Беличева С.А. - Основы превентивной психологии (1094598), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Проведенное Т. Н. Курбатовой сравнительное исследование группы несовершеннолетних преступников, воров и хулиганов, а также контрольной группы хорошо успевающих, общественно активных школьников выявило, что, во-первых, в группе хулиганов была несколько больше выражена агрессия, в группе воров — тревожность. Однако эти свойства выступают в комплексе с микросредовыми факторами, характеризующими нравственно-семейные, учебно-профессиональные и приятельские отношения. Кроме того, в ходе данного исследования выявилась также повышенная тревожность и в группе школьников-активистов [91].
Все эти исследования ставят под сомнение выводы представителей неофрейдистского психоаналитического направления как в отношении природы агрессии, так и в отношении характера ее проявления. По крайней мере, они свидетельствуют о социальной и, прежде всего, микросредовой детерминации, обусловливающей как формирование, так и проявление агрессии.
Однако критика биологизаторского подхода предполагает также и определение должного места, которое занимают индивидные качества человека в генезисе, в развитии преступного поведения.
В современной отечественной криминологии неблагоприятные индивидные особенности (отставание в умственном развитии, нервно-психические и соматические патологии, кризисные возрастные периоды развития и т.д.) рассматриваются как психобиологические предпосылки асоциального поведения, которые способны затруднять социальную адаптацию индивида, отнюдь не являясь при этом предопределяющей причиной преступного поведения.
Практически одновременно с биологизаторским направлением в криминологии начинает формироваться социологизаторский подход к объяснению причин преступности. Исследования социологов конца XIX — начала XX века Ж. Кетле, Э. Дюркгейма, Д. Дьюи, П. Дюпати, М. Вебера, Л. Леви-Брюля, Г. Тарда и других выявили связь отклоняющегося поведения с социальными условиями существования людей. Солидный статистический анализ различных аномальных проявлений (преступности, самоубийств, проституции), проведенный, в частности, Жаном Кегле, Эмилем Дюркгеймом за определенный исторический отрезок времени, показал, что число аномалии в поведении людей всякий раз неизбежно возрастало в периоды войн, экономических кризисов, социальных потрясений, что опровергало теорию "врожденного" преступника, указывая на социальные корни этого явления [162].
Вместе с тем, социологи того времени, выявив связь между социально-экономическими условиями существования общества и социальными отклонениями, не смогли до конца дифференцировать и объяснить природу этих отклонений.
Дюркгейм, в частности, считал, что некий оптимальный уровень преступности неизбежно присущ человеческому обществу, как температура человеческому телу, И необходимо заботиться не столько об ее искоренении, сколько о поддержании этого некоего оптимального уровня, предупреждая лишь "всплески", рост преступности [162].
Несколько позднее, примерно с середины текущего столетия, наметился новый подход в развитии криминологического знания о природе и механизмах преступного поведения, разрабатываемый социальными психологами.
Социально-психологические теории пытаются объяснить механизмы формирования делинквентной морали и поведения, анализируя особенности взаимодействия личности и се ближайшего окружения. При этом ряд авторов — Р. Мертон, Д. Мате, Т. Сайке, Э. Сатерленд — упор делают на рассмотрение избирательного отношения личности к своему окружению, его моральным нормам и ценностям. Другие авторы, напротив, сосредоточивают свое внимание на характеристике ближайшего окружения, его нормах, ценностях, морали и механизмах воздействия на личность (А. Коэн, Р. Клоуард, Л. Оулин, С. Беккер, У. Томас, Ф. Танненбаум, М. и Э. Глюк).
Так, теория "социальной аномии" Р. Мертона выстроена на гипотезе об отмирании норм морали при делинквентном поведении, что вызывается рассогласованием цели и средств ее достижения у делинквентов [172, 311]. Д. Мате и Т. Сайке разработали теорию "нейтрализации", согласно которой преступник не отметает для себя общепринятые нормы морали и в целом разделяет их, но свое преступное поведение оправдывает с помощью целого набора защитных механизмов (обвинений жертвы, обстоятельств, ссылок на окружающих: "Все так делают", обвинений в адрес судей: "Судьи кто?" и т.д.) [317].
Э. Сатерленд выдвинул теорию "дифференцированной связи", объясняющую формирование делинквентной субкультуры за счет избирательного отношения к нормам и ценностям своего окружения [162].
В зарубежных социально-психологических теориях преступности значительное место отводится рассмотрению роли "делинквентной субкультуры, в формировании девиантного поведения. Внимание к проблеме субкультуры, то есть "культуры внутри культуры", было привлечено публикацией в 1955 году работы А. Коэна "Делинквентные дети: культура шайки". "Делинквентная субкультура", по мнению А. Коэна, сводится к выворачиванию наизнанку системы ценностей среднего класса, т.е. предполагает явное и полное отрицание стандартов среднего класса и принятие их крайней антитезы [197]. Концепция "делинквентной субкультуры" получила развитие в работах Р. Клоуарда и Л. Оулина, которые выделили криминальную субкультуру (рэкет), "конфликтную" субкультуру (активные шайки) и субкультуру "ухода в себя" (наркотики). Криминализирующие функции субкультуры заключаются в сохранении и передаче традиций определенной социально-культурной делинквентной среды, которая способна противостоять социальным институтам, занимающимся воспитанием детей, и, прежде всего, семье и школе [172, с. 159].
