Диссертация (Фронтовая повседневность российских солдат, август 1914 – февраль 1917 г), страница 57

Все эти семьистрадали от отсутствия регулирующих мер, широко применявшихся во всехвоевавших странах. Об этом знали и писали в своих письмах солдаты,сравнивая порядки в социальной сфере в России и в Германии. Нонедовольны были и солдаты из производящих районов страны, где крестьянеРГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 299об., 309, 312, 329об., 360–360об.; Ф. 2067.

Оп. 1.Д. 2935. Л. 805об., 808–808об., 882, 878об.–879, 925; Д. 2937. Л. 45, 61, 10, 109об., 375;323, 318об., 335, 336, 388об., 399; Д. 3863. Л. 1об., 2, 89, 243, 341.939253наоборот, наживались на спекуляции и поэтому были недовольны мерамиправительства по ее сдерживанию 940.Главноезначениепроблемыдороговизны,неустройстватылазаключалось в том, что они полностью заменила собой собственно вопросывойны. Если раньше солдаты обычно жаловались домашним на трудностижизни на фронте, то теперь, с осени 1916 года, именно письма на фронтстали источником пессимизма и тревоги среди солдат. Особенно негативносолдаты восприняли введение продразверстки зимой 1916–1917 гг., считая еепрямым покушением на свое хозяйство.

Сообщения об этом тем более былитяжелы, что они совпали с резким кризисом продовольственного снабженияряда областей, включая столичные регионы, в необычайно снежную зиму.Эти события объединили всю армию в особом внимании к слухам о бунтах,прежде всего в городах. На фронте стали распространяться представления о«конце света» в результате дороговизны.

Солдаты желали только концавойны и наступления мира941.Через дороговизну резко обострилась привязанность солдат к дому 942.Начался пересмотр навеянных пропагандой понятий о родине, требовавшейзащиты в войне. Как никогда для солдат стало понятно, что «родина – этодом и близкие, а не учебник Иловайского»943. Тоска по родине нарастала помере затягивания военных действий.Тяжелое впечатление на армиюпроизвела волна беженцев в 1915 г., усилив желание увидеть своих родных.Семейная тема стала преобладающей в письмах с осени 1915 г.

Скука сталавосприниматься именно как тоска по родным, по семье. И главной темойРГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 201, 209об., 296, 282, 296об.; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2937.Л. 399; Д. 2935. Л. 271, 582, 632, 769об.941РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863.

Л. 150–150об., 203об., 196об. 259об., 199об., 262,288об., 369.942Симаков В.И. Новейший военный песенник «Прапорщик». М., 1916. С. 9; ФедорченкоС.З. Указ. соч. М., 1990. С. 61–62, 69, 70; Войтоловский Л. Указ. соч. 1927. Т. 2. С. 79, 259;1928. Том 1. С. 134–135.943Федорченко С.З. Указ. соч. Киев, 1917. С. 96; М., 1990. С. 11; Царская армия… С. 25;Симаков. В.И. Частушки про войну, немцев, австрийцев, казаков, рекрутчину, любовные ит.п. Пг., 1915. С.

8, 13; Войтоловский Л. Указ. соч. Т. 2. Л., 1927. С. 33.940254писем были родные, жена, хозяйство. Количество таких писем постояннонарастало вплоть до 1917 г.944Сведения из деревни говорили о царящей там скуке, отсутствиимолодежи, что для солдат представлялось как «гибель», «разорение» нетолько крестьянского хозяйства, но всего крестьянского мира. В этойситуации война представлялась бессмысленной, а служба – без пользы.Особенно обмен жалобами на солдатское житье, с одной стороны, и натягости деревенской жизни – с другой, учащались во время праздников,вызывая новые вопросы о конце войны, о мире, о восстановлении довоеннойжизни945.Чувства ностальгии, тоски по родине, бывали у крестьян и раньше, вовремя отходничества, время которого обычного укладывалось в годичныйцикл, связанный с рождением ребенка и получением паспорта для поездки наработы. Подобная тоска начала проявляться у солдат уже с зимы 1916 г.Главными темами писем становились вопросы о жизни, семье и заботы оней, о поведении жен и родных, о домашних делах, об отпусках и т.п.

Ноособенно «тоска и отчаяние» стали захватывать массу солдат осенью 1916 г.,после года пребывания вне дома крестьян-фронтовиков, в основной своеймассе взятых на фронт именно осенью 1915 года, т.е. по истечении обычногоцикла отходничества. Письма этого времени полны выражения крайнегоотчаяния, особенно остро переживавшегося осенью, в период, когдазаканчиваются сельскохозяйственные работы, то есть вообще заканчивался ивновь начинался цикл семейной жизни. Ситуация обострялась еще больше всвязи сотсутствием отпусков. Тем более остро переживалась тоскафронтовиками, по три года не видавших родных.

В этой ситуации главнымиценностями были не победа, а желание увидеть «дорогую жену и дорогогосыночка». Война представлялась тюрьмой, неволей, в то время как семья,Войтоловский Л. Указ. соч. Л., 1927. Т. 2. С. 248; РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 2–2об. 79, 105, 100; Ф. 2003. Оп. 1.

Д. 1486. Л. 6, 12а.945РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 111, 203, 246об., 282, 287, 299, 345об., 356; Д. 905. Л.28; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 744; Д. 3863. Л. 190, 224.944255дом ассоциировались с «волей»946. С наступлением осенних дождей скука вокопах и тоска по семье еще более усиливались. Цензура констатировалатяжелое, подавленное настроение солдат в связи с желанием повидать семью,но объясняла такое настроение исключительно погодой.

