Личность и творчество Николая Алексеевича Некрасова
Личность и творчество Николая Алексеевича Некрасова (1821–1877)
1. Время и поэт. Лирический герой Некрасова.
2. Сборник лирики Н. 1856 – программа поэта. «Поэт и гражданин». Ст-я «Родина», «Вчерашний день, в часу в шестом», «Размышления у парадного подъезда», «Железная дорога». К самост. анализу «Рыцарь на час», цикл «На улице».
1. Эпоха, в которой началась лит. деят-ть Н. практически целиком определила х-р его тв-ва. Свободное личностное самовыражение – смысл и цель иск-ва отошло на второй план; на первом оказывались проблемы социальные. В самом главном и, казалось, незыблемом происходила подмена: иск-во становилось не целью, а средством. Оно было призвано на службу об-ву.
Среди проблем, которые сущ-ли в Росиии, острейшей была проблема кр. рабства. Здесь переплелись нравственный, социальный и экономич. аспекты. Б-ба за обездоленных – эта гуманная цель придавала всей жизни высокое значение, осознание грандиозности совершаемого подвига. Новые люди – демократы — целое поколение– ощутили свое историч. предназначение. Их молодость пришлась на мрачное николаевское время. Поэтому смерть Н.1 уже самам по себе стала дних освобождением, придала уверенности в том, что перемены не за горами. Они были бесконечно рады самой возможности что-то сделать дсвоего народа: необходимость трудиться дблага нации они ощущали как счастье. Их призвали, и они после мук и рефлексии бессмысленного сущ-я 40-х гг почувствовали востребованность. Главным и единственным становится дних служение, которое забирает всего чел-ка, не оставляя времени на частную жизнь.
В лит-ре место страдающего эгоиста, лишнего чел-ка занимает чел-к поступка, творящий жизнь. Он зависит не от сложившихся помимо его воли обст-в, а от самого себя. Это дает ему свободу. Такой идеал избрал д себя Н. Н., как и Пушк., явился в свое время новатором в области поэтического сод-я и форсы. Он расширил границы поэзии, посчитав, что ее объектом может стать любой предмет, любое чувство.
Лирич. герой – это и носитель сознания, и предмет изображения. Он открыто стоит мчитателем и изображаемым миром. Лирич. герой Н. отличается от собственно автора известной определенностью бытового, житейского, биографич. облика; на него, по словам И.Г.Ямпольского, можно распространить очерк лирич. Я. «Иногда это лирич. я представляет рядового бедного чел-ка труженика, иногда в нем просвечивает передовой чел-к своего времени, но в обоих случаях это большей частью раздраженный, измученный жизнью чел-к; он зол на соц. условия, которые калечат его жизнью… он с желчью говорит обо всем этом, но это та именно святая злоба, о которой шла речь во время полемики по поводу гоголевского и пушкинского направлений».
Н. ввел в поэзию разночинца как эстетически полноправного лирич. героя. Разночинец входил в лирику Н. со свои характерным мышлением, душевным строем и биографией в условиях соц. существования. Детали, намеки, жизненные упоминания об обст-х жизни, рассеянные по отдельным стихотворениям, складываются в жизненную историю разночинца. Уже в «Родине» (1846) мы находим воспоминания героя о детстве в барской усадьбе; впервые появляется здесь образ матери, гордой, упорной и прекрасной, «навеки отданной угрюмому невежде», страдающе, но не сломленной. В воспоминаниях героя жив облик отца – того, кто «всех собой давил», деспота и тирана, который, если и способен заплакать в минуту страшного потрясения, то лишь «ошибкой».