К способам усвоения делинквентного поведения ряд американских социальных психологов (С. Беккер, У. Томас, Ф. Танненбаум) склонны относить стигматизацию, социальное клеймение, когда "клеймо преступника", налагаемое официальными контрольными органами (полиция, суды) выступает "самореализующимся предсказанием", усвоенным индивидом статусом. К такого рода явлениям приводит чрезмерное правовое регламентирование, а также преждевременное отождествление подростков с "нарушителями порядка" [172, с. 165- 170].
Рассмотренные концепции делинквентности, несомненно, представляют определенный интерес в раскрытии частных социально-психологических закономерностей усвоения делинквентной морали и возникновения асоциальных проявлений несовершеннолетних. Как частные социально-психологические механизмы, рассмотренные феномены могут проявляться и играть определенную негативную криминализирующую роль. Однако дать объяснения преступности в целом, как социального явления, такого рода социально-психологические концепции не в состоянии, поскольку не рассматривают основных социальных детерминант, влияющих как на поведение отдельного индивида, так и на состояние человеческих сообществ.
В этом отношении, на первый взгляд, оказывается более состоятельной широко распространенная на Западе теория множественных факторов (М. и Э. Глюк), которая в качестве причин преступности рассматривает до 200 различных факторов, таких как социальное и расовое неравенство, урбанизация, миграция, последствия НТР, территориальные, национальные, климатические условия и т.д. Хотя в данном случае в поле зрения исследователей наряду с другими причинами и попадают причины социально-экономического характера, однако однорядное, однопорядковое перечисление столь многочисленных факторов не даст ясной картины истинной причины преступности в классовом обществе [207].
Критикуя такой многофакторный подход к объяснению преступности, В. Н. Кудрявцев пишет: "Понятие "фактор" означает лишь то, что соответствующее явление имеет определенное значение для хода или результата какого-то процесса, но каково это значение, в чем влияние фактора, данное понятие разъяснить не может. В научном исследовании это понятие может использоваться лишь для первоначальной, общей ориентировки в круге явлений и процессов, взаимодействующих между собой" [88, с. 19].
Проводимые на Западе частные социально-психологические и психологические исследования механизмов преступного поведения нашли свой практический выход в различных рекомендациях и программах по предупреждению делинквентного поведения, носящих в основном психоконсультационный, психотерапевтический и медицинский характер. Они, в частности, включают службы "Гайденс" в школе, оказывающие помощь в трудных случаях педагогической практики, психолого-педагогические консультации для родителей, попытки создать программы успешной социальной адаптации молодежи за счет групповой и индивидуальной психотерапии, различные меры психотерапевтической коррекции отклоняющегося поведения, а также применение электрошокотерапии и нейрохирургии в борьбе с преступностью. Важное место в превентивной практике современных цивилизованных стран занимает разветвленная сеть социальных служб и социальных работников, оказывающих поддержку населению, семье, детям, молодежи в различных кризисных ситуациях. Помощью социальных работников пользуются больные, инвалиды, престарелые, безработные, эмигранты, преступники и лица, вернувшиеся из мест лишения свободы; социальные работники помогают детям, оставшимся без родителей и испытывающим жестокое обращение в семье, одиноким матерям и конфликтным семьям и т.д.
Западный опыт социальной и коррекционно-реабилитационной работы, несомненно, представляет для нас большой интерес, но вместе с тем, по достаточно единодушному мнению отечественных и зарубежных специалистов, вряд ли может быть в "чистом виде, перенесен в наши условия. Необходимо серьезное изучение специфики социально-экономической и социокультурной ситуации, индивидуальной и общественной психологии, этических норм, традиций общественного и семейного воспитания, с учетом которых должна строиться отечественная социальная политика и превентивная практика.
Следует отметить, что у нас имеются свои традиции превентивной теории и практики. Так, в 30-е годы особенно успешно развивалось социально-педагогическое направление социальной и коррекционно-реабилитационной работы, представленное такими талантливыми педагогами, как А. С. Макаренко и С. Т. Шацкий. В своей блестящей опытно-экспериментальной работе они, по сути дела, заложили и развили основные принципы, методы и содержание социальной педагогики, социальной работы с детьми и подростками, в том числе и трудновоспитуемыми, где важнейшим фактором воспитательной и коррекционно-реабилитационной работы выступает созданная и организованная педагогом воспитывающая среда. При этом С. Т. Шацкий создавал такую среду в открытом социуме по месту жительства, а А. С. Макаренко — в детской колонии.
В это же время в трудах выдающихся отечественных психологов Л. С. Выготского и П. П. Блонского и их последователей заложены основы возрастной психологии, позволяющей понять особенности психического развития детей на разных возрастных этапах, включая кризисные периоды развития. Особую ценность эти работы представляли своей практической направленностью, отчетливо выраженной ориентацией на потребности и запросы школы, семьи, родителей, воспитателей, учителей.
