прослеживается в эсхатологизированной германо-скандинавской мифологии, отражавшей в поздний период своего развития гибель родовых устоев. Эсхатологическое «Прорицание вёльвы» повествует о клятвах, попранных самими богами; и на земле в последний век «бурь и мечей» братья станут убивать друг друга из корысти, близкие родичи погибнут в распрях и т. д., пока не наступит день «судьбы богов» (см. Рагнарёк).
Наиболее последовательное представление о космических циклах гибели и обновления мира даёт индуистская мифология: вселенная погибает (пралая — гибель мира и богов), когда засыпает Брахма и наступает его ночь; с наступлением дня бог вновь творит вселенную. Однако индуистской мифологии, особенно на позднем этапе её развития, присущи и представления о постепенном упадке добродетели людей от критаюги — золотого века — до современной калиюги, во время которой возобладает порок, в мире сохранится лишь четверть дхармы, смешаются варны, прекратятся религиозные обряды, править будут жестокие чужеземцы, и которая завершится гибелью мира в огне, поднявшемся со дна океана. С этими эсхатологическими мотивами связано и представление о грядущем судии и спасителе человечества Калкине. Однако цикличность гибели и обновления вселенной лишает эсхатологию конечного смысла: показательно, что вселенная мыслится в позднем индуизме вообще как результат игры бога Вишну.
Известную аналогию индуистскому учению о югах представляет античная концепция смены четырёх веков (Гесиод, Овидий). См. в ст. Золотой век.
Представления о полной подчинённости судеб человечества безличным космическим циклам, равно как и о включённости рода и индивида во вселенский процесс обновления через смерть, были нарушены социальными сдвигами, кризисом архаичных устоев с возникновением огромных империй, подчинением общины и человека деспотической власти, чувством социальной нестабильности, которая, согласно Э. м., угрожала и стабильности космоса. Поиски выхода из безразличного к людским судьбам вселенского кругооборота вели в иной внеприродный мир, были направлены на обретение сверхчувственного состояния — буддийской нирваны, или на достижение вечного блаженства в загробном мире, как в египетской мифологии. В связи с обостряющимся чувством преходящести бытия и историчности мира актуализировались и Э. м. Архаичное стремление укрепить стабильность космоса ритуальными средствами сменяется напряженным ожиданием окончательной вселенской катастрофы, призванной принести избавление от бед этого мира. Особой завершённости этот процесс достиг в иранской мифологии. Иранские Э. м. повлияли на развитие аналогичных сюжетов в иудаистической мифологии и христианской мифологии. Христианская апокалиптика унаследовала мессианские идеи иудаизма, но преодолела его национальную ограниченность. Ожидание спасения становилось всё более настойчивым среди разнонациональных угнетённых низов Римской империи.