Солдаты прямовыражали отчаяние, нежелание жить, а лучше «идти к германцу и головуположить»947.Проанализированный материал показывает особенность фронтовойповседневности солдат в виде постоянной заботы о доме, хозяйстве. Этоявилось дополнительным основанием к желанию солдат уйти с фронта, чтоподчеркивало их несоответствие явлению «рабочий войны», требуемомувойной нового типа.§ 2. Гендерные основания морального кризиса русской армииСовременнаявойна,еетяготы,отчуждениеобостряетжеланиерелаксации в интимном плане, ставит вопрос о связи солдата с его семьей.

Вотечественнойвоенно-историческойантропологиигендерныйаспектрассматривается только при характеристике фронтовой морали, прежде всегоженщин948.Восвобождениязападнойчувстваисториографииотстатуснойширокоиерархииизучаетсясемейнойпроблемажизни,канализирования или блокирования сексуальной энергии, превращения ее вРГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 78об., 113, 124об., 125; Ф.

2067. Оп. 1. Д. 2935. Л.183об.–184, 303, 374, 183, 303об., 279, 614.947РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2937. Л. 257, 314–315, 431–432об., 402об.; Д. 3863. Л. 22,163, 263, 263об.; Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 335, 354.948Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. М., 1999. С.160–170; Сенявская Е.С. 1941–1945: фронтовое поколение.

Историко-психологическоеисследование. М., 1995. С. 100–102, 184, 186–188, 194–196; Сенявская Е.С. Человек навойне. Историко-психологические очерки. М., 1997. С. 93–94.946256перверсии, психические болезни и т.д.949 В данной главе сделана попыткавыяснить влияния сексуального опыта, полученного в ходе фронтовойповседневности, на социальное поведение русского солдата.Висторико-антропологическомподходенеобходимовременное пребывание на современной, тотальнойучитыватьвойне человека,имеющего свой довоенный социальный опыт и находящегося в процессерешения социальных проблем, в том числе семейных.

Этот опыт коснулсявсего состава армии, состоявшей в начале войны на 70% из женатых мужчин,а в 1917 г. – на 30%950. Особенность семейного опыта подавляющегобольшинства жителей России начала XX века заключалась в переходномсостоянии семьи, от большой к малой, включавшей только супружескуюпару и их детей951. Большая, патриархальная семья формировалась ифункционировала на основе хозяйственных, а не личностных (любовных,сексуальных, родительских), как в современном обществе, отношений. Этоподтверждается многочисленными фольклорными данными, описаниямибыта крестьян952. Сексуальную жизнь женатых мужчин в деревне можнохарактеризовать как неудовлетворенность, а их сексуальное поведение как несамодостаточное, не обладавшее внутренней ценностью953.

Сексуальныйопыт женщин представлялся как «компенсаторное насилие»954, широкораспространенное в деревне955. Отрицательный брачный опыт имели иLeed E.J. No Man's Land: Combat and Identity in World War I. Cambridge, 1979. Р. 45, 114,156–161.950Рассчитано по: Россия в мировой войне 1914–1918 года (в цифрах). М., 1925. С. 49;РГВИА. Ф. 16196.

Оп. 1. Д. 146. Л. 1–8; д. 147. Л. 192–204; Д. 148. Л. 82–90; Д. 149. Л.370–376, 410–445, 447–466.951Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало ХХ в.) Т.1. СПб., 1999. С. 227, 229, 243, 249, 266–269.952Щекин М.В. Как жить по-новому. Кострома, 1925. С. 15–17; Внуков Р. Указ. соч. С. 25;РГАЛИ. Ф. 1518 (фонд В.И. Симакова). Оп.

4. Д. 9. Л. 26, 27, 71, 94, 95, 121, 142, 150,214; Симаков В.И. Сборник деревенских частушек. Ярославль, 1913. Стб. 285–308.953Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., 1996. С. 171–173.954Трошин А.А. Социальная деструкция как объект культурологического анализа.Автореферат дисс. к.ф.н. М., 1999. С. 20.955РГАЛИ. Ф. 1518. Оп. 4. Д. 9. Л. 74, 122, 231.949257женщины,рассматривавшиеПодчиненноепоотношениюсвоекзамужествомужчинамкакналожничество 956.положениеженщин,аследовательно и сексуальный опыт, закреплялись как в обычном, так и вгражданском праве 957. Стремление молодежи сделать любовные отношенияосновой брака далеко не всегда были успешны958, что являлось проявлениемгруза традиций в брачно-семейных отношениях959.

Особенности семейногобыта в деревне определяли и противоречивое поведение женатого мужчины:междупопыткамизавести«добавкунастороне»ипризнаниемнеудовлетворенности своего семейного статуса, что часто вело к пьянству 960.Неженатая молодежь воспринималаограничения в интимной сфере какдиктат взрослых в корыстных целях. Наложение возникавшей из этойситуации конфликта отцов и детей на социально-экономические иполитические противоречия носило потенциально взрывной характер иявлялось особенностью всего общественного настроения сельской Россииэпохи войн и революций961.Посколькусексуальныеотношенияинкорпорированывпроизводственные и социальные отношения в деревне, то и сексуальныйопыт солдат-крестьян, составлявших подавляющую часть русской армии,можно рассматривать как часть социального опыта в условиях мировойвойны, причем как в деревне, так и на фронте.