Это же время отмечается становлением и развитием системы социально-правовой охраны материнства и детства, немалый вклад в создание которой внесли П. И. Люблинский, В. Ф. Куфаев и другие.
Следует отметить, что различные направления теории и практики социальной и превентивной работы, имевшие место в 20 — 30-е годы, опирались на традиции русской дореволюционной науки, которая в самых различных отраслях знания: медицине, юриспруденции, психологии, педагогике — носила глубоко гуманистический и социально-ориентированный характер. Стремление помочь человеку и обществу избавиться от своих пороков, найти путь к совершенствованию и самосовершенствованию отличает работы величайшего ученого и практикующего врача-психоневролога В. М. Бехтерева, психиатров П. Б. Ганушкина и С. С. Корсакова, психолога А. Ф. Лазурского, педагогов П. Ф. Лесгафта и К. Д. Ушинского, энциклопедически изучившего нравы и традиции тюремной жизни криминолога М. И. Гернета и многих, многих других российских ученых, работавших в различных направлениях социального оздоровления общества.
С середины 30-х годов начинается "глухое тридцатилетие", которое, наряду с массовым террором, характеризуется разгромом ряда наук и научных школ, в том числе генетики и педологии, что не могло не затормозить развитие превентивной науки и практики, С начала 60-х голов и позднее, как результат политической оттепели, получают развитие достаточно многочисленные, интенсивные и вместе с тем разрозненные исследования по проблемам отклоняющегося поведения детей и подростков. Проблемы педагогической запущенности учащихся в Академии педагогических наук исследовались специальной лабораторией, возглавляемой М. А. Алемаскиным; несколько позднее начинает успешно действовать лаборатория коррекционной педагогики под руководством Г. Ф. Кумариной; над этой проблемой активно работают отдельные вузовские кафедры педагогики и психологии: в Свердловске под руководством А. С Белкина, в Минске — А. И. Кочетова, в Коломне — И. П. Башкатова, в Перми — А. С. Новоселовой, в Воронеже — И. Ф. Мягкова Работы психиатров и психотерапевтов А. Е. Личко, М. И. Буянова, А. И, Захарова посвящены обобщению большого эмпирического материала, связанного с исследованием и реабилитацией детей с нервно-психическими заболеваниями и пограничными состояниями.
***
Однако работы этого периода характеризуются серьезными ограничениями, накладываемыми общей методологической и социально-политической парадигмой того времени, называемого теперь застойным периодом. Эти ограничения выражались, прежде всего, в том, что было весьма затруднено и практически невозможно системное исследование природы социальных отклонений. С одной стороны, как отголоски скандально известной сессии ВАСХНИЛ 1949 года, когда была разгромлена отечественная генетика, надолго и прочно укоренился страх перед исследованием психобиологических предпосылок отклоняющегося поведения. Такие исследования однозначно трактовались как биологизаторство, что считалось несовместимым с марксистско-ленинской методологией, Достаточно вспомнить, какому жестокому и длительному остракизму подверглись работы В. П. Эфроимсона "Родословная альтруизма" (1971) и И. С. Ноя "Методологические проблемы советской криминологии" (1975), в которых была сделана попытка обратить внимание на некоторые биологические детерминанты отклоняющегося поведения.
С другой стороны, были невозможны, по сути дела, и исследования социальных причин преступности, вольно или невольно ставившие под сомнение непогрешимость существующего социального строя, приводящие к выводу о серьезных дефектах социального управления, находящейся вне критики коммунистической партии. Потому у нас, в частности, так и не зародилась такая наука, как криминальная социология, в то время как довольно интенсивно развивалась криминальная психологи я.
Не имея возможности объективно и системно изучать природу отклоняющегося поведения и, исходя из этого, разрабатывать меры превентивной политики, психолого-педагогическая, да и криминологическая науки сосредоточились на личности делинквента, преступника, на его самосознании, мотивах, направленности, как основном корне зла и первопричине всех социальных бед. Отсюда и меры профилактики преступности, в том числе и правонарушений несовершеннолетних, рекомендуемые криминологами, сводились, прежде всего, к социальному контролю и дифференциации общественных и административно-уголовных наказаний. Педагогические исследования тоже в значительной степени посвящались проблемам поощрения и наказания, формирования сознания и самосознания. Прагматизм и дегуманизация весьма широко распространились и в психологии. Достаточно проанализировать проблематику защищаемых в этот период диссертаций и проводимых исследований по психологии, и станет очевидно, что подавляющая их часть была сугубо прагматически ориентирована на процесс обучения и посвящена, прежде всего, вербальному интеллекту и психическим познавательным процессам. В то же время проблемы социального развития, эмоционально-волевой сферы, бессознательного и неосознаваемого в личности оказались на периферии психологической науки, что, безусловно, далеко от потребностей превентивной и коррекционно-реабилитационной практики.