Автореферат (1102161), страница 3
Текст из файла (страница 3)
В российском политическом дискурсе мы и другие гиперонимические названия Защитника могут обозначать как нацию, так и правительство. Номинации Россия и Российская Федерация, как правило, соотносятся с правительством: Россия… приняла единственно правильное решение: защитить народы Абхазии и Южной Осетии и признать их независимость (В.В. Путин). Такие действия, как признание независимости, принятие государственных решений, принадлежат не нации в целом, а исключительно правительству. В предложении Мы вместе уже не раз доказывали, что способны на многое, что умеем побеждать (Д.А. Медведев), напротив, мы означает нацию, так как общая история (именно об этом говорится в предикативной части высказывания) характеризует не отдельно взятое правительство, а народ в целом. Таким образом, анализ предикативной части высказывания, а также объектов действия позволил выявить семантику номинации стороны Защитника.
В главе II в разделе 2.4 были рассмотрены случаи номинаций, характерных только для одного дискурса и нетипичных для другого. Такими номинациями, например, являются every American, people of goodwill: People of goodwill must also recognize that allowing a dangerous dictator to defy the world and harbor weapons of mass murder and terror is not peace at all (Дж. Буш); Every American can be proud of the lives we’ve saved in Libya (Б. Обама). Для американского политического дискурса характерно также перечисление конкретных лиц, что не является типичным для российского дискурса.
В главе III «Представление стороны Жертвы в российском и американском политических дискурсах» были рассмотрены способы изображения страны, на которую нападают. Для представления стороны военного конфликта в роли Жертвы характерна наибольшая общность в российском и американском политическом дискурсах. Универсальной и главной чертой образа Жертвы является атрибут невиновный и его аналог innocent в английском языке.
Также одной из главных черт образа Жертвы является идея беззащитности, что реализуется не только на лексическом, но и на морфосинтаксическом уровне. Глагольная сочетаемость способна имплицитно передавать идею беззащитности Жертвы. В разделе 3.3 были проанализированы устойчиво употребляющиеся словосочетания: help, liberate, save, free, defend + Obj., где объектом являются номинации Жертвы (Iraqi people, Libyans и др.). Фразы с такими словосочетаниями в пресуппозиции имеют следующее содержание: объект притеснен, беззащитен. Так, на уровне глагольной сочетаемости передается информация о слабости Жертвы.
Устойчивое употребление атрибутов и глаголов в дискурсе приводит к «оярлычиванию» явления, закреплению устойчивых ассоциаций, что характерно для обоих дискурсов.
Однако существуют и различия в представлении Жертвы: в американском дискурсе Жертва пассивна, что вербализуется на морфосинтаксическом уровне и передается через глагольную сочетаемость. При характеристике стороны Жертвы используются слова с социально маркированным компонентом значения, отражающие неравные ролевые отношения, т.е. эти слова обладают двумя актантами, один из которых занимает более высокое положение, чем другой. При этом субъект, занимающий более высокое положение, выступает как активный, изъявляющий волю, а субъект, занимающий нижестоящее положение, лишь принимает волю другого. К предикатам с социально маркированным компонентом значения относятся liberate, help, make free, give strength, transform, которые устойчиво употребляются для описания отношений иракцев и американцев. Такое морфосинтаксическое выражение задает определенную ролевую структуру, ролевой сценарий. Агентом в дискурсе является американская нация, а объектом — Жертва: On the president's order, coalition forces began the ground war to disarm Iraq and liberate the Iraqi people (Дж. Буш); I sent American troops to Iraq to make its people free (Дж. Буш); We are transforming a once-sick society into a hopeful place (Дж. Буш).
Для российского политического дискурса такой способ представления не характерен, что показано в разделе 3.1. Народы Южной Осетии характеризуются через модальные глаголы или глаголы, выражающие активное ментальное действие (мочь, хотеть, принять решение, изъявить волю): мы поддержим любое решение, которое примут народы Южной Осетии и Абхазии (Д. А. Медведев).
