Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Отсюда мощное вторжение натуралистических соображений и идей в спекулятивно-мистические построенияКузанца. В различных книгах по истории философии НиколайКузанский обычно характеризуется как платоник. Действительно,у него много ссылок на Платона.
Но платонизм Кузанца следуетпонимать шире, включая и неоплатонизм, оказавший на него большое воздействие еще до флорентийских платоников. Прокл — одиниз главных для него философских авторитетов. Как известно, и Ареопагитики испытали огромное воздействие неоплатонизма (в особенности того же Прокла). Однако рассматривать Кузанца только какплатоника не следует. Например, он высоко ценил идеи пифагореизма, перед которыми идеи платонизма иногда даже отступали навторой план. В различном контексте Николай использует идеи и_uдругих античных философов и теологов — Августина, Боэция,Сократа, Анаксагора, стоиков, атомистов.Концепцию Бога у Кузанца следует трактовать как пантеистическую, несмотря на то, что в историко-философской литературе нередки утверждения относительно теистического характераэтой концепции.
Теизм лежит в основе любой монотеистическойрелигии и настаивает не только на личностно-трансцендентном понимании Бога и его свободноволевом творчестве, но и на вездесущии этого всемогущего начала. Пантеизм подрывает личностнотрансцендентную трактовку Бога и настаивает на его безличности ивсеприсутствии. Между теизмом и пантеизмом какой-то жесткой,непереходимой границы нет.
Следует также иметь в виду, чтообщей для теизма и пантеизма (как и деизма) является идея особого, совершенно духовного бытия Бога, первичного по отношению кчеловеку, который без такого бытия существовать не может.Николай Кузанский понимал, что максимально бесконечныйи предельно единый Бог — это не только и не столько объект тойили иной положительной религии — христианской, мусульманскойили иудейской, сколько понятие межрелигиозное, присущеевере любого народа [см.: «Ученое незнание»]6, а различные наименования Бога, в особенности языческие, определялись не столькопризнаками творца, сколько признаками его творений [см.: Тамже. I, 25, 83].Главная тема онтологической проблематики, разработаннойКузанцем, — это, с одной стороны, вопрос о взаимоотношенияхмежду бесчисленным множеством конкретных единичных вещей иявлений природного и человеческого мира и божественным абсолютом, а с другой — вопрос о Боге как предельном духовном бытии,противопоставленном миру конечных телесных вещей, ибо если отстранить Бога от творения, то оно превратится в небытие и ничто[см.: там же II, 3, 110].
Но эта традиционная дуалистическая креационистская идея все время перебивается у Николая мыслью оединстве бесконечного Бога и мира конечных вещей. "Бытие Бога вмире есть не что иное, как бытие мира в Боге" [«О предположениях», II, 7, 107]. Вторая часть этого утверждения свидетельствует омистическом пантеизме (иногда именуемом панентеизмом), апервая — о пантеизме натуралистическом. В силу первого из нихвещи и явления — только символы Бога, а в силу второго они достаточно стабильны и представляют интерес сами по себе.
Причемнередко одни и те же формулировки могут быть расценены какв первом, так и во втором аспектах, например трактовка мира вкачестве "чувственного Бога". Для Кузанца же как ренессансногофилософа, предвосхищавшего рождение математического естествознания, стало особенно важным подчеркнуть наличие в мире соотношений меры, числа и веса. Считая, что божественное искусствопри сотворении мира состояло главным образом в геометрии, арифметике и музыке, заявляя, что "первый образ вещей в уме творцаесть число" [«О предположениях», II, 2, 9], без которого ничегоневозможно ни понять, ни создать, Николай из платоника как быстановится пифагорейцем, стремящимся подменить идеи числами,приписывая такое воззрение уже Августину и Боэцию.Математика, по мнению Кузанца, применима даже в вопросахбогословия, в положительной теологии, например при уподоблении"преблагословенной Троицы" треугольнику, имеющему три прямыхугла и являющемуся благодаря этому бесконечным.
Аналогичнымобразом сам Бог может быть сравнен с бесконечным кругом. Нопифагореизм Николая выражался не только и даже не столько вматематизировании богословских спекуляций. Утверждая огромную помощь математики в понимании "разнообразных божественных истин" [«Ученое незнание», I, 11, 30], .он не только предвосхищал математическое естествознание, но и делал определенныйшаг в этом направлении в сочинении «Об опыте с весами».
