Диссертация (1137640), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Право, тем самым, не имеет отношения к кантовскойконцепции трансцендентальной свободы как полной независимости разума отчувственности.«Вопрос о том, как оправдать внешнее принуждение свободного существа, –говорит Гайзман, – напрашивается лишь потому, что приводит к парадоксу, когдаимеютввидупринуждение(Zwang)внутренней(нравственной)свободы.Применительно к свободе во внешних отношениях между людьми идея оправданногопринуждения есть (юридический) трюизм; она непосредственно вытекает из понятияправа». 40 Ведь свобода как «независимость от принуждающего произволения другого»неизбежно предполагает возможность ограничивать это чужое произволение, т.е.возможность внешнего принуждения.
Без всеобщего полномочия принуждать не моглобы быть никакой всеобщей свободы во внешних отношениях между людьми. Такимобразом, нет никакой проблемы «морального оправдания» правового принуждения.Наоборот, принуждение морально постольку, поскольку основано на праве. 41Гайзман заключает, что кантовский «правовой закон» (das Rechtgesetz), не основанни на (этическом) категорическом императиве (см.
ниже, например, Bahnam 2003,Соловьев 1992, 2005), ни на «основополагающем законе нравственности» (см. Kersting1984). Он является отдельным основоположением чистого практического разума, «путьк которому ведет не от нравственной свободы, а от свободы вообще, через внешнююсвободу к внешнему принуждению». 4238Ibid.
S. 5.Ibid. S. 6.40Ibid. S. 39.41Ibid. S. 40-41.42Ibid. S. 39.3920Большая заслуга Гайзмана в том, что он подчеркивает, что правовые акты нетребуют этического оправдания, а должны быть оправданы тем, что их санкционируетаприорный закон права. Как будет видно из дальнейшего изложения, немалая путаницав современном кантоведении вызвана тем, что многие исследователи считают чем-тосамим собой разумеющимся, что проблема обоснования права сводится к проблеме егооправдания с точки зрения этики. Если бы это действительно было так, Канту непонадобилось бы говорить о «метафизических первоначалах учения о праве».Достаточно было бы показать каким образом необходимость положительного праваследует из принципов этики.Однако серьезная ошибка Гайзмана в том, что он делает именно то, от чего Кантпредостерегает во «Введении в метафизику нравов»: 43 он дает эмпирические посуществу определения свободы (как внешней, так и внутренней).
В результате,гайзмановское понимание внешней и практической свободы сводится к тому, что Кантназывает в «Критике практического разума» эмпирической или психологическойсвободой: к состоянию, когда непосредственная причина, действующая на тело,находится внутри этого тела (в сугубо пространственном смысле), а не вне его. Вслучае живых существ такое имеет место, например, когда непосредственной причинойпоступка является представление разума. Такая свобода, является, на деле, случаеместественной каузальности, и существо свободное только в этом смысле, подчиненотолько законам природы. Как пишет Кант, «когда рассматривают вопрос о свободе,которая должна лежать в основе всех моральных законов и сообразной имвменяемости, важно вовсе не то, определяется ли причинность по закону природыопределяющими основаниями, лежащими всубъекте или лежащими вне его, инеобходима ли она в первом случае по инстинкту или в силу определяющих оснований,мыслимых разумом; если эти определяющиепредставления <…> имеют основаниесвоего бытия во времени», то они «не оставляют никакой трансцендентальнойсвободы», без которой «невозможен никакой моральный закон, никакое вменение поэтому закону».
44 Таким образом, если причина поступка не рассматривается какумопостигаемая, то мы неизбежно имеем дело с эмпирическим понятием свободы, накотором никакой чистой практической философии построить нельзя. То, чтокаузальность поступка опосредована представлениями разума, на что так упираетГайзман, никакого значения не имеет.
«Если бы свобода нашей воли была только как4344см. Метафизические первоначала учения о праве. С. 77-79.Критика практического разума. С. 541; первый курсив мой.21automaton spirituale, – говорит Кант, – то в сущно сти она была бы не лучше сво бо дыприспособления для вращения вертела». 45Гайзман утверждает, что правовой закон тоже (наряду с категорическимимперативом) является законом чистого практического разума. «Что касаетсятребуемой разумной необходимости, - говорит он, - то она непосредственно заключенав полученном посредством чистого разума положении, что внешняя свобода в условияхнеизбежногопространственно-временногососуществованиясубъектовможетмыслиться только как определенная по всеобщим законам, а значит: только какправовая свобода». 46 Как я покажу в главе 4, свобода во внешних отношениях междулюдьми действительно должна мыслиться как определенная по всеобщим законам;однако лишь в том случае, если речь идет об умопостигаемой свободе, еслирассматривая как проявления свободы эмпирические поступки и максимы, мы, тем неменее, предполагаем, что они являются следствиями умопостигаемой причины(возможность рассматривать явления в опыте таким образом была доказана в«Антиномии чистого разума»).