Раздел 3.4 посвящен анализу референта образа Жертвы. Особенность американского политического дискурса состояла в том, что он выполнял ориентировочную функцию: для понимания адресатом политической ситуации необходимо было отделить референта Агрессора от референта Жертвы. Согласно стратегической цели, способ выражения субъекта, соответствующего образу Жертвы, выполнял также ориентировочную функцию: благодаря выборочному описанию все ливийцы становились невиновными, а следовательно, и Жертвой. Ни разу в текстах официальных лиц не говорилось о том, что среди ливийцев есть сторонники Каддафи, или же о том, что среди иракцев были те, кто поддерживал Хусейна. Фрагментарному изображению способствовали устойчивые номинации Жертвы посредством лексем innocent men and women, civilians, child, children: Because we acted quickly, a humanitarian catastrophe has been avoided and the lives of countless civilians — innocent men, women and children — have been saved (Б. Обама); Trust was imprisoned with children jailed on the capricious whims of a brutal regime (К. Райс). Такие лексемы, как women, civilians, children, содержат на уровне фоновых сем компонент значения ‘беззащитность’. Поэтому именно данные лексемы репрезентировали образ Жертвы в массовом сознании.
В российском политическом дискурсе ориентировочная функция была не так важна: Жертва была очевидна, образы Жертвы и Агрессора не пересекались. Поэтому «ярлыки» для описания Жертвы были не так актуальны. Однако, как показано в разделе 3.2, фрагментарное описание характерно и для российского политического дискурса, когда Жертва, например, описывается через лексемы гражданские жители, а также группу женщины, дети и старики: Сейчас по улице Октябрьской в подвале находится 50 человек — гражданских жителей, из них более половины — дети (В. В. Путин). Также в российском дискурсе при описании Жертвы используются те лексемы, которые на ассоциативном уровне связаны с образом ребенка: упоминаются разрушенные детские сады, школы. Лексемы женщины, дети и старики, подобно английским эквивалентам, содержат компонент ‘беззащитность’. Такое представление обеспечивало необходимый коммуникативный эффект — возбуждение жалости. Таким образом, представление референта образа Жертвы отмечено общностью в российском и американском политическом дискурсах: важно, что совпадает как план содержания (идея невиновности, слабости), так и план выражения языковых знаков (похожие номинации Жертвы в двух языках).
В главе IV «Способы представления стороны Агрессора в российском и американском политическом дискурсах» проанализированы способы языкового представления нападающей страны, точнее, нападающей группы лиц. Основополагающим универсальным принципом представления стороны Агрессора являются антонимические средства описания по отношению к Защитнику. Защитник и Агрессор — образы, расположенные на одной оси ценностей, но на противоположных ее концах. Герой, Защитник является своего рода «антонимом» по отношению к Агрессору. По такому принципу построен образ Агрессора в американском политическом дискурсе и в российском политическом дискурсе.
Речевые интенции говорящих политических субъектов в России и Америке совпадают при представлении стороны Агрессора, однако адресаты различаются, что объясняет различие в изображениях.
В разделе 4.3 исследуются способы вербализации Агрессора в американском политическом дискурсе. Агрессор представляет угрозу для всего мира в противовес Защитнику, который несет ответственность за весь мир (world security, global peace), что оформляется лексически с помощью гиперонимической лексики. Для российского политического дискурса такое изображение не свойственно.
В разделе 4.1 проанализированы средства, которые используются при описании Агрессора в российском политическом дискурсе. Если действия Защитника определялись через понятие внутреннего и юридического закона, то действия грузинской стороны описывались как незаконные. Грузинская сторона нарушает оба закона, что оформляется соответствующим образом в языке. Для характеристики нарушений со стороны Агрессора используются такие агональные знаки, как геноцид, циничный, нарушение мандата, обозначающие нарушение морального и юридического законов: 1. Одно маленькое, но гордое государство…накачивало военную мускулатуру для того, чтобы в один спокойный день, который традиционно человечество проводит без войны, осуществить абсолютно циничную, кровопролитную вылазку (Д. А. Медведев). 2. Саакашвили избрал геноцид для решения своих политических задач (Д. А. Медведев). 3. Те формы, в которых проходили действия грузинской стороны, иначе как геноцидом назвать нельзя (Д. А. Медведев).
Для американского дискурса идея легитимности не является самодостаточной, при представлении сторон военного конфликта важна информация о ключевых американских ценностях. Поэтому если американский народ был представлен как носитель свободы, то Агрессор (Саддам Хусейн или Муаммар Каддафи) изображен с помощью лексем dictator, tyrant. Такие лексемы являются маркерами чуждости для американского дискурса, так как на уровне фоновых сем все эти номинации содержат сему ‘несвобода’, что вызывает однозначно негативную оценку в американской аудитории.
Типологически в двух дискурсах для вербализации Агрессора использовались одинаковые знаки: агональные знаки с маркерами чуждости (незаконный, цинизм — tyrant, dictator), вызывающие у реципиента субъективно-оценочные и ассоциативные представления. Однако содержание знаков в двух дискурсах было различным.
