Парадигмы и поэтика произведений литературы 20 века
Парадигмы и поэтика произведений литературы 20 века
XX столетие, как никакая другая эпоха в истории словесно-художественной культуры, отмечена устремлением к авангардности, к открытию новых возможностей в сфере художественности – от проблем композиционного решения произведения и приёмов раскрытия человеческого характера до художественного слова. В первую очередь, в XX веке весьма сложно являют себя две ведущие формы художественного творчества, которые принято называть «традиционной» и «условной» формами.
Очевидно, что в XX веке не прекращается видоизменение бытийствия реально-достоверной формы («традиционная» (реально-достоверная, жизнеподобная) форма связана со стремлением художника воспроизвести в своей создаваемой картине жизнь в формах самой жизни). В этой манере работают писатели старшего поколения, пришедшие в литературу в конце XIX века: французской классик Ромен Роллан (например, «Очарованная душа» - роман о судьбах француской интеллигенции, своеобразная эпопея в традиционной манере). К этому традиционному направлению принадлежит Теодор Драйзер («Сестра Керри», «Дженни Герхард», «Американская трагедия»). К традиционной форме обращаются писатели и молодого поколения: Франсуа Мориак («Тереза Дескейру», «Клубок змей», «Обезьянка»); американский писатель Джон Стейнбек («Жемчужина», «Гроздья гнева»).
В живом литературном процессе литературная форма часто являет собой соединение реально-достоверной формы с условными приемами, что очевидно в прозе Айрис Мердок («Под сетью» - произведение написано в традиционной форме, но содержит многообразную символику, одно из проявлений которой – образ сети в названии, и в соответствии с ним осмысляется в экзистенциальном ключе ситуация несвободы человека в современном мире, который пребывает в состоянии, отмеченном в заглавии).
В целом в литературе XX века наблюдается преобладание и общее тяготение к условности («условная» форма отмечена той главной установкой художника, когда он стремится осознанно, нацеленно создать картину жизни, по форме не похожую на действительность, и с этой целью использует такие разные виды условности, как миф, фантастика, символ, аллегория, гротеск, парадокс и т.д.), которая в равной мере характерна для литературы модернистской и постмодернистской, но отмечает и особенности многих произведений реализма. Явно условна форма романа-метафоры в творчестве Франца Кафки («Америка», «Процесс»). Во 2-й половине 20 века эта форма проявляется в романе «В лабиринте» А. Роб-Грийе, «Парфюмере» П. Зюскинда.
Разнообразны формы условности в проявлении пространственно-временного решения романа, что очевидно в семитомном произведении Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Органично синтезируется реально-достоверное и мифологическое в романе Дж. Апдайка «Кентавр».
Вторая парадигма, важная в художественном творчестве прошлого столетия – усиливающийся процесс, начавшийся в XIX веке, – синтез искусств. Взаимодействие различных искусств приводит к тому в сфере литературного творчества, что оно заимствует, подвергая словесной адаптации, многие приемы из музыки, изобразительного искусства и нового творчества, возникшего в конце XIX века – кинематографа.
Из музыкального искусства в композиционном решении романов писатели XX века используют симфонический принцип организации музыкального произведения, особое внимание уделяя приему контрапункта. Симфонизм ощутим в построении «Очарованной души» Ромена Роллана, в философско-интеллектуальном романе Томаса Манна «Доктор Фаустус».
Из кинематографического искусства заимствован прием монтажа, причем в разных его проявлениях. Лион Фейхтвангер строит свой роман «Успех» как движение, смену кадров кинематографической ленты, при этом он постоянно пользуется межкадровым и внутрикадровым монтажом, соединяя свои кадры, отснятые «общим планом» и «крупным планом». Признанным мастером монтажа является Джон Дос Пассос, поклонник художественных исканий русского режиссера С. Эйзенштейна, под влиянием которого складывается литературный монтаж Дос Пассоса, явившийся в трилогии «США», состоящей из романов «42 параллель», «1919», «Большие деньги».