Математическое истолкование сущего отразилось и в космологии Кузанца.В свете сказанного выше понятно, почему интедлектуализациятворящей деятельности Бога связана у Кузанца с весьма плодотворной проблемой соотношения природы и искусства. С однойстороны, "искусство предстает неким подражанием природе" [«Опредположениях», II, 12, 121]. Но с другой — ведь и сама природа рассматривается как результат искусства божественного мастера,который все создает при помощи арифметики, геометрии и музыки.Кузанец защищал объективно-идеалистическую идею "развития", восходившую к тому же неоплатонизму, — от абстрактнопростого к конкретно-сложному, которые трактовались не какотражение каких-то процессов, а как абсолютная действительность.При этом проявлялась и мистическая сторона пантеизмаКузанца.
Поскольку Бог находится не только в начале, но и вконце всего сущего, возвращение к нему бесконечно сложного многообразия мира представляет собой как бы его "свертывание"(corapHcatio). Однако при всем идеализме и даже мистицизме видения мира Николаем оно довольно резко отличается от схоластическо-креационистского своим динамизмом, напоминающим античные натурфилософские построения. Мысль об универсальной связив природе дополнялась — пусть и весьма скромной — мыслью одействительном развитии, по крайней мере в органической природе.
Так, в темноте растительной жизни скрывается жизнь интеллектуальная [см.: «О предположениях», II, 10, 123]. Вегетативнаясила в растительном мире, ощущающая в животном и интеллектуальная сила в мире людей связаны в силу единой субстанциональной способности [см.: «Об игре в шар», 38—41]. Следовательно,человек — органический элемент в доктрине Николая из Кузы.При этом исходная идея — человек как микрокосм, который всвоем существе воспроизводит ("стягивает") окружающий егоогромный мир природы. Кузанец подчеркнул "трехсложный" егосостав: "малый мир" — это сам человек; "большой мир" — универсум; "максимальный мир" — Бог, божественный абсолют._"Малый - подобие (similitude) большого, большой - подобиемаксимального" [«Об игре в шар», 42].
Для уяснения проблемычеловека важно не столько то, что он - подобие универсума, ибооно было установлено уже в античности, констатировано некоторыми гуманистами и лежало в основе ренессансных натуралистических истолкований человека. Для понимания духовного человекакуда более важно уяснить его отношение к "максимальному миру",к Вогу. Человек в качестве "второго Бога" [«О берилле», 6, 7] более всего уподобляется ему своей умственной деятельностью и соответствующим ей созиданием искусственных форм.
Человеческийум — сложная система способностей. Главные из них три:чувство (sensus), рассудок (ratio) и разум (intellectus). Триадическую формулу относительно Бога автор «Ученого незнания»применяет и для осмысления этих основных познавательныхспособностей, ибо видит в рассудке посредника между чувством иразумом.Проблему универсалий Кузанец решал в духе умеренного реализма, согласно которому общее существует объективно, хотя только в самих вещах. В плане гносеологическом роды и виды рассматриваются концептуалистически (т. е. умеренно-номиналистически)как выражаемые в словах, ибо "наименования даются в результатедвижения рассудка" и оказываются итогом его анализирующей иобобщающей деятельности. Без такой деятельности невозможнонаучное знание, прежде всего математическое, самое достоверное,ибо число возникает как "развертывание рассудка".
РационализмНиколая проявляется не только в превознесении математики, но ив соответствующей оценке логики, ибо "логика есть не что иное,как искусство, в котором развертывается сила рассудка. Поэтомуте, кто от природы силен рассудком, в этом искусстве процветают"[«О предположениях», II, 2, 84]. Если в ощущениях, как затем и врассудке, проявляется зависимость человеческого микрокосма отокружающего его макрокосма, то абсолютная независимость и максимальная активность разума как интеллектуального фокуса микрокосма иногда распространяется Кузанцем на всю область ума,представляющего собой образ божественного ума с его способностью универсального свертывания и развертывания сущего со всеми его атрибутами и свойствами [см. там же, IV, 74].
В отличие отчувства и рассудка разум, "постигает только всеобщее, нетленное ипостоянное" [«Ученое незнание», III, 12, 259), приближаясь темсамым к сфере бесконечного, абсолютного, божественного.Но Кузанец выше знания ставит веру, причем не столько в еебогословско-фидеистическом, сколько в философско-гносеологическом смысле.