И все-таки понимание

8. И все-таки понимание!

       Однако это противопоставление объяснения и понимания оши­бочно. И прежде всего потому, что в корне неверно то истолкование сути научного закона и соответственно объяснения, которое задано в эмпиризме. Научный закон (вообще теория) есть знание качественно иного типа, чем научный факт (вообще эмпирия). Если последний есть знание о мире (его фрагменте) на уровне его существования, то пер­вый — знание о нем на уровне его необходимости, существенности.

       Но это принципиальным образом меняет наше представление о том, в чем смысл объяснения. В самом деле, что мы имеем в начале исследовательского процес­са, когда заняты объяснением, скажем, единичного объекта?

- Мы имеем фактуальное положение (экспланандум), которое просто констатирует, что объект, подлежащий объяснению, существует. А что нового мы узнаем в конце процесса?

      — Благодаря тому, что нам удалось подвести этот объект под некий закон (или совокупность законов), мы узнаем, что объект необходим, т.е. не просто существует, но в силу таких-то и таких-то обстоятельств (а они указываются в положениях о начальных условиях) необходимо существует.

       Любой единичный объект прямо или косвенно связан с бесчис­ленным количеством других объектов. Иначе говоря, он включен в бесконечное число различных систем и совокупностей объектов, каждая из которых представляет собой относительно замкнутое и автономное образование. Во многих из них он является случайным, т.е. может как существовать в такой системе, так и не существовать: с его устранением система (совокупность) не перестает существовать.

     Однако всегда есть по крайней мере одна систе­ма объектов, в которой данный объект сущест­вует необходимо. Иными словами, в такой системе реализованы необходимые и достаточ­ные условия для него. Задача объяснения в основном и заключается в том, чтобы указать такую систему. Но что же тогда такое объяснение закона? Зачем объяснять закон? Ведь он и так необходим.

       Дело в том, что в начале исследовательского процесса использу­емое в экспланандуме положение, которое имеет форму закона, вооб­ще-то говоря, не является научным законом. Оно лишь подобие закона, поскольку не обладает еще важнейшей содержательной характеристи­кой закона — необходимостью. И потому правы те, кто в таких случаях предпочитает термин "законоподобное положение", т.е. положение, по своей логической форме подобное закону. Ведь это еще только гипотеза о законе (речь идет здесь об эмпирических законах), и как нетрудно догадаться, именно для того, чтобы превратить ее в полноценный научный закон, т.е. наделить этой недостающей содержательной харак­теристикой, ее и надо подвергнуть процедуре объяснения.

       Тем самым объяснение показывает, что данный объект не есть какое-то совершенно случайное образование, для которого весь осталь­ной мир абсолютно безразличен и которому этот мир отвечает точно таким же безразличием, но, напротив, необходимым образом укоренен в мире, точнее, в определенной его части, в определенной системе других объектов, т.е. его существование значимо, имеет смысл для этой системы, равно как и существование последней значимо, имеет смысл для него.

Рекомендуемые материалы

      Иными словами, объяснение аргументированно демонстрирует нам осмысленность существова­ния объекта, а значит, позволяет понять его, и именно с этой целью оно и предпринимается. Конечно, объяснение способствует также уни­фикации знания, но это лишь его побочный продукт. А вот и другая сторона вопроса.

     Вопреки "концепции понимания" объяснения выполняются не только в науках о природе, но и в науках об обществе (экономике, социологии и т.д.) и даже в гуманитарных науках.

     Собственно говоря, это последнее отрицали лишь экстремистски настроенные сторонники этой концепции. Сам же В.Дильтей, напротив, признавал это (хотя и отводил объяснениям в "науках о духе" очень скромную роль и ставил их в весьма подчиненное положение).

Современные его последователи в данном отношении вернулись на его позиции и даже стали проявлять повышенный интерес к проблеме объяснения в гуманитарных науках. Особенно это проявилось в широ­кой, длящейся уже несколько десятилетий дискуссии об объяснении в  историографии.

       Но главное, с чем никак не хотят согласиться нынешние последователи В.Дильтея, — это тезис об объяснении через закон.

