Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси
Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси
Стиль монументального историзма XI-XIII вв.[1]
Первый вполне развитой стиль в изображении человека, стиль, сильнейшим образом сказавшийся в литературе XI-XIII вв., – это стиль монументального средневекового историзма, тесно связанный с феодальным устройством общества. Стиль этот развивается главным образом в летописях, в воинских повестях, в повестях о княжеских преступлениях. Он более отчетлив в летописях, составлявшихся по указаниям князей, чем в летописях епископских, монастырских и городских в светских произведениях, чем в церковных.
В своем отношении к историческим событиям летопись прямолинейно официальна. Ритм истории в летописи – это ритм официальных событий. Летописец пишет только о лицах официальных, распоряжающихся судьбой людей; при этом частная жизнь этих официальных людей летописца не интересует.
Каждое действующее лицо летописи изображается только как представитель определенной социальной категории. Князь оценивается по его "княжеским" качествам, монах – "монашеским", горожанин как подданный или вассал. Всё общество состоит из "лествично" расположенных над простым, трудовым народом различных групп феодалов. Все людские отношения подчинены этой иерархии вассальных связей.
Для каждой ступени выработались свои нормы поведения, свой идеал и свой трафарет изображения. Идеальный образ князя – один, идеальный образ представителя церкви – другой. Слабо намечены идеалы боярства – "бояр думающих" и "дружины хоробрствующей". В основном два идеальных образа доминируют в жизни, а вслед за нею и в литературе: светский и церковный.
Герои летописи – по преимуществу князья, ибо их действия с точки зрения летописца, составляют суть исторического процесса. Вот почему княжеский идеал – наиболее разработанный светский идеал.
Характеристики духовенства в летописи – монахов, епископов, митрополитов, белого духовенства – и людей просто благочестивых целиком подчиняются идеалам церкви.
Особую группу составляют "святые". Они как бы внесословны. Трафареты в их характеристиках иные, они целиком зависят от общехристианской литературы. В святых подчеркиваются их странности, отрешенность от мира и его интересов.
Рекомендуемые материалы
* * *
Процесс образования сложной лестницы феодальных отношений закончился в основном к XII в.: великий князь, местные князья, бояре, боярские слуги. Междукняжеские отношения строятся к этому времени на основании развитого сюзеренитета – вассалитета. Вот эта-то сложная иерархия феодальных отношений отчетливо дает себя знать в художественной литературе – в характеристиках действующих лиц летописи, житий, исторических повестей.
Литература – летопись или житие, всё равно – в основе своих образов имеет только исторические личности. Вымышлено-обобщенных образов людей литература феодализма не знает.
Сельское население, городские ремесленники не входили в состав феодальной иерархии. Они составляли только ту основу, над которой высилась феодальная лестница. Трудовой народ находился вне этой лестницы, а следовательно, и вне лестницы феодальных идеалов.
Литература феодального периода в основном знала только две краски – черную и белую; определение же того, какой краской писать то или иное действующее лицо, принадлежало реальной политической действительности и месту в ней самого автора. Он подчинял задачи своего труда задачам служения своему сюзерену, оценивал события и людей так, как это ему подсказывали его обязанности подданного – человека, стоящего на одной из низших ступеней феодальной лестницы и связанного ее принципами. Отсюда официальность литературы.
* * *
Князь в летописи всегда официален, всегда как бы обращен к зрителю, всегда представлен только в своих наиболее значительных поступках. Его речи при переговорах и на съездах князей, перед дружиной всегда лаконичны, значительны и как бы геральдичны.
Поступки, действия, слова и жесты – основное в характеристиках князей. В летописи описываются эти действия и поступки, но не психологические причины, их вызвавшие.
Князья в летописи не знают душевной борьбы, душевных переживаний, того, что мы могли бы назвать "душевным развитием". На всем протяжении своей жизни, как она фиксируется в летописи, князь остается неизменным.
Все добродетели князя точно определены, все пороки его исчислены. Характеристика князя в летописи, если она дается отдельно, состоит обычно из перечисления его достоинств, внешних примет и, реже, недостатков.
Характерно проникновение церковного элемента по преимуществу в изображение отрицательных персонажей светских произведений – врагов внешних и внутренних. Положительный идеал был главным образом светский; церковные добродетели лишь механически присоединялись в характеристике светских героев к основным светским, феодальным добродетелям. Но коль скоро речь заходила о дурных поступках, о врагах,– летописец становился целиком на церковную точку зрения и приписывал отрицательному персонажу по преимуществу церковные грехи и недостатки.
