Мифы народов мира I (1250007), страница 11
Текст из файла (страница 11)
В мифах фигурируют обычно не одна, а несколько «матерей», иногда две сестры или мать с дочерью. Эти сказания и соответствующий им ритуал связываются с одной из «половин» (фратрий) племени, что допускает и предположение о частичном генезисе образов матерей из представлений о фратриальных прародительницах.
У юленгоров, живущих в Арнемленде, мифическими предками являются сестры Джункгова, приплывающие с севера по ими самими созданному морю. В лодке они привозят различные тотемы, которые развешивают для просушки на деревьях. Затем тотемы помещаются в рабочие сумки и во время странствий прячутся в различные места. Из тотемов появляются десять детей, сначала лишённых пола. Затем спрятанные в траву становятся мужчинами, а спрятанные в песок — женщинами. Они делают для своих потомков палки-копалки, пояса из перьев и другие украшения, вводят употребление огня, создают солнце, учат потреблять определённые виды пищи, дают им оружие, магические средства, обучают тотемическим танцам и вводят обряд посвящения юношей. Хранительницами ритуальных секретов, по этому мифу, являются сначала женщины, но мужчины отнимают у них свои тотемы и секреты, а прародительниц отгоняют пением. Прародительницы продолжают путь, образуя рельеф местности, новые кормовые территории и родовые группы людей. Вновь достигнув моря на западе, они отправляются на острова, которые перед тем возникли из вшей, сброшенных прародительницами со своих тел. Спустя много времени после исчезновения Джункгова на западе появляются две другие сестры, родившиеся в тени за садящимся солнцем. Они завершают дело своих предшественниц, устанавливают брачные классы и вводят ритуал великой матери — Гунапипи (Кунапипи), в котором частично инсценируются их деяния. Сестры обосновываются в определённом месте, строят хижину, собирают пищу. Одна из них рождает ребёнка. Сестры пытаются варить ямс, улиток и другую пищу, но растения и животные оживают и выпрыгивают из огня, начинается дождь. Сестры пытаются танцами отогнать дождь и страшного змея-радугу, который приближается к ним и проглатывает сначала тотемных животных и растения («пищу» сестёр), а затем — обеих женщин и ребёнка. Находясь в брюхе змея, сестры мучают его. Змей выплёвывает сестёр. При этом ребёнок оживает от укуса муравьев.
Сестры Ваувалук (так их называют юленгоры и некоторые другие племена) представляют собой своеобразный вариант тех же матерей-прародительниц, воплощающих плодородие. В образе змея-радуги, широко известном на большей части территории Австралии, объединяются представления о духе воды, змее-чудовище (зародыш представления о «драконе»), магическом кристалле (в нём отражается радужный спектр), употребляемом колдунами. Проглатывание и выплёвывание змеем людей связано (как и у других народов) с обрядом инициации (символика временной смерти, обновления). Р. М. Берндт находит в проглатывании змеем сестёр также эротическую символику, связанную с магией плодородия.
В одном из мифов племени муринбата (и в соответствующем ритуале) старуха Мутинга сама проглатывает детей, которых ей доверили ушедшие на поиски пищи родители. После смерти старухи детей живыми освобождают из её чрева. У племенной группы мара имеется сказание о мифической матери, убивающей и съедающей мужчин, привлечённых красотой её дочерей. Такой облик, казалось бы, мало согласуется с традиционным мифологическим представлением о могучей прародительнице. Однако не только у австралийцев, но и у других народов (напр., у индейцев квакиютль; по материалам Ф. Боаса) миф о злой старухе-людоедке связан с представлением о посвящении юношей в полноправные члены племени (у австралийцев) или мужского союза (у индейцев).
В некоторых мифах змей-радуга сопровождает большую мать в её странствиях. У муринбата радужный змей под именем Кунмангур сам выступает предком, отцом отца одной и отцом матери другой «половины» племени. Он делает всех людей и продолжает следить за ними. Сын Кунмангура насилует своих сестёр, а затем смертельно ранит отца. Кунмангур странствует в поисках тихого места, где бы он мог исцелиться. В отчаянии он собирает весь огонь, принадлежавший людям, и, бросая в море, тушит его. Другой мифический персонаж вновь добывает огонь (идея обновления). Мифы о радужном змее и матерях-прародительницах тесно связаны со сложной обрядовой мистерией, устраиваемой до начала дождливого сезона в честь матери-земли Кунапипи, воплощающей плодородие.