Рекомендуемые материалы
Литература XX века ориентирована и на изобразительное искусство, что проявляется в феномене романной формы – использование в словесном тексте текста графического. Разного рода графические изображения в романе – это не иллюстрации к произведению, а графический текст, который столь органичен в художественном произведении литературы, что наблюдаются пластичные переходы вербального текста в графический и обратно.
Функции графического текста художественно разнообразны: от комментария и углубления словесно-изображаемого до усиления визуального восприятия, что и передает графическое изображение. К этому феномену графического текста обращается американская писательница Бел Кауфман («Вверх по лестнице, идущей вниз»). К графике в романной прозе любит обращаться Курт Воннегут «Завтрак для чемпионов».
К концу 20 века обнаруживается общее свойство различных литературных жанров – их национальное творческое и писательское смешение. Это явление в конце прошлого столетия получило наименование «жанровой полифонии», используется также понятие жанровой гибридности. По сути в литературе всех времен наблюдалось сочетание в одном произведении свойств различных жанров, например, романа исторического, любовного и философского в романтической романной прозе В. Скотта («Айвенго», «Пуритане»).
Во второй половине 20 века жанровая полифония становится осознанной творческой установкой в силу многообразия аспектов того материала, с которым работает автор, который раскрывается в данном художественном произведении.
Гибридность жанров характерна для творчества Мишеля Турнье (роман «Золотая капля», «Лесной царь»). Роман «Пятница или тихоокеанский лимб» - представляет собой своеобразную авторскую интерпретацию известной истории Робинзона Крузо и Пятницы, которая разворачивается на необитаемом острове, куда попадает Крузо после кораблекрушения. Эта история изложена английским писателем 18 века Даниэлем Дефо.
В 20 веке история Робинзона Крузо воспринимается как литературный миф. Этот литературно-мифологический архетип по-своему интерпретируется разными писателями 20 столетия. В этом аспекте произведение М. Турнье, обратившегося к литературному архетипу, можно определить как роман-миф. Данный жанр в 20 веке получает широкое распространение. Французский писатель, рассказывая историю Робинзона и Пятницы, стремится воспроизвести, дает ей исторический колорит места и времени на различных уровнях конкретно-исторических реалий повествования и исторической архаической лексики. Это свойство раскрывает этот роман Турнье как исторический.
В рассказе истории Робинзона на острове Турнье усиливает авантюрное, приключенческое начало, перипетийность сюжета, постоянные резкие повороты событий от блага к неблагоприятным и наоборот, что сближает этот роман с романом авантюрным или приключенческим. Образ Робинзона раскрывается в психологической доподлинности, автор постоянно воспроизводит, анализирует то состояние, в котором в данный момент прибывает его герой. Эта психологическая сторона повествования раскрывает жанрово роман Турнье как психологический.
Одновременно Турнье мыслит и как человек 20 века, для которого чрезвычайно актуальными являются общечеловеческая и философская проблема человеческого отчуждения, одиночества, взаимоотношения «я» и других, поиск другого и отчуждение от него. Эти философские проблемы, которые в 20 столетии разноаспектно разрабатывались, в особенности философией экзистенциализма, ставит в своем произведении Турнье, что и раскрывает новые свойства жанра его романа – философского, философско-интеллектуального.
Свойством литературного творчества в 20 веке является интеллектуализация на разных уровнях художественного произведения, от сферы смысловой и содержательной, до художественной формы, определенной авторской установки в решении вопроса о читательском восприятии. Эта интеллектуализация очевидна в свойственном героям литературы 20 века аналитизме, когда персонажи прозаических и драматургических произведений живут в стизии анализа собственных состояний и эмоций других, осознают, размышляя, человеческую участь в этом мире, рефлексируют по вопросам экзистенциальным и онтологическим. Эта особенность проявляется в романной прозе британского писателя Дж. Фауза, в его значительных произведениях «Коллекционер», «Мак», «Женщина французского лейтенанта», новелле «Эбеновая башня» («Башня из черного дерева»).
