Диссертация (Генерал-губернаторы Европейского Севера место и роль в системе органов государственной власти и управления Российской империи (1820–1830 гг.)), страница 4

Поэтому такую канцелярию следует признать неотъемлемой частью института генерал-губернатора. О важности изучения «канцеляриив широком смысле» не забывают и наши зарубежные коллеги9. Поэтому в работе анализируетсяустройство и штаты состоявшей при архангельском генерал-губернаторе в 1820-е гг. канцелярии.Кром М. М. Новая политическая история… С. 7. Правда, сейчас автор несколько смягчил свою позицию поотношению к данному подходу (Кром М.

М. Административная практика Московского государства XVI – нач.XVII вв.: к вопросу о пределе институционального подхода // Российская история. 2016. № 2. С. 3–8).8Ерошкин Н. П. Местные государственные учреждения дореформенной России (1800 - 1860 гг.) // Историягосударственных учреждений дореволюционной России. М., 2008. С. 359.9См., напр.: Горак А. Об избранных направлениях изучения бюрократии Российской империи // Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики. Серия «Гуманитарные науки». Вып. 1–2012. [Эл.

журнал](дата обращ. 07.12.2016).713Однако институт генерал-губернатора был лишь одним из звеньев в системе органов государственной власти и управления Российской империи, от которой зависело решение того илииного вопроса. Поэтому представляется необходимым для более полного раскрытия того, какдействовал этот институт, применить системный подход, который хорошо был известен советской исторической науке10. Этот подход предполагает рассмотрение государственного аппарата,который был задействован в принятии решения по вопросу, возбуждаемому, например, генералгубернатором, как системы. Для этого следует произвести структурно-функциональный анализсистемы, а это значит сначала осуществить ее декомпозицию, т.

е. вычленить в структуре отдельные элементы и исследовать их функциональные характеристики; затем проанализировать взаимосвязи элементов между собой и со средой (то, что извне может влиять на них), и наконец, вновьсобрать элементы воедино, представив их как гармонически функционирующую систему. Применительно к предмету нашего исследования мы исходили из следующего рассуждения: однучасть вопросов генерал-губернатор мог решать в качестве конечной инстанции, другую — лишьв качестве посреднической, обязанной согласовывать или утверждать свои решения в вышестоящих инстанциях.

Поэтому институт генерал-губернатора мы рассматриваем как элемент, входящий сразу в две системы. Первая состояла из нескольких элементов: главным в ней являетсягенерал-губернатор и его канцелярия, второстепенными — учреждения и должностные лица, через которые генерал-губернатор осуществлял свои полномочия. Вторая система была устроенаболее сложно, так как включала в себя первую систему (в данном случае она выступала всеголишь ее подсистемой), и общеимперские органы власти и управления. Другими словами, генерал-губернатор играл двоякую роль, являясь начальником для нижестоящих, равным для центральных и подчиненным для вышестоящих учреждений и должностных лиц.Однако использование только одного системного подхода привело бы к упрощенной модели исследуемого объекта, которая недостаточно учитывала бы: 1) конкретно-исторические реалии, что принципиально в условиях действовавшего подчас в «сиюминутном» режиме государственного аппарата, обязанного беспрекословно выполнять «высочайшую волю» монарха; 2) динамику развития системы, когда составляющие ее элементы могут наполняться новым функционалом; 3) роль человеческого фактора.Для разрешения данной проблемы мы в определенной степени руководствовались идеяминеоинституционализма.

Один из его основоположников Дуглас Норт, искавший на рубеже 70–80-х гг. XX в. ответ на вопрос, отчего зависит «уровень экономической эффективности» в разныхгосударствах, пришел к заключению о том, что прежде всего его предопределяет совокупность«формальных и неформальных институтов» или «правил поведения», во многом зависящих от10См., напр., об этом: Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования.

М., 1987. С. 159–168, 183–191 (с учетом, конечно, диалектико-материалистического понимания сущности общественных систем).14«траектории предшествующего развития» (path dependence). С точки зрения этой теории институт генерал-губернатора (включая его канцелярию) нужно рассматривать как «организацию»,действующую на основе как формально установленных правил (законов, указов, распоряжений,регламентов), так и неформальных правил (зависящих от существующих в данном обществеусловностей, общепризнанных норм поведения, традиций, привычек, обычаев, моральных и профессиональных неписаных кодексов)11, от которой могут зависеть институциональные изменения12.Для выяснения значения «неформальных правил» в работе использовались биографический и антропологический подходы.