Образ племенного «великого отца» у юго-восточных племён, хорошо изученных ещё А. Хауиттом, выводится С. А. Токаревым из несколько более примитивных образов — олицетворения неба (типа Алтьира у аранда), тотема фратрии, культурного героя, патрона инициации и духа-страшилища, превращающего мальчиков во взрослых мужчин (в него верят только непосвящённые), в которых имеется зародыш представления о боге-творце. Почти все они фигурируют в качестве великих предков и учителей людей, живших на земле и впоследствии перенесённых на небо.
Великий отец Бунджиль у племени кулин рисуется старым племенным вождём, женатым на двух представительницах тотема чёрных лебедей. Само имя его означает «клинохвостый орёл» и одновременно служит обозначением одной из двух фратрий (вторая Ваанг, т. е. ворон). Бунджиль изображается создателем земли, деревьев и людей. Он согревает своими руками солнце, солнце согревает землю, из земли выходят люди и начинают танцевать ритуальный танец корробори. Таким образом, в Бунджиле преобладают черты фратриального предка — демиурга — культурного героя. У племён юго-восточного побережья (юин и других) высшим существом считается Дарамулун, у камиларои, вирадьюри и юалайи Дарамулун занимает подчинённое положение по отношению к Байаме. Согласно некоторым мифам, Дарамулун вместе со своей матерью (эму) насадил деревья, дал людям законы и научил их обрядам инициации (во время этих обрядов на земле или на коре рисуют Дарамулуна, звук гуделки символизирует его голос, он воспринимается как дух, превращающий мальчиков в мужчин).
Имя Байаме на языке камиларои связано с глаголом «делать» (по Хауитту), что как бы соответствует представлению о демиурге и культурном герое. У. Мэтью связывает этимологию этого имени с представлением о семени человека и животного, а К. Лангло-Паркер утверждает, что на языке юалайи это имя понимается только в значении «великий»; юалайи говорят о «времени байаме» в том же смысле, как аранда об «эпохе сновидений». В стародавние времена, когда на земле жили только звери и птицы, с северо-востока пришёл Байаме с двумя своими жёнами и создал людей частью из дерева и глины, частью превратив в них зверей, дал им законы и обычаи (конечная мотивировка всего — «так сказал Байаме»). Мэтью приводит миф вирадьюри и вонгабои о том, что Байаме вышел в странствие в поисках дикого мёда вслед за пчелой, к ноге которой он привязал птичье перо (ср.: важнейшее «культурное» деяние сканд. Одина — добывание священного мёда). У целого ряда племён Байаме является средоточием всех посвятительных обрядов, главным «учителем» новичков, проходящих суровые посвятительные испытания.
Лит.: Народы Австралии и Океании, М., 1956; Мифы и сказки Австралии. Собраны К. Лангло-Паркер, пер с англ., М., 1965; Ранние формы искусства, М„ 1972; Meлетинский Е. М., Поэтика мифа, М., 1976, с. 236 — 44; Strehlоw С, Die Aranda- und Loritja-Stдmme in Zentral-Australien, Tl 1 — 3, Fr./M., 1907 — 10; Spencer В., Gillen F. J., The Arunta, a study of a stone age people, v. ,1, L., 1927; Strehlow T. G. H., Aranda traditions, Melbourne, 1947; З п witt A. W., The native tribes of South-East Australia, L., 1904; McConnel U., Myths of the Munkan, Melbourne, 1957; Radkli-ffe-Brown A. R., The rainbow serpent myth in Australia, «Journal of the Royal anthropological Institute of Great Britain and Ireland», 1926, v. 56; Berndt R. M., Kunapipi. A study of an Australian aboriginal religious cult, Melbourne, 1951; Berndt R. M., Djan-ggawul, Melbourne, 1949; Stanner W. Е. H., The dreaming, в кн.: Australian signpost, Melbourne, 1958, p. 51 — 65; Stanner W. Е. H., On aboriginal religion, Sydney, [1964]; Songs of songmen. Aboriginal myths retold by W. E. Harney and A. P. Elkin, Melbourne—L., 1949.