Ст- е «Родина»
Рекомендуемые материалы
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов…
Имеется в виду не столько усадьба в Грешневе Ярославской губернии, где прошло детство поэта, сколько большая Родина его — Россия, о чем свидетельствует и название ст-я. Кр. рабы здесь живут хуже «барских псов». Вспомним по этому поводу, что у Пушк. Дубр.-старший говорит Троекурову: «псарня чудная, вряд ли вашим людям житье такое же, как вашим собакам» (роман «Дубр.» был впервые опубликован в 1841 г., незадолго до некрасовского ст-я 1846 г.). Итак, таков край, где
Где суждено мне Божий свет увидеть…
На самом деле Н. «Увидел свет» на Украине, в Подольской губернии, откуад семья вскоре переехала в Гершнево. Воспоминания детства, проведенного здесь действительно тяжелы: тиран-отец и мать-страдалица, ее призрак появляется в саду:
Вот темный, темный сад… Чей лик в аллее дальной
Мелькает средь ветвей, болезненно печальный?
Я знаю, отчего ты плачешь, мать моя!
В кн. «Некрасов как х-к» (1922) вполне откровенный в те годы К.И.Чуковский высказал убеждение, что образ горячо любимой сыном матери, молодой, страдающей и прекрасной – миф, созданный поэтом уже после смерти Елизаветы Андреевны (1841), к кот. при жизни сын был настолько равнодушен, что не приехал из Пб-га на похороны. Но впоследствии этот образ занял огромное место в его творчестве, а есть к тому же свидетельство, что еще 7-летним мальчиком он написал ст-е, начинающееся словами «любезна маменька». В ст-ии же «Родина» впервые сказано о ней как о жертве «угрюмого невежды» – так назван отец поэта. Отныне стихи о матери становятся неотъемлемой частью всего написанного Н-вым о «долюшке женской». Здесь же поэт вспомнил и любимую сестру. тоже уже покойную, всего на года пережившую мать:
Тебя уж также нет, сестра души моей!
Елиз. Андреевна Некрасова вышла замуж, уехала и вскоре умерла родами. В день ее похорон отец, на которого возводятся столь тяжкие обвинения, плакал.
Вспоминается и няня. Ее воспитанник умиленно и благоговейно любил ее, но
Ее бессмысленной и вредной доброты
На память мне пришли немногие черты,
И грудь моя полна враждой и злостью новой…
Судя по черновым вариантам текста, можно предположить, что Н. усматривал некую слащаво-патриархальную идеализацию в традиционной обрисовке образа доброй нянюшки – такой, как Арина Родионовна у П. и автор «Родины» сам поддался было обаянию этой сентиментальной традиции, но вовремя спохватился:
Нет! в юности моей, мятежной и суровой,
Отрадного душе воспоминанья нет;
Но все, что жизнь мою опутав с первых лет,
Проклятьем на меня легло неотразимым,–
Всему начало здесь, в краю моем родимом!..
Фраза, занимающая 3 последние из приведенных строк, построена синтаксически неправильно. Но все… вначале этой фразы требовалось заменить на Всему. Тогда получилась бы привычная фигура риторич. повтора: «Всему,… всему начало здесь» Можно было бы оставить и Но все. Тогда после слова неотразимым следовало бы поставить многоточие, как в незаконченной от сильного лирич. волнения фразе:
И с отвращением кругом кидая взор,
С отрадой вижу я, что срублен темный двор—
в томящий летний зной защита и прохлада,—
и нива выжжена, и праздно дремлет стадо,
Понурив голову над высохшим ручьем,
И набок валится пустой и мрачный дом…
Устойчивое словосочетание «дворянское гнездо» в сознании Н. трансформировалось в «Старое гнездо» – один из вариантов названия ст-я. От Гоголя до Бунина сквозь всю русскую классику проходит тема запустения, разорения процветающего дв. гнезда. Тема невеселая, и как правило, писали об этом с приглушенной лирич. грустью, с элегич. вздохом. Н., напротив, злорадствует. В родном гнезде ему жилось плохо, и лишь его отец, выше названный палачом, тот, который
…всех собой давил,
Свободою дышал, и действовал, и жил.