Интеллектуализм явен в и в стремлении писателя заставить читателя быть интеллектуально-активным, не только по прочтении произведения, но и в процессе его восприятия. Установка автора, создающего текст, связана с тем, чтобы читатель, воспринимая, размышлял. Это свойство проявляется в философско-интеллектуальном романе (например, в произведениях Т. Манна «Лотта в Веймаре», «Доктор Фаустус»).
Интеллектуализация связана и с таким свойством художественного произведения, как обнажение – выставление на показ – определенных художественных приемов, когда через это обнажение, что не было свойственно классическим произведениям, автор показывает читателю, как было сделано произведение, благодаря каким чисто поэтологическим приемам автор достигает определенных художественных эффектов. Это свойство интеллектуализации формы очевидно в романе Вл. Набокова из его американского наследия «Бледный огонь». В пример можно привести также роман итальянского писателя Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник».
По-новому в литературе 20 века являет себя автор произведения. В литературе классической (18-19 вв), в романе Г. Филдинга «История Тома Джонса-найденыша» или романных произведениях Бальзака, Диккенса, автор выступает как всезнающий повествователь, который по ходу повествования часто берет слово и ведет разговор с читателем от своего имени. Таким образом, в классических произведениях автор – Бог, творец созданного художественного мира, который все знает о своих героях, даже б их самых потаенных мыслях. И в ведении повествования этот всеведающий автор небесстрастен, дает оценку изображаемому, касается ли это данного конкретного состояния или поведения героя, его мыслей и чувств или в целом какой-либо жизненной ситуации.
В литературе 20 века в некоторых произведениях присутствует этот классический тип автора, но в целом в литературе прошедшего и нынешнего столетия автор уходит из произведения. По словам Д. Затонского, «автор уходит за кулисы», - присутствие автора, его точка зрения, его оценка и позиция сводится к минимуму. На первом плане – изображение в широком смысле жизни, поступков героев, их мыслей и чувств, об истинности, значимости, смысле которых автор умалчивает, и определенное решение здесь должен найти сам читатель. Это не значит, что автор всецело изолируется со своей авторской позицией из произведения, иными становятся формы выражения авторского «я». Часто он заменяет свое «я» маской повествователя, например, издателя рукописи или геря, который выступает в качестве повествователя, а также использует различные приемы, которые не непосредственно, через слово автора, а опосредованно выражают его позицию. Например, в романе Набокова «Лолита» писатель использует разнообразные формы пародии, рассказ об истории Лолиты и Гумберта Гумберта раскрывается как пародия на жизненно-устаревший, изживший себя романтизм. В романе Натали Саррот «Золотые плоды» позиция автора раскрывается благодаря композиционному решению произведения, в основе которого – олитературенный кинематографический монтаж.
В лекции "34 Основные виды и характеристики личностных конфликтов" также много полезной информации.
Произведение писателя – это проявление его позиции. Она явна в выборе формы, заглавия произведения, в самом отборе материала, поднимаемым проблемам и др. Писатель 20 века обладает универсализмом в охвате всех явлений жизни, идей, форм, традиций, достижений искусства в прошлом и настоящем.
В 20 в автор чрезвычайно изощрен. Переход к этому намечается благодаря подставному лицу героя-рассказчика или, что реже, мнимости автора-повествователя. Им является, например, некий «авт.», собирающий «документы» о жизни Лени Пфейфер в романе Г.Белля «Групповой портрет с дамой».
Автор может сам заявлять о своем личном присутствии в произведении, как то делает в предисловии к «Кораблю дураков» К.Э. Портер.
Или сочинитель может сам оказаться героем своего романа, как А. Житинский в «Потерянном доме». Унамуно «Туман».
Автор может быть подобен лирическому герою поэтического произведения, где они близки, но не тождественны. Это различие явно между Марселем Прустом и Марселем в «субъективной эпопее» «В поисках утраченного времени».
Самоустранение автора – одно из свойств прозы 20 в – явно в произведении Марио Варгаса Льосы «Война конца света». Сочетая изображение героев в действии, диалог с прямыми высказываниями персонажей и несобственно-авторскую речь, Льоса достигает эффекта почти полного авторского отсутствия. Таким образом, Льоса предоставляет читателю право выявить суть своей позиции самостоятельно.