E. M. Мелетинский.
АВТОЛИК (Бхфьлхкпт), в греческой мифологии ловкий разбойник, обитавший на Парнасе, «самый вороватый из людей», отец Антиклеи — матери Одиссея (Hom. Od. XIX 395 след.). А. получил от своего отца Гермеса дар плутовства, способность становиться невидимым или принимать любой образ. Имя А. означает по-гречески «сам волк» или «олицетворение волка», что указывает на тотемные корни образа А. Автолик похитил стада Сисифа, последний уличил его и в наказание обесчестил его дочь Антиклею, которая вскоре была выдана замуж за Лаэрта. Этим рассказом киклики и затем трагики связали трёх величайших мифических хитрецов: А., Сисифа и Одиссея; последний оказывался сыном Сисифа и внуком A. (Soph. Ai. 190; Soph. Philoct. 417; Ovid. Met. XIII 31). A. считали искусным в борьбе; он обучил борьбе Геракла (Apollod. II 4,9).
М. А.
АВТОМЕДОНТ (БхфпмЭдщн), в греческой мифологии воин из рати Ахилла. После гибели Патрокла ему удалось спасти колесницу Ахилла (Hom. Il. XVI 864—867), которой он управлял во время дальнейших сражений; А. За тем продолжал служить сыну Ахилла Неоптолему. Имя А. в римское время стало нарицательным для обозначения искусного возницы.
В. Я.
АГАВА ('Бгбэз, ўгЬвз), в греческой мифологии дочь Кадма и Гармонии, мать Пенфея. Когда фиванские женщины, охваченные вакхическим экстазом, справляли празднество в честь Диониса на лесистых склонах горы Киферон, А. оказалась в числе их предводительниц и в состоянии исступления одной из первых набросилась на схваченного вакханками и принятого ими за львёнка Пенфея, которого они разорвали на части. Насадив оторванную голову сына на тирс (остроконечная палка, увитая плющом), А. с ликованием возвратилась в Фивы и испытала ужасное потрясение, когда наступило отрезвление. Сцена возвращения А. с головой Пенфея, изображённая Еврипидом в трагедии «Вакханки», пользовалась большой популярностью у античных зрителей.
В. Я.
АГАМЕД (БгбмЮьзт), в греческой мифологии беотийский герой, сын орхоменского царя Эргина, знаменитый строитель, соорудивший вместе с братом Трофонием Дельфийский храм, святилище Посейдона в Мантинее, сокровищницы царей Авгия (в Элиде) и Гириэя (в Беотии). Одну из этих сокровищниц А. ограбил, за что поплатился жизнью (Paus. IX 37,4 след.).
М. А.
Вакханки убивают Пенфея. Фреска из дома Веттиев в Помпеях. 1 в. н. э.
АГАМЕМНОН (БгбмЭмнщн), в греческой мифологии сын Атрея и Аэропы, предводитель греческого войска во время Троянской войны. После убийства Атрея Эгисфом А. и Менелай вынуждены были бежать в Этолию, но царь Спарты Тиндарей, пойдя походом на Микены, заставил Фиеста уступить власть сыновьям Атрея. А. стал царём в Микенах (которые античная традиция часто отождествляет с соседним Аргосом) и женился на дочери Тиндарея Клитеместре. От этого брака А. имел трёх дочерей и сына Ореста. Когда Парис похитил Елену и все её бывшие женихи объединились в походе против Трои, А., как старший брат Менелая и наиболее могущественный из греческих царей, был избран главой всей рати. «Илиада» изображает А. доблестным воином (описание его подвигов даётся в 11-й кн.), но не скрывает его высокомерия и неуступчивости; именно эти свойства характера А. являются при чиной многих бедствий для греков. Убив однажды на охоте лань, А. похвалялся, что такому выстрелу могла бы позавидовать Артемида; богиня разгневалась и лишила греческий флот попутного ветра. Греки долго не могли выйти из Авлиды (пока А. не принёс в жертву богине свою дочь Ифигению; этим фактом греческая традиция объясняет вражду Клитеместры к мужу) (Apollod. epit. III 21 след.). Захватив в плен во время одного из набегов на окрестности Трои Хрисеиду, А. отказывается вернуть её за большой выкуп отцу Хрису, жрецу Аполлона, и бог, вняв мольбам Хриса, насылает на греческое войско моровую язву. Когда выясняется истинная причина бедствия и Ахилл требует от А. возвращения Хрисеиды её отцу, А. отбирает у Ахилла его пленницу Брисеиду, что приводит к длительному самоустранению оскорблённого Ахилла от боёв и к тяжёлым поражениям греков (Нот. И. I 8—427; IX 9—692). О дальнейшей судьбе А. повествовали не дошедшие до нас эпическая поэма «Возвращения» (7 в. до н. э.) и «Орестея» Стесихора. После взятия Трои А., получив огромную добычу и Кассандру, возвратился на родину, где его ждала гибель в собственном доме; по более древней версии мифа, он пал во время пира от руки Эгисфа, успевшего за время отсутствия А. обольстить Клитеместру (Hom. Od. III 248— 275; IV 524—537). Начиная с середины 6 в. до н. э. на первое место выдвигалась сама Клитеместра: встретив А. с лицемерной радостью, она затем в ванне набросила на него тяжёлое покрывало и нанесла три смертельных удара (Aeschyl. Agam. 855—1576). Сказочное богатство А. и его выдающееся положение среди греческих вождей, о которых говорится в мифе, отражают возвышение исторических Микен в 14—12 вв. до н. э. и их господствующую роль среди ранних государств Пелопоннеса. Сохранившийся ритуальный эпитет «Зевс-Агамемнон» показывает, что А., вероятно, был первоначально одним из тех полубожественных героев-покровителей своего племени, чьи функции с образованием олимпийского пантеона перешли к Зевсу.