       К примеру, говоря об историографии, они категорически настаи­вают на том, что исследователь объясняет объект не подведением его под общий закон, а в ходе самого исторического повествова­ния (нарратива), которое тем самым, кроме описательной, выпол­няет также и объяснительную функцию. Ввиду его чрезвычайной сложности, многогранности и уникальности исторический объект-де только так и может быть объяснен.

На первый взгляд это совершенно верно, ведь в историографических работах законы встречаются крайне редко, а объяснения, напротив, — на каждом шагу.

Но Гемпель раскрыл этот секрет. Он показал, что в принципе историк строит свои объяснения так же, как, скажем, физик, с той только разницей, что первый обычно заимствует необходимые для этого законы из других областей знания, особенно из индивидуальной и социальной психологии, а эти законы зачастую настолько хорошо известны людям из повседневной жизни, что нет нужды воспроизводить их в тексте. Иначе говоря, они используются, но, как правило, импли­цитно, т.е. подразумеваются.

Что же касается многогранности и уникальности, то они никак не могут быть объявлены сугубой спецификой объектов историографии (вообще гуманитарных наук), поскольку присущи всякому объекту, а говорить об их большей или меньшей степени бессмысленно. И если эти характеристики не препятствуют объяснению единичных объектов путем их подведения под закон в естественных и социальных науках, то почему они должны быть препятствием для наук гуманитарных?

Да, закон универсален и абстрактен, а объясняемый единичный объект уникален и конкретен. Однако научное познание умеет преодо­левать этот барьер. И свидетельством тому является способность как устанавливать законы на базе изучения единичных объектов, так и применять первые для изучения вторых.

При объяснении этот барьер преодолевается благодаря как бы встречным движениям. С одной стороны, конкретный, многогранный объект заменяется абстрактным, "одногранным". Это достигается путем определенного описания объекта — не с помощью его имени (имя как раз предполагает всю полноту, всю совокупность его граней, аспектов), а с помощью положения-экспланаидума (в грамматическом плане -— повествовательного предложения), которое выбирает лишь один из аспектов.

С другой стороны, в ходе объяснения осуществляется конкрети­зация закона. Ее средством являются положения о начальных условиях. Будучи фактуальными единичными положениями, они привязывают закон к специфической ситуации.

Информация в лекции "18 Иммуноблотинг" поможет Вам.

Разумеется, понимание, возникающее у нас в результате объясне­ния, — это не совсем то понимание, о котором говорят ВДильтей и его последователи.

Начать с того, что мир объектов, который они имеют в виду, очень специфичен и ограничен. Это объекты, созданные человеком. Они могут быть самыми разнообразными — от вещей и поступков до живописных полотен, но чаще всего речь идет о текстах. Последнее не случайно, ибо Ф.Шлейермахер, а вслед за ним и В.Дильтей работали на материале и в русле той традиции герменевтики (искусства истолкования религиоз­ных, политических, исторических, художественных и прочих текстов), которая тянется к нам из глубокой древности.

Понять такой объект — значит постичь субъективный авторский замысел, ради реализации которого человек создавал данный объект, или, короче, смысл последнего. Достигается подобное понимание по­средством "вчувствования" (эмпатии) — преодоления познающим субъ­ектом всех дистанций и барьеров (временных, пространственных, культурных и т.д.) и вхождением в духовный мир познаваемого субъекта. Здесь не нужны ни теории, ни законы, ни даже какие-либо общие понятия.

И что же? Кто же прав? Где же выход из положения? Да нигде. Потому что и положения-то никакого особенного нет. Такого рода понимание и таким способом обретаемое действительно существует. Больше того, оно совершенно необходимо в тех случаях, когда мы имеем дело с объектами, в которые смысл уже заложен другим человеком, и этот смысл необходимо установить. Однако оно отнюдь не является универсальным.

          Понимание — это духовная акция, предельно широко распространенная во всем мире челове­ческого духа. Его назначение состоит в том, чтобы снять отчужденность понимаемых объектов, событий, явлений, создать у человека ощу­щение их естественности.

         Конечно, в таких существенно разных сферах духовной деятель­ности, как познавательная, эстетическая, нравственная, понимание об­ретает весьма различные формы и достигается многообразными способами.