Эти же воспоминания о детстве содержаться и в стихотворении «В неведомой глуши, в деревне полудикой» (1846). Здесь они, правда, переданы в более сгущенном виде и менее детализированы: в напряженном лирич. рассказе-воспоминании нет подробных описаний и развернутых х-к. Соц. обусловленность сохранена и здесь. При всей разобщенности поэтич. формул, из которых строится монолог, он вызывает в сознании чит-ля представление о совершенно определенной соц. среде — русской крепостнич. деревне, барской усадьбе. Соц. отношения, исторические и бытовые формы не просто стоят за текстом как некая подразумеваемая данность, но и вводятся в сам текст. За обобщенной и чрезвычайно условной поэтич. формулой следует образ более конкретный и определенный: неведомая глушь оборачивается деревней полудикой, буйные дикари – псарями.
В неведомой глуши, в деревне полудикой
Я рос средь буйных дикарей,
И мне дала судьба, по милости великой,
В руководители псарей.
Вокруг меня кипел разврат волною грязной,
Боролись страсти нищеты,
И на душу мою той жизни безобразной
Ложились грубые черты.
И прежде чем понять рассудком неразвитым,
Ребенок, мог я что-нибудь,
Проник уже порок дыханьем ядовитым
В мою младенческую грудь.
Дальнейшие этапы жизненного пути героя — уход из родительского дома, голодная молодость, изнурительный, нелюбимы труд ради куска хлеба, скитания, болезнь, одиноч-во. С необыкновенным постоянством повторяет Н. эти мотивы, образующие опорные пункты дчитательского воображения (Еду ли ночью по улице темной» (1847), Последние элегии» (1855), «Я посетил твое кладбище» (1856). Лирич. герой Н. одинок. Мотив одиноч-ва, появившись буквально в первых стихотворениях зрелой поры, в середине 40- гг, становится в дальнейшем одним из самых устойчивых. Мы находим его в стихотворениях «Я за то глубоко презираю себя» (1845), «Тяжелый год, сломил меня недуг (1855), «Где твое личико смуглое» (1855), «Замолкни, Муза мести и печали» (1855), в «Последних элегиях».
Я за то глубоко презираю себя,
Что живу – день за днем бесполезно губя;
Что я силы своей не путав ни на чем,
Осудил сам себя беспощадным судом».
или:
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
один я умираю и молчу.
или из «Последних элегий»:
Душа моя мрачна, мечты мои унылы,
Грядущее рисуется темно.
Привычки, прежде милые, постыли,
И горек дым сигары. Решено.
Все эти мотивы лирики Н., все эти черты судьбы, этапы жизненного пути лирич. героя были ориентированы на особую область читательского опыта. До Н. лирич. поэзия с этим опытом либо вообще не соприкасалась, либо использовала его в резко трансформированном виде, крайне незначительном объеме, далеко не соответствовавшем реальному месту этой сферы в жизни демократич. читателя. Он изведал нужду, голод, его терзали повседневные житейские заботы. Но, обращаясь к донекрасовской лирике, он почти не находил в ней соответствия сфере своих забот, этим пластам своего опыта. Между тем он постоянно видел, как перекрещиваются, сплетаются в реальной жизни мечты, книги, высокие интересы и нагая проза быта.
В ст-ии «Нравственный чел-к» (1847). 4 строфы. Первая из них начинается двустишием:
Живя согласно с строгою моралью,
Я никому не сделал в жизни зла.
Этими же словами завершаются остальные строфы ст-я. По жанру это стихотворная сатира. «Лирический антигерой» считает себя нравственным чел-м, но во всех 4-х – по числу строф — в своих проявлениях выглядит отъявленным негодяем. Во-первых, уличив в неверности жену, он отказался драться на дуэли с ее любовником, а ее осрамил так, что она умерла, «истерзана позором и печалью». Во-вторых, засадил в тюрьму задолжавшего ему приятеля, где тот умер, «не заплатив алтына», прощенный и оплаканный своим кредитором. В-третьих, он «отечески» высек повара за «неприличное» званию крепостного чел-ка пристрастие к чтению, после чего тот утопился. В четвертых, он не позволил дочери любить бедного учителя, пригрозив проклятием, выдал замуж за «седого богача», а она умерла от тоски.