В. Н. Ярхо.
Из драматических произведений античности, посвященных убийству А., сохранились трагедии «А.» Эсхила (первая часть трилогии «Орестея») и Сенеки. Сюжет разрабатывался в европейской драматургии с 16 в. (Г. Сакс, Т. Деккер и др.). Интерес к мифу пробудился вновь во 2-й половине 18 в. (трагедии «А.» В. Альфьери, Л. Ж. Н. Лемерсье и др.). В 19—20 вв. сюжет лёг в основу около 30 трагедий, драматической тетралогии Г. Гауптмана («Ифигения в Дельфах», «Ифигения в Авлиде», «Смерть А.», «Электра»).
В античном изобразительном искусстве А. — второстепенный персонаж в многофигурных композициях (метопы северной стороны Парфенона и др.). Убийство А. нашло воплощение в росписи ряда греческих ваз и в рельефах нескольких этрусских погребальных Урн.
В европейском музыкально-драматическом искусстве сюжет смерти А. лёг в основу либретто ряда опер 18— 20 вв. («Клитеместра» Н. Пиччини; «Клитеместра» Н. Цингарелли; «А.» Д. Тревеса; оперная трилогия «Орестея» С. И. Танеева; «Орестея» Ф. Вейнгартнера; «Орестея» Д. Мийо;
Изгнание Агари. Картина К. Лоррена. 1668. Мюнхен, Старая пинакотека.
«Клитеместра» Р. Прохазки; «А.» Д. Куклина; «Клитеместра» И. Пиццетти и др.) и кантат («Клитеместра» Л. Керубини и др.).
АГАРЬ (евр. hдgдr, ср. этнич. обозначение араб, номадов hagerоm или hagericim, «агаряне», а также глагол hдgar, «отвращаться», «откочёвывать», «бежать», откуда араб, nigra, «бегство»), в ветхозаветных преданиях египтянка, рабыня Сарры и наложница Авраама. Бездетная Сарра, поступая в соответствии с обычаем (известен из северомесопотамских документов середины 2-го тыс. до н. э.; ср. также поведение Рахили и Лии, Быт. 30), сама предлагает, чтобы её муж «вошёл» к А., с намерением усыновить зачатое дитя (Быт. 16, 2). Однако ещё во время беременности А. между ней и госпожой начинаются конфликты, и А. бежит (ср. этимологию её имени) в пустыню, где ангел Яхве велит ей вернуться, обещая, что у неё родится воинственный сын Измаил; это обещание сбывается (16, 4—16). После рождения у Сарры и Авраама сына Исаака на патриархальном торжестве в день, когда его отняли от груди, старая рознь между госпожой и служанкой (осложнённая правовой коллизией между первородством Измаила и законнорожденностью Исаака) вспыхивает с новой силой (21, 9—10); А. на руках с Измаилом вынуждена уйти в изгнание, предвосхищая удел номадов. Однако бог хранит и утешает изгнанников: когда им в пустыне угрожает смерть от жажды, он указывает А. на колодец и спасает от смерти А. с сыном (21, 15—19). Позднейшие легенды разукрасили этот простой сюжет, сделав из А. дочь фараона, преувеличивая — в соответствии с позднейшими религиозными идеалами — то святость А., то, напротив, её неискренность в вере, изобретая колоритные новеллистические подробности её ссор с Саррой (талмудический комментарий к книге Бытия — «Берешит рабба» 45; 53).