В изображении отрицательных персонажей сказывался и христианский психологизм. Летописец в гораздо большей степени, чем в изображении положительных героев своего повествования, стремился психологически объяснить поступки врага, описать внутренние побудительные причины его дурных поступков. Правда, этих побудительных причин немного: гордость, зависть, честолюбие, жадность.
Однако и в отношении к отрицательным персонажам писатель XI-XIII вв. не в меньшей степени официален, чем в отношении к положительным героям своего повествования. Отрицательный герой летописи – это внешний враг, всякий противник того князя, которому сочувствует летописец.
В образах князей этого времени отразился идеал мужественной красоты. Этот идеал приобретал особую торжественность и парадность под пером летописца, будучи поставлен им на службу интересам феодалов.
Литературные способы характеристики князей согласуются со способами описания их действий, поступков, подвигов. И в этих описаниях писатели XII-XIII вв. также полны заботы о соблюдении этикета, о максимальном обобщении эпизодов, о зрительном, внешнем их эффекте в первую очередь.
Большинство положений князя, в которых описывает его летописец, связаны с княжеским этикетом, они в какой-то мере церемониальны. Церемониальны не только встречи князя и его посажение на столе, но и такие, как езда "у стремени", что символизировало собой вассальную службу князя и т.д.
В этих изображениях внутренняя жизнь князя подчинена его внешнему изображению. Всё совершается им в своем месте и в свое время. Князь не принадлежит самому себе. Он изображается только как представитель своего сословия, во-первых, и как исторический деятель, во-вторых.
* * *
Общественное признание, "слава" князя, его "честь" – спутники феодальных добродетелей князя в писательском представлении того времени. Авторы XII-XIII вв. не знают коллизий между тем, что представляет собой князь, и тем, как воспринимают его окружающие: его вассалы и народ. Вот почему в похвале князю, живому или мертвому, так часто говорится о его славе, о любви к нему народа.
Князь и вассалы, князь и народ составляют единое целое, связанное феодальными отношениями. Народ составляет неизменный и безличный фон, на котором с наибольшей яркостью выступает фигура князя. Народ как бы только обрамляет группу князей. Он выражает радость по поводу их посажения на стол, печаль по поводу их смерти; он всегда выступает в унисон, без единого индивидуального голоса, массой, в которой неразличимы отдельные личности, хотя бы безымянные – без единого лица, без единой индивидуальной черты. Их единственное отмечаемое достоинство – верность князю, верность феодалу.
Верность – основная положительная черта и народа, и вассалов князя в изображении летописца. Вассальная верность далеко не бескорыстна. Она оплачивается князем его "лаской", "хлебом", "медвяной чашей" и дорогим "портищем", но от этого отнюдь не становится в глазах писателя XII-XIII вв. менее похвальной.
* * *
Отношения вассалитета-сюзеренитета определяются взаимными обязанностями. Строгое выполнение вассалами своих обязанностей укрепляет авторитет сюзерена. Строгое выполнение сюзереном своих обязанностей по отношению к вассалам укрепляет его еще более. Авторы XI-XIII вв. ставят князя на пьедестал вассальных повинностей и украшают его обязанностями сюзерена. Повинности князя по отношению к своим боярам и дружине определены четко. Князь должен быть щедр к ним и во всем советоваться с ними.
Щедрость князя находит своеобразное идейное обоснование в афоризме летописца: "Златом и сребром не добудешь дружины, а дружиною добудешь и серебро и злато". Повесть временных лет неоднократно напоминает об этой дружинной морали.
Другая обязанность князя по отношению к своей дружине и боярам – во всем советоваться с ними. Князь, во всем советующийся с дружиной, заслуживает похвалы. Перечисляя выдающиеся добродетели своего князя, летописец наряду с тем, что он "хоробор", "крепок на рати", "немало показал мужьство свое", упоминает и о том, что он был "думен", т.е. совещался с дружиной. Вассалы князя отказываются служить ему, если он не совещается с ними. Бояре Владимира Мстиславича заявляют ему: "О собе еси, княже, замыслил; а не едем по тобе, мы того не ведали".