В строфе о поваре в одном из пожизненных изданий по цензурным соображениям пришлось смягчить стих «Он взял да утопился: дурь нашла» Вместо этого сало: «он сделался пьянчужкой… дурь нашла!». Это нарушало композиционную симметрию ст-я6 в правильно тексте все 4 строфы заканчиваются летальным исходом.
Это ст-е было высоко оценено Бел., кот., возможно, услышал в нем отзвук своей статьи, написанной ранее. Там речь шла о том, что теперь слово «нравственность» стало гибким и его легко прилагать к чему угодно: «господин с головою осла на туловище быка с особенным удовольствием говорит о нравственности».
2. В 1856 г. Н. выпускает свой первый программный сб. В нем было собрано все то, что было создано за 10 лет и публиковалось в периодической печати.
В сб. важно все: подобная книга представляет собой концепцию творчества. Готовя сб., автор подводит творч. итог периода деят-ти. Т.о. каждое пр-е, помещенное в сб. воспринимается как часть единого целого.
Сб. открывает стихотворение «Поэт и гражданин» (1856). Эта декларация задает тон всей книге, определяя ее этич. систему. Гражданин – энтузиаст, борец, уверенный в себе. Он укоряет Поэта за бездеятельность, которая с его т.зр. является грехом. Он заявляет, что талант должен служить своей стране, своему времени и гражданским задачам. В его сознании талант функционален: он должен «громить пороки смело», т.е. исправлять об-во. текст некрас. ст-я восходит к форме пушкинского ст-я «Поэт и толпа». Пушкинский поэт отказывался исправлять об-во, а толпа, сознавая свое ничтожество, требовала от Поэта: «свой дар, божественный посланник, во благо нам употребляй». Здесь идея службы общ. благу, как единственно возможная и дрстойная стезя таланта принадлежит Гражданину, который Поэта стыдит. И главный аргумент его – тяжкие времена, переживаемые Россией. В такие эпохи «стыдно ласку милой воспевать». да и вообще — «не время песни распевать». В понимании гражданина, безмерная возвышенность гражданского служения затмевает прежние идеалы свободы творчества:
Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей любви.
Иными словами – употребляй свой дар во благо нам… Н. пересматривает и корректирует, исходя из задачи момента, этику творца, созданную Пушкиным. Гражданин предлагает Поэту новую высокую цель – погибнуть за Отчизну: «Иди и гибни безупречно». Эта же цель в свое время придавала силы декабристам: Рылеев: «Ах, как славно мы умрем».
Жизнь есть жертвоприношение – идея, кот.некрасовское поколение возродило в об-ве и завещело потомству. Благородная гибель во имя идеи — такова цель жизни. Это настроение воплощает нетерпеливый некрасовский пафос. Ведь быть гражданином – это высшее благо, которого недостоин Поэт.
Сходное по форме с пушкинским и лермонтовским диалогами «Поэт и толпа», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Журналист, читатель и писатель», ст-е Н. продолжает русскую традицию демонстрирования раздвоенного сознания лирич. героя. Его диалог есть внутренний спор, б-ба в душе поэта и гражданина. По сути, в ст-ии 2 исповеди: каждый из героев открывает душу, и становится ясно, что в их идеях нет антагонизма, лишь духовная слабость мешает Поэту стать рядом с Гражданином.
Но, сколько б ни было причин,
Я горькой правде не скрываю
И робко голову склоняю
При слове: честный гражданин.
Тот роковой, напрасный пламень
Доныне сожигает грудь,
И рад я, если кто-нибудь
В меня с презреньем бросит камень.
В творчестве Н. появляется своя Муза.
Вчерашний день часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
При жизни поэта ст-е не публиковалось. В 70-х гг. н. будто бы нашел свой клочок бумаги, исписанный карандашом, и смог разобрать лишь приведенные 8 строк, он по памяти датировал текст 1848 годом. Получается., что пред нами отрывок, хотя выглядит стих-е как законченное. Разберемся.