Однако если понимать внешнюю свободу так, как еепонимает Гайзман, то совершенно непонятно, почему ее надо мыслить определеннойпо всеобщим законам. Ведь даваемое им определение внешней свободы непредполагает, что практический разум чист (т.е. что волю, в конечном счете,определяет именно разум, а не что-нибудь, относящееся к чувственности). Такимобразом, утверждение Гайзмана, что свобода во внешних отношениях между людьмиявляется идеей чистого практического разума, остается голословным.
Сугубо жеэмпирическое понятие свободы не предполагает, что эта свобода должна бытьорганизована по какому-то всеобщему закону (кроме законов природы).Телеологическое понимание«Телеологическое понимание» состоит в том, что право существует ради целей,диктуемых этикой. Как и в случае «тезиса о независимости», сторонники«телеологического понимания» не составляют никакой школы или движения. Скорее,это удобный заголовок, объединяющий ряд авторов с разными позициями, имеющими,тем не менее, существенную общую черту: согласно им, право и этика связаны каксредство и цель. Встречается точка зрения, что по Канту перед позитивным правомнепосредственно стоит задача реализовать часть из того, что должно (soll) быть.Приблизительно такая точка зрения выражена у Г.
Каваллара: «разделение4546Там же. С. 543.Geismann G. Kant und kein Ende. Bd. 2 // Studien zur Rechtsphilosophie. – Würzburg, 2010. S. 88.22моральности и легальности дает Канту шанс “спасти” свою философию истории с ееконцепцией прогресса. Хотя подлинно моральный прогресс, т. е. такой, которыйкасается образа мыслей, остается крайне маловероятным, тем не менее, сохраняетсявозможность прогресса в том, что касается юридической легальности, во “внешнем …свободном использовании” нашего произволения». 47 Таким образом, право некоторымобразом служит заявленному в «Идее всеобщей истории» прогрессу разума.П. Рили, один из главных защитников телеологического понимания ванглоязычном кантоведении, пишет: «Если нет ничего доброго без ограничения, кромеодной только доброй воли, т.е. моральности, то политика и правовая справедливость немогут не играть инструментальную роль по отношению к возможности доброй воли».
48И они, говорит Рили, действительно играют такую роль. Дело в том, что, согласноКанту, «всякое ослабление препятствий к деятельности уже есть содействие этойдеятельности». 49 Например, счастье само по себе не является долгом, но стремление ксчастью может рассматриваться как долг постольку, поскольку счастье обеспечивает«средства для выполнения долга», «отчасти в том смысле, что отсутствие счастья, такоекак бедность, может создавать искушения к нарушению долга».
50 Легальностьинструментальна по отношению к моральности в несколько ином смысле, посколькутребования права, в отличие от счастья, являются долгом и сами по себе. СогласноКанту, «право и этика различаются … не столько своими различными Pflichten, 51сколько законодательством, связывающим с законом разные побудительные стимулы».Этический долг должен быть выполнен непосредственно из сознания этого долга,правовой же долг может быть выполнен и по принуждению. Но поскольку «право имораль, как правило, требуют одного и того же», то публичные принудительныезаконы одновременно препятствуют нарушению морального долга.
52 В результате,«публичная правовая справедливость» связана с моральностью инструментально (каксредство с целью) двумя способами: в слабом смысле, она создает правовые условиядля осуществления доброй воли – ограничивает поводы для греха и создает поводы дляморальности; в сильном смысле, оно правоприменением навязывает часть из того, что47Cavallar G. Pax Kantiana. - Wien, Köln, Weimar: Böhlau Verlag, 1992. S.
61.Riley P. On Kant as the Most Adequate of the Social Contract Theorists // Riley P. Will and PoliticalLegitimacy A Critical Exposition of Social Contract Theory in Hobbes, Locke, Rousseau, Kant, and Hegel. –Harvard University Press. 1982. p. 128.49Критика практического разума. С. 487.50Ibid.51Метафизические первоначала учения о праве. С. 59. Поскольку в русском языке слово «долг» не имеетмножественного числа, в данной работе я в ряде случаев оставляю немецкое слово Pflicht без перевода.52Ibid.4823должно быть, даже там, где добрая воля отсутствует».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