На основе сведений, извлеченных из делопроизводственнойпереписки, формулярных списков, жандармских донесений и источников личного происхождения, была предпринята попытка создать служебную биографию и дать характеристику деловыхи личных качеств не только главных героев нашего исследования архангельских генерал-губернаторов А. Ф. Клокачева и С.И. Миницкого, но и некоторых других должностных лиц (преждевсего губернаторов, вице-губернаторов и прокуроров). Учет таких важных факторов, как происхождение, воспитание и образование, жизненный и карьерный багаж этих чиновников, помогболее объективно ответить на такие сложные вопросы: насколько часто при принятии тех илииных решений уполномоченные на то должностные лица руководствовались не только интересами государства и общества («общего блага»), но и естественными человеческими чувствами(дружба, неприязнь, стремление к материальному благосостоянию).

Эти сведения имелись в видупри написании 2–8 глав диссертации и приложения 1.Для изучения практической стороны деятельности архангельских генерал-губернаторовиспользовались также методики микроистории и «неформальных иерархий»13, позволяющие натех же источниках разобраться в деталях с периодически возникавшими в среде чиновничестваконфликтами. Их реконструкция помогла воссоздать не только атмосферу реальных служебныхбудней и корпоративную этику губернских администраций, но и понять, по какому принципу вместных аппаратах складывались различные «партии» и как на это реагировал генерал-губернатор.

Наиболее впечатляющие результаты эти техники исследования показали при выяснении обстоятельств отрешения от должности олонецкого губернатора П. А. Лачинова и самого генерал11Впрочем, эта мысль не нова для историков. В свое время один из основателей школы «Анналов» М. Блокзаметил, что люди в своей повседневной жизни чаще руководствуются «кодексами моральными, профессиональными, светскими, часто требующими от нас совсем иного, чем кодекс законов как таковой» (Блок М. Апология истории или ремесло историка М., 1986.

С. 84).12Норт Д.: 1) Институты, идеология и эффективность экономики // От плана к рынку. Будущее посткоммунистических республик. М., 1993. С. 310; 2) Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 17–20, 56, 60–66; Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества.

М., 2011. С. 5.13Последнюю методику впервые в отечественной историографии применила М. Н. Матханова в работе«Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX в.: Проблемы социальной стратификации» (Новосибирск, 2002).15губернатора С. И. Миницкого. В частности, реконструкция «дела о взятках» в окружении генерал-губернатора позволила выяснить, что неформальным лидером в этом окружении и главнымразработчиком преступной схемы был правитель его канцелярии — А. Шамарин (смотри § 8.2диссертации).Однако после структурно-функционального «препарирования» всей системы государственных органов власти и управления, принимавших участие в деятельности архангельскогогенерал-губернатора, и самого этого института, а также проведения реконструкции конкретныхисторических событий, ситуаций и конфликтов, которые он решали или в которые он попадал,необходимо было вновь собрать воедино данный институт и «вписать» его в более широкий контекст, т.

е. совершить переход от микро к макроанализу. Наиболее плодотворным и адекватнымпредставляется имперский контекст, акцентирующий внимание на общей специфике того государства, частью которого являлось интересующее нас генерал-губернаторство. А специфика этасостоит в том, что российское государство относилось к особому типу — империи. Несмотря наведущиеся до сих пор дискуссии по поводу классификации империй, практически все их исследователи выделяют две «родовые» черты, объединяющие разные виды империй, а именно: ихогромные размеры и гетерогенность управления и населения14.

В связи с этим крайне важноезначение для любой империи приобретает поиск эффективной модели выстраивания отношений«центр — периферия». Одним из способов решения этой проблемы в Российской империи является появление с конца XVIII в. более крупных, нежели регионы, макрорегионов и создание соответствующих им институтов надзора и управления — генерал-губернаторов (наместников).Однако исследователи отмечают асимметричность реально существовавшей модели территориального устройства Российской империи, заключавшейся в том, что ее части обладали разнымправовым статусом и уровнем самостоятельности.

Самым низким уровнем самостоятельностиобладали так называемые «великорусские губернии», т. е. губернии, управлявшиеся на основе«Учреждений для губерний» 1775 г., и, соответственно, генерал-губернаторства, составленныеиз них. К такому типу относилось и исследуемое в данной диссертации генерал-губернаторство.Однако было предположено, во-первых, что «частные» изъятия из общего закона моглиприменяться не только к пограничным и национальным окраинами, обладавшим более высокимуровнем самостоятельности, но и к ним; во-вторых, что активную роль в процедуре разработкиСм., напр.: Суни Р. Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теории империи // Ab imperio.