Сенная площадь в Пб. – торговая. Там торговали сеном и подвергали публичным наказаниям обвиненных в воровстве, мошенничестве. Это называлось торговыми казнями. Но так продолжалось до 1845 г., когда кнут был запрещен как слишком жестокая мера: кнутом чел-ка, а тем более женщину, можно было убить, переломив хребет с 3 удара. Т.о. в 1848 г. Н. едва ли мог увидеть описанное им. До 1848 г. – возможно, но вряд ли. Скорее это фантазия, а не конкретная зарисовка эпизода. Образность ст-я символическая, это касается как кнута, так и Музы, даже, как окажется 2-х Муз.
Кнут – символ самодержавно-крепостнической России, если смотреть на нее с позиций свободолюбия и революционности. Карамзинскую «Историю гос-ва Российского» и гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями» Пушк. и Бел. критиковали именно за то, что в этих соч-х, проникнутых духом монархизма и православия, авторы выступили как поборники кнута. Поледаеву принадлежит ст-е
В Росси чтут
Царя и кнут.
В ней царь с кнутом,
Как поп с крестом.
К этому образу-символу нередко обращалась вольная русская поэзия. И не только русская. Гейне в одном из своих ст-й размышляет, в какую бы страну ему поехать как эмигранту. Поехал бы в Россию, но там лютые морозы и Кнут.
Истязаемая крестьянка – родная сестра Музы. Если понимать эти слова буквально, то она тоже Муза, принявшая облик русской кр-ки. Согласно др-греч. мифологии, Музы – родные сестры, дочери Зевса, покровительницы поэзии, искусств и наук. В русской поэзии издавна сложилась традиция обращения к Музе, которая является поэту, побуждая к тв-ву. В пушкинской Музе посменно угадываются черты веселой русалки, романтич. всадницы, дикой цыганки, уездной барышни Т.Лариной. Некрасовская Муза иная. Она молчит под бичом. Молчит и ее родная сестра. В этом есть нечто необычное. Ведь не поэт ей. а она ему должна была бы показать и объяснить происходящее, и тогда ст-е могло бы закончиться так:
И Муза мне рекла: «Гляди–
Сестра моя родная».
Но Муза упорно молчит. А ее мученица-сестра молча умрет под кнутом. Умрет потом, что в другом стихотворении Н. скажет:
… свой венец терновый приняла,
Не дрогнув, обесславленная Муза
И под кнутом без звука умерла.
И перед самой смертью Н. еще раз вспомнит свою «кнутом иссеченную Музу». Это последняя написанная умирающим поэтом строка. Образ вполне узнаваемый. Он взят из анализируемого ст-я, якобы написанного в 1848 г. Поэтому и необходимо именно буквальное прочтение: родная сестра Музы, значит тоже Муза. Такова, в сущности, предсмертная воля поэта, выраженная со всей определенностью.
Сестра погибшей продолжала посещать Н. – «присмиревшая», молчаливая, один раз «прибегала на костылях». Он ее «неохотно ласкал», (посвящение к поэме «Мороз, Красный Нос»), когда же она все-таки оживлялась и раззадоривалась, осаживал: «Замолкни, муза мести и печали!», «Угомонись, моя Муза задорная!».
Столь непростые отношения сложились у поэта с Музой. Но здесь необходимо уточнение: не у поэт, а у лирич. героя, ибо реальный автор не мог зайти в сопровождении Музы на Сенную.
И о жанре. Некрас. ст-е написано ямбом, нечетные строки — 4-стопные, мужские, четные — 3-стопные, женские. Это один из стихотворных размеров, которыми писались романтич. баллады. Так, Жук. в «Громобое»:
Чудовищ адских грозный сонм;
Бегут, гремят цепями,
И стали грешники кругом
Рекомендация для Вас - 11 Особенности формирования древних культур.
С разверстыми когтями.
Сошлись… призывный слышу клич…
Их челюсти зияют:
смола клокочет, свищет бич…
Оковы разжигают.
Также свищет бич и вершится страшная казнь. Настоящая романтич. баллада, насыщенная жутким и фантаст. Возможно, что некр. ст-е тоже баллада, вернее отрывок из нее. Это баллада о казненной Музе на глазах своей безмолвной сестры. К тому же балладная тр-я не исчерпывается данным ст-м.