Князь обязан быть дружен со своей дружиной. Совместно с нею он "дерзает" на поганых и побеждает их. Он сохраняет ей верность, предпочитая дружину не только золоту и серебру, но и княжению. "Леплее ми того смерть,– говорит сын Владимира Мономаха Андрей Владимирович Добрый, – а с своею дружиною на своей воочине, и на дедине нежели Курьское княженье".
* * *
Идеал князя основывается на определенных представлениях о чести и о "сороме". Главные добродетели князя – быть "величавым на ратный чин", быть готовым жертвовать своей жизнью за свою честь, за честь Русской земли, мстить за свой "сором" или "сором" Руси. Формула "да любо налезу собе славу, а любо голову свою сложю за Русьскую землю", с небольшими вариантами неоднократно повторяется в речах князей на всем протяжении XII-XIII вв.
Бесстрашие в бою – одна из важнейших черт в идеальном портрете князя. Летопись неоднократно говорит о том или ином князе, что он был "хоробр и крепок на рать", что сердце его было "крепко на брань", что он был "мужь добр и дерзок и крепок на рати", "умом велик и дерзостью" и т.д.
Хваля своего героя за мужество и храбрость, писатель XII-XIII вв. имеет в виду в первую очередь результаты этой храбрости: его победы, страх, нагнанный им на врагов Русской земли, приобретенную им славу "грозного" и непобедимого князя. Некрологическая характеристика Владимира Мономаха подчеркивает, что это был князь, "украшенный добрыми нравы, прослувый в победах, его имене трепетаху вся страны и по всем землям проиде слух его".
Одна из самых важных добродетелей князя – быть впереди своего войска, первым бросаться в битву, побеждать врагов в рукопашной схватке. Поединкам князя с врагом уделяется особое место в его характеристике. Слава князя не в малой степени зависит от поведения князя в битве. Отправляясь против врага в рукопашную схватку, Андрей Боголюбский придает своему поступку демонстративный характер. Он первым обнажает меч и первым ломает копье, выезжая впереди дружины.
Мужество на охоте, как и мужество на войне, окружало феодала ореолом славы. Летописец говорит о брестском воеводе Тите, что он "везде словый мужьством на ратех и на ловех". "Добро" и "правда" феодала – в его подвигах и в славе, которая эти подвиги сопровождает.
* * *
Князь олицетворяет могущество и достоинство своей страны. Вот почему среди добродетелей князя перечисляются добрые качества не только воина, но и государственного человека. В этом отношении исключительный интерес представляет в Повести временных лет характеристика Ярослава Мудрого. Здесь в первую очередь восхваляется его строительная деятельность и его заботы о книжном просвещении.
Идеал князя XI-XIII вв. был неотделим от идей патриотизма. Идеальный образ князя, – такой, какой он рисовался летописцу,– был воплощением любви к родине. Князь служит Русской земле, готов сложить за нее голову, забыть свои обиды для того, чтобы "мстить обиды" Русской земли.
Конечно, летописцы XI-XIII вв. иногда отражали в своем идеале княжеского поведения представления не только феодальных верхов, но и свои собственные, которые не всегда совпадали с представлениями феодалов. Вот почему княжеский патриотизм, ограниченный во многом феодальными представлениями, в изображении летописцев иногда наделяется чертами, свойственными народному патриотизму.
Летописцы древней Руси придавали исключительное значение в историческом процессе поступкам князей, их распоряжениям, их политике. Только в конце XVI – начале XVII в. внимание авторов исторических повестей, русских статей в Хронографе и публицистических произведений оказалось приковано к реальным личным характерам исторических лиц, якобы обусловливавшим собой движение исторического процесса. В летописях XI-XIII вв. почти нет столкновений характеров и нет связи развития исторических событий с характерами их участников, но есть столкновения интересов, притязаний, генеалогические споры. При этом по большей части каждый князь совершает свое жизненное дело как представитель определенной ветви княжеского рода. Жители городов и княжеств приглашали, встречали или прогоняли князей как носителей определенных династических интересов и династической традиционной политики, определяемой местом данного князя в генеалогическом дереве княжеского рода.
Родовая политика, честь, традиции рода ясно осознавались и самими князьями. Эта родовая политика часто называется в летописи "путем", "честью" и "утверждением" предков.