Подобно тому как Защитник несет ответственность за весь мир, Агрессор наносит ущерб не только Жертве, но и всему миру. Эта мысль выражалась на языковом уровне посредством устойчивых субъектно-объектных отношений, устойчивой номинации объекта нападения the whole world: this is a fight to save the civilized world. This is a struggle against evil, against an enemy that rejoices in the murder of innocent, unsuspecting human beings (Р. Б. Чейни).
Также образ мирового Агрессора создавался посредством номинации через гиперонимические лексемы: let’s speak clearly about good and evil; it’s necessary to rid the world of evil (Дж. Буш). Номинация ущерба также осуществляется посредством лексем с семами ‘всеобщий’, ‘мировой’ (world crisis, humanitarian crisis). Подобный способ представления сторон военного конфликта подводил американцев к такому пониманию войны, при котором борьба шла не между конкретными странами, а носила мировой характер, как охарактеризовал Дж. Буш, world’s fight, civilization’s fight.
Абстрактная лексика, гиперонимическая лексика (good, evil, human beings, world) позволяет создавать такие языковые ситуации, когда объектом высказывания становятся всё и все, а не конкретные нации.
Такое построение речи, характерное для Дж. Буша, К. Райс, Р. Чейни, отвечает ключевому представлению американцев о сущности нации: нация не может быть замкнута сама в себе. Америка защищает не только саму себя, но и весь мир. Агрессор опасен не только для Жертвы, но и для всего мира. Интересы нации не ограничены национальными интересами. Безопасность нации не ограничена национальной безопасностью.
То же самое построение образа Агрессора прослеживается и в текстах, посвященных событиям в Ливии.
Для речи Б. Обамы и его правительства характерна не прямая, а косвенная номинация Агрессора, когда сам Агрессор собственно не назван, а перечисляются те проблемы, которые он вызывает. В классической схеме Агрессор причиняет вред Жертве или же Защитнику (если описание войны строится по сюжету о самозащите). Однако при описании войны в Ливии ущерб, причиненный Агрессором, описывался как ущерб для всего мира: He has denied his people freedom, exploited their wealth, murdered opponents at home and abroad, and terrorized innocent people around the world — including Americans who were killed by Libyan agents (Б. Обама).
Таким образом, гиперонимическая лексика (humanitarian crisis, humanitarian catastrophe, evil, evildoers), с помощью которой либо называются действия Агрессора, либо сам Агрессор, способствует созданию такого образа, который несет опасность всему миру, а не только Жертве. При соответствующем изображении потенциальная опасность угрожала и США, и всему миру. При этом специфика изображения США в условиях войны была такова, что США несли ответственность за другие страны. Поэтому такой способ изображения Агрессора соответствует сверхзадаче политического дискурса — оправданию военных действий США в других странах.
В разделах 4.2 и 4.4 анализируются способы изображения референта, соответствующего образу Агрессора.
В представлении референта, соответствующего Агрессору, выделяются две стратегии — минимизации и глобализации Агрессора. Стратегию минимизации Агрессора можно считать универсальным средством: минимизация характерна как для русского, так и для американского дискурсов. Номинация Агрессора через метонимию является универсальным средством создания данного образа. Выделяются три основных случая подобных номинаций: 1. Номинация целой страны через одно лицо, а именно лидера. Таковы номинации Каддафи, Хусейн, Саакашвили, мальчик, tyrant, dictator, заменяющие обозначения Ливия, Ирак, Грузия. 2. Номинация страны через выделение группы лиц — правительство и семья Каддафи. 3. Номинация Агрессора посредством лексемы режим. Такие виды номинации встречаются в обоих дискурсах. При этом Агрессор, представленный как группа лиц, часто противопоставляется Жертве-народу.
В главе V «Способы представления страны вне военного конфликта» представлен краткий сопоставительный анализ изображений одной и той же страны до и во время войны. Исследование динамики изображения страны позволяет определить те языковые знаки, которые служат для передачи мнения говорящего или же его целей, обусловленных войной. Специфическими чертами политического дискурса и в России, и в Америке можно считать четкое противопоставление Агрессора, выраженного группой лиц, и Жертвы, представленной народом, что обусловлено ориентировочной функцией политического дискурса. В мирное время такое противопоставление отсутствует. Так, при описании Ливии в мирное время отсутствует характерное для политического дискурса разделение на правительство-Агрессора и невинных ливийцев. Лексемы Libya, Libyans обозначают совокупно самих ливийцев и правительство.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