Князья "ревнуют" своим предкам, стремятся "поревновать" своим отцам и дедам. Самое понятие "ревности" предкам переносится из светской: области и в церковную. "Ревновать" отцу своему можно не только в воинской славе, но и в церковной. Вдова Глеба Всеславича "велику имеяше любов с князем своим, к святей богородици и к отцю Федосью, ревнующи отцю своему Ярополку".
В некрологических характеристиках князей постоянно упоминается эта родовая политика, их "ревность" предкам. Например, о сыне Владимира Мономаха, Мстиславе Великом, автор некролога говорит, что он "наследил отца своего пот, Володимера Мономаха великаго". Отсюда возникала возможность характеристики не только одного князя, но целой ветви княжеского дома – характеристики положительной или осудительной, в зависимости от той политической ориентации, которой придерживался летописец.
* * *
Характер человеческий выступает в творениях древнерусского книжника в двух аспектах: либо как сам книжник хотел его представить – в его авторской "системе", либо как мы сами можем его реконструировать по сообщаемым этим книжником фактам – прямо и косвенно. Возможности последнего аспекта неограниченны. Реконструкция эта может быть осуществлена и на основании литературных данных, и на основании документов.
Летописец нередко более или менее сознательно отклонялся от идеалов феодального класса, от трафаретных приемов характеристики людей – то отдавая дань своим личным вкусам, то испытывая на себе воздействие народного творчества, то поддаваясь тем изменениям в оценке деятельности князей, которые возникали в связи с изменениями в идейных представлениях под влиянием местных особенностей социального строя. Именно на этой грани официального и неофициального рождались все отступления от господствующего трафарета, возникало то качественно новое, что, постепенно накапливаясь, двигало литературное развитие к новым методам изображения действительности.
В исторической литературе XI-XIII вв. говорилось по преимуществу о деятельности тех слоев населения, которые влияли, по представлениям того времени, на ход исторических событий, – князей и духовенства.
Однако не только князья и духовенство из его высших слоев попадали в поле зрения книжника. Изображая борьбу князя за свою власть, летописец волей или неволей вынужден был говорить о боярах, оказывавших сопротивление своему князю. Рассказывая о стремлении юноши Феодосия к монашеской жизни, приходилось выводить и его мать –смелую, немного мужеподобную, всегда готовую избить сына, заковать его в кандалы, только бы удержать около себя. Все эти персонажи выведены для оттенения главного героя. Но и через них в литературу также стихийно проникают черты реалистичности.
Рекомендуем посмотреть лекцию "Воспалительные заболевания почек".
Летопись знает ряд жизненных положений, в описание которых больше всего проникали черты действительности, когда летописца привлекал не только официальный силуэт князя, но и его личная жизнь. К числу таких жизненных положений в первую очередь относится кончина князя, которую летописец описывает подробно, придавая иногда значение всякой мелочи. Однако, как бы то ни было, летописные повествования о смерти князей – самые жизненно-конкретные в летописи. Например, повествование о смерти Святослава Всеволодовича. Передан и его разговор на смертном ложе с женою. Святослав спрашивает "отемневшим" языком, когда будет день святых Макавеев. Жена отвечает: "В понедельник". Святослав же говорит своей жене, что вряд ли доживет до этого дня. В этом разговоре нет ничего исторически значительного. Он передан летописцем потому, что значительно было самое событие, с которым этот разговор был связан, – смерть.
Нарушался литературный стереотип и в церковной литературе XI-XIII вв.: в житиях святых, в частности в Киевопечерском патерике, и в проповедях. Однако в этой церковной литературе психология действующих лиц подчинена морали, назидательному смыслу произведения. Церковь постоянно обращала литературу к психологической наблюдательности, но литературу в основе своей светскую, и в частности летопись, могла затронуть только отчасти.
Наконец, стиль средневекового монументализма в изображении людей нарушался в литературе и под влиянием народного творчества.
* * *
Однако переход от стихийного проникновения в литературу действительности к первым шагам нового, сознательного к ней отношения совершится не скоро: новое отношение к человеческой личности станет осознаваться самими авторами только с конца XVI – начала XVII в. Это – время, когда в литературе появятся первые изображения элементов человеческого характера.
[1] Лихачев, Д.С. Человек в литературе Древней Руси / Д.С. Лихачев. – М.: Наука, 1970. – Гл. 2. – С. 